И уже очень скоро оказался доступным для человеческого взгляда. Очень похожим на человека. Совершенно подобным.
При встрече с ним любой представитель старшего поколения обитателей «Кита», возможно, воскликнул бы:
– Инспектор? Вы? Какими судьбами?..
Хотя, если подумать, то вряд ли встреча прошла бы именно так. Скорее всего она не обрадовала бы человека. А еще вероятнее – испугала. Заставила бы подумать, что с рассудком у него не все в порядке.
Потому что всем было давно известно, что Петров мертв. Умер. Или, точнее, погиб при совершении подвига, и предполагаемая планета стала его гробницей.
А тот, кого мог бы встретить обитатель «Кита», был как две капли похож именно на покойного инспектора Петрова.
Если бы Проницатель предполагал, какие чувства его новый – после воплощения – облик способен произвести на здешнего человека, он, пожалуй, еще подумал бы, стоит ли избирать для ведения переговоров именно такой способ.
Хотя что-то он, возможно, и предполагал – или хотя бы чувствовал. Потому что вряд ли можно считать чистой случайностью, что он избрал для проникновения и контакта именно ту часть корабля, где обитали молодые. Те, кто о Петрове что-то слышал, но в глаза его никогда не видал. А портретов инспектора на корабле не было.
Похож Проницатель на Петрова был потому, что для воплощения он даже не стал копировать тело; он просто-напросто его использовал. Это давало возможность не опасаться каких-то неточностей.
Таким образом, в глубь новой планетки погрузилось нечто, а вынырнул оттуда инспектор Петров собственной персоной.
Вынырнул и – нимало не смущаясь тем, что передвигаться пришлось в пустоте, – полетел к кораблю. Именно туда, где Проницатель бывал уже в своем нормальном существе и успел обеспечить свою безопасность от каких-либо угроз. