Ядро и Окрестность

Костя остро взглянул на Максима. Углы его глаз блеснули куском стекла.

– Эта война последняя. Другой не потерпят.

– Тогда что станет с миром?

– Будет расти.

– Без конца? – Максим развел руки.

– Что ему помешает?

– Он наберет вес, станет рыхлым, потеряет скорость, успокоится на самом себе.

– По-твоему, опять война?

Костя замедлил шаг, потом и вовсе остановился. Он забыл о том, что шел домой, и стоял над Максимом, высокий и тонкий, держа в обеих руках сумку с учебником физики. Та покачивалась на шнурке в такт его мыслям.

Максим с удивлением понял, что именно мысли, невидимые и бесплотные, раскачивали тяжелую самодельную сумку. Он привык считать вещество главным. Все начинается с него. Мыслям отведено место в самом конце. Как только оно почувствует влечение к одной из них, тут же вбирает. Хотя не исключено, что все гораздо сложнее. Мысли действуют на вещество, побуждая его к движению. Если кусок карбида бросить в лужу, он вспузырится и поскачет по воде. Недавно он проходил мимо тарелки, висящей на столбе. Она говорила об энергии масс, а также об идеях, которые ее будят. Идеи, догадался он, это те же мысли. Все три начала замыкаются в кольцо, по нему течет ток событий. Все события никогда не повторяются, потому что начала берутся в разных пропорциях. Это как цифры, их немного, но можно составить любое число. Допустим, есть большая идея и мало энергии, такое событие похоже на человека с крупной головой, но слабым телом. Бывает и наоборот. Важно понять, в чем отличие между войной и миром в применении к началам.

– Я думаю, они части одного целого, – сказал Максим. – Сейчас война отдала все, что у нее было.

– Наоборот, взяла. Она питается уже готовыми вещами, сама ничего не создает.

– Но ведь она существует, пусть с перерывами, то есть, то нет. Мало того – развивается. Разве сравнить прошлые войны с нынешними. Дошло уже до мировых. Как будто они соревнуются. Мир соединяет и связывает. Она не отстает в разрушении.

– Соизмеримы? Ну и что. Все правильно. Техника боя ничем не хуже остальной. Да ее и производят на тех же заводах.

– У нее есть свое основание, значит, не просто поглощает построенное. Раз постоянно возникает, то нужна, иначе ее не объяснить.

– Кому?

– Миру. Кроме них, ничего другого нет. Хотя середина тоже бывает. За ней надо следить. Она показывает, в какую сторону дует ветер.

– По-твоему, все-таки дает? Тогда назови что.

– То, чего больше. У каждого из них одно в избытке, другого не хватает, вот они и делятся, раз принадлежат целому.

– Целому, говоришь?

– Уверен. Одним и тем же людям, делающим швейные машины и винтовки.

– Что у нее за душой, кроме убийства и разрушения?

– Я потому и заговорил с тобой, с миром разобраться проще, он больше войны и медленнее, знает свое место. Она состоит из перемен, часто внезапных.

– Думаешь, больше?

– Да, он длиннее и шире, она тяжелее.

– Но тяжесть берет не от себя, ведь сама ничего не создает и не может?

– Нет.

– Тогда кто из них массивнее?

– Они стоят на разных концах, уравновешивают друг друга. Иначе не качались бы на перекладине.

– У войны плечо длиннее. Немцы подступили к Сталинграду, мы взяли Берлин. Пространство постоянно ходило из стороны в сторону, сейчас успокоилось и отстаивается в берегах мира. И потом, рассеянное вещество – не масса. Собранное в кулак наливается свинцом. Чего же все-таки больше у каждого?

– Война состоит из тяжелого, то есть сжатого пространства. Мир, наоборот, велик, но разбросан, то есть занимает всю страну.

– Вообще-то война переступает границы стран, – возразил Костя.

– Состоит из тяжелого, но ищет легкого, потому и переступает, у нее нет определенного места, боевые действия находятся в постоянном движении, как только его теряют, перестают быть собой.

– Что отсюда следует?

– Я и хочу понять. Оба хотят своего, тянут в разные стороны и в то же время достраивают друг друга до целого.

– С чего ты решил, что достраивают? Миру не нужны сражения и смерти. Война – другое дело, зарится на чужое добро, не зная покоя, пока его не расхитит. Не достраивают, а враждуют. Не думай, что над ними дуга, – Костя споткнулся на слове, – дуга коромысла, как над ведрами с водой.

– Согласен, совсем разная природа. Он избегает столкновений, но тут другая беда. Он не самодостаточен. Мы к нему привыкаем, только он, ничего другого. А война появляется из-за угла, необъяснимая и страшная. Заметь, люди помнят о ней, рассказывают, она служит мерой. Мир со временем покрывается пылью. Широк и просторен, о нем не говорят, вот и покрывается налетом забвения, как немытое стекло.

– Мерой чего она служит?

– Мерой движения, только не нашего с тобой, отдельного, а всеобщего. Войны ведут не люди, а страны.

– Почему движения? Мир тоже стоит на скорости, как сейчас. Постоянно возникает новое, страна широко шагает.

– Каждая большая война приводит с собой новое время, от него и идет счет. А широко шагает, потому что еще не успел отделиться от войны. Отойдет подальше – устанет.

– Первый раз такое слышу. По-твоему, постареет, замедлив поступь?

– Война и мир живут в разных временах. Война совершает прыжок из засады подобно тигру. Переваривает добычу мир, и делает это медленно. Потому и кажется, что он один на земле, а война случайна. Рано или поздно он теряет силу и бодрость. Война приходит ему на смену, полная молодости и энергии. Сейчас мы почему растем? Восстанавливаем. То есть ступаем по собственным следам. В прошлом проложили, теперь повторяем.

– И правильно, зачем идти нехоженой тропой.

– Я тоже считаю, не надо. Старое поднять легче, но разгребем руины, и мир окажется перед лицом неизвестности.

– И что?

– Так она глушит скорость. Не знаешь, куда повернуть, приклеен к точке.

– Обязательно поворачивать? Перед нами прямая дорога.

– Мир расположен в пространстве, оно потому так и называется, что состоит из разных направлений. Эта война была самой большой из известных, значит, и распахнула вокруг себя необъятные дали.

– Как так распахнула, при чем здесь дали?