Бастард бога

– Империи Криса Великого, которая закончила свое существование более шести десятков лет назад. Я тебе как-нибудь расскажу. Так вот в наследство от империи остались деньги, которые ходили в ее бытность, они так и называются империалы: золотой и серебряный. Один золотой империал – это десять данеров или десять серебряных империалов. Как видишь, серебряный империал равен золотому данеру. Эх, измельчал мир, – как-то тоскливо вздохнул альв.

«Старший, по-моему, сейчас наша Медая совершит смертоубийство», – послал зов Сай.

– Вижу, – вслух произнес Атей.

– Да, Призрак, империя – это империя, – задумчиво протянул Лайгор, но, поняв, что парень говорит совсем о другом, спросил: – Постой, ты о чем?

– Да вон Медая сейчас Хроку глаза выцарапает, – показал он в сторону стоящих фургонов, в которые уже давно были запряжены лошади. Рядом с ними о чем-то сильно спорили купец и Пышка, постоянно кивая на приплясывавшего рядом черного, как смоль, жеребца, которого удерживали два погонщика за растянутые поводья.

– Надо посмотреть, – пружинисто поднялся Атей. – А то ведь не удержится, приложит торгаша чем-нибудь. А рука у нее тяжелая, один висельник уже испытал это.

– Это точно, – согласился с ним Лайгор, поднимаясь вслед Призраку.

Как оказалось, спор развернулся вокруг того самого жеребца, которого ушлый купец почему-то решил забрать себе. Сам Атей не обратил бы на это никакого внимания, их повозка запряжена, а остальное, как и договаривались, он возвращал купцу. Однако Медае это почему-то не понравилось, вот и развернулся у них нешуточный спор, грозящий перерасти в рукопашную схватку. Как уже понял парень, Пышка была из тех людей, что чужого не возьмет, но и своего не отдаст. Кстати, они с Даринкой уже приоделись и теперь в скромных на первый взгляд, но добротных и чистых дорожных платьях смотрелись совсем по-другому. Ни одному разумному не пришло бы в голову, что еще вчера вечером они были рабынями. И на каждой были подаренные Атеем височные кольца. Даринка, нет-нет да скосит на них взгляд, скорее всего, это были первые в ее жизни украшения.

– Что здесь происходит? – поинтересовался он у девушки, когда они с Лайгором подошли к столпившимся тут же караванщикам.

– Глава, – немного остыла Медая, увидев Атея. – Хрок ограбить нас хочет.

– Не понял? – посерьезнел Призрак.

– Наговаривает девка, – вскрикнул купец.

– Ты, Хрок, следи за своим языком, – потянуло от голоса парня морозцем. – Девкой ее могу назвать только я, так как она мой родич, и то, если провинится, а для тебя она Медая Пышка из рода Сайшат. Ты все понял?

– Да, господин, – струхнул купчишка.

– Так о чем тут крик? – повторил он свой вопрос.

– Вы же сами сказали, что Медая отберет для вас одну повозку, коней в нее и необходимые вам вещи, а все остальное вы возвращаете мне.

– Да, так и было, – подтвердил Атей его слова. – Кроме трофеев.

– Вот, – воскликнула Медая. – Кроме трофеев, а этого коня в караване не было.

– Ну откуда ты знаешь, Медая? – снова возмутился купец. – Вы все время в кибитке просидели, нос наружу не вытаскивали.

– Ай, ай, ай, Хрок, – закивал головой Лайгор. – Призрак, а он, и правда, хотел тебя обокрасть, да еще как обокрасть. Вот этот красавец, – показал он на жеребца: – не кто иной, как матиеец, причем чистокровный. Самая дорогая порода лошадей, выведенная давным-давно в империи. Адым, я прав?

– Прав, Узелок, – подошел пошатывающийся урукхай. – Во всем прав. Это двухлеток-дикарь. Откуда его Шамрай взял – уже никто не узнает. И стоит он как минимум пять сотен золотых.

– Фиу, – присвистнул Атей и покачал головой. – Вот значит, как ты за добро мне отплатить хотел, Хрок.

– Господин, – тут же бухнулся ему в ноги купец. – Не губи. Убытки хотел восполнить.

Призрак посмотрел на лебезящего купца хмурым взглядом и, наконец, сказал:

– Сделаешь еще что-то подобное – пожалеешь.

– Никогда, господин, никогда больше, – поднимаясь, затряс головой торгаш.

– Призрак, только он не объезженный, – между тем продолжил Адым Лошадник, как видно не просто так получивший свое второе имя. – Скорее всего, Шамрай его у ловцов отбил. Чистокровных в обжитых землях почти нет, а те, что есть, – все наперечет. Полукровок хватает, тоже хорошие кони, а чистокровных мало. И если появляется новый матиеец в королевствах, то только по заказу, мало разумных, которые готовы выложить за лошадь пять сотен золотых. Отличная лошадь, если приручаются, становятся верными и послушными как собаки.

– А что, бывает и не приручаются? – удивился парень.

– Бывает, – кивнул Адым. – Вот этот, кажется из таких.

– С чего взял?

– На копытах есть подковы, но седло если и надевали, то совсем ненадолго. Пытались объезжать, но ничего не получилось, я так думаю.

– Если так думает Адым, так и есть, – сказал Хальд. – Я не видел лучшего знатока лошадей.

Черный жеребец, удерживаемый двумя мужиками, косил свой фиолетовый глаз на разговаривающих воинов. Он уже показал им свой норов, разбив одному из мужиков нос, и теперь немного успокоился. Но судя по тому, как дрожали его мышцы, все еще был напряжен. А вскоре вообще задрожал, широко раздувая ноздри.

«Сай?»

«Да это я, – из-за спины Атея появился Кот. – Боится, но коняшка знатная. Я улавливаю обрывки его чувств».

«Кажется, и у меня это, получается», – проговорил мысленно Призрак, действительно уловив, как ему показалось, эмоции коня. Там были и непокорность двуногим, и тоска по воле, где можно мчаться наперегонки с ветром, и любопытство, что, наверное, и сгубило его и позволило изловить.

– Медая, дай горбушку хлеба побольше и посыпь ее солью, – протянул Атей руку, пристально глядя на жеребца.

– Бесполезно, Атей, – покачал головой урукхай, которому все труднее было стоять на ногах. – Не купится он на это.

– Посмотрим, – ответил парень.

Медая скоро поднесла краюху ржаного, немного черствого хлеба, круто посыпанного солью. Атей забрал угощение и медленно направился к жеребцу. Увидев приближающего воина, конь неожиданно резко рванулся, вырывая из рук одного из мужиков поводья. Но это было его последним успехом. Метнувшийся к нему Призрак не дал встать ему на дыбы, крепко ухватив двумя пальцами за нежные ноздри. Жеребец обиженно заржал, но попыток вырваться больше не предпринимал, слишком много боли ему приносили ногти этого двуногого, впивающиеся при каждом движении в его плоть.

– Спокойно дружок, спокойно, – как можно более мягким голосом зашептал воин, стараясь вместе с этим послать волну успокоения животному. – Я не обижу тебя. Как можно обижать такое сильное и красивое животное? Посмотри внимательнее на меня и на Сая, ведь мы очень похожи на тебя. Мы, как и ты, любим свободу и независимость. Сай ходит на четырех лапах, а я на двух – и между тем мы самые близкие с ним существа в этом мире, такими и останемся. Ты очень любопытен, тебе мало стало степных просторов, или где ты там обитал? Я угадал? Угадал. Но тебя сразу захотели поставить под седло. Если хочешь, я отпущу тебя прямо сейчас, но тогда ты не увидишь ничего нового и снова окажешься там, откуда пришел. А если хочешь, можешь присоединиться к нам с Саем. Да, я буду иногда пользоваться твоими услугами, но взгляни с другой стороны – какие новые горизонты откроются перед тобой. А то, что с нами скучно не будет – я тебе обещаю.

Может, Атею и показалось, но ему вдруг подумалось, что конь его понял, во всяком случае, когда он отпустил ноздри, тот остался стоять совершенно спокойно и протянутое угощение принял с благосклонностью, захрумкав черствой горбушкой.

– Отпусти, – парень вырвал у второго мужика, который все еще удерживал жеребца, поводья. Отстегнул их, оставив на коне только уздечку, которую, немного подумав, тоже снял. Все-таки он обещал его отпустить хоть сейчас. А вдруг жеребец все же захочет уйти? Что ему, так и носить на голове это «украшение»?

– Решай, дружок, – прошептал в ухо коню Атей и похлопал его по сильной шее.

Когда Призрак повернулся к остальным, то увидел потрясенные взгляды, направленные на него. Разумные, вообще, все то короткое время, что знали его, не переставали удивляться этому странному воину. Каждое его новое действо порой ввергало их в ступор. То, что он первостатейный воин, они уже поняли. Но как? Как, хурги его задери, он так быстро смог договориться с матийцем-дикарем, что тот принял из его рук угощение? Эти своенравные кони начинали принимать угощение с рук (причем только своих хозяев) лишь тогда, когда их воля была уже сломлена. А этот взял и теперь хрустит соленой горбушкой, прикрывая от блаженства глаза. Тут одно из двух: или ему помогают сами боги, или он спутался с нечистым[12 - Нечистый – аналог дьявола на Тивалене.] и его слугами. Ну, не укладывалось у них в голове поведение Призрака и, главное, его способности.

– Н-да, – задумчиво проговорил Адым. – Если бы я все не видел своими глазами, то никогда бы не поверил в это. Ты как ряшка, Атей, открываешь первую, а под ней еще одна, но уже другая, совсем не похожая на первую. И в ней тоже скрывается ряшка, только вот какая – никто не узнает, пока не откроешь. И самое главное, сколько этих ряшек скрывается одна в другой?

Пока Лошадник произносил свою речь, парень смотрел на него с легким недоумением.

– Знаешь, Адым, – сказал он, когда урукхай закончил. – Я вот стою, слушаю тебя и не пойму. Ты меня сейчас оскорбил, назвав ряшкой, или наоборот – сделал мне комплимент?

Воины дружно заржали.

– Понимаешь, Призрак, – отсмеявшись, сказал Лайгор. Именно альв взял на себя обязанности негласного наставника Атея, поясняя ему те или иные моменты из реалий Тивалены. – Ряшка – это такая деревянная игрушка. Вернее сказать, этих игрушек несколько, и все они прячутся одна в другую, начиная с самой маленькой. Иногда их количество достигает дюжины. Ее появление в этом мире приписывают самому Крису Великому, правителю империи. Сидя как-то в задумчивости, он нарисовал эту игрушку. На вопрос одного из мастеровых, бывшего свидетелем этого: «Что это такое?» Крис ответил, что это детская игрушка, и пояснил тому, что она собой представляет и как называется. Название было на каком-то незнакомом мастеру языке, из которого он понял только «ряшка». Именно под этим названием предприимчивый человек вскоре и показал первую деревянную игрушку. Тогда это было всего три ряшки, упрятанных одна в другую. Но игрушка так понравилась народу, что уже скоро многие деревщики стали клепать их различных размеров и раскрасок.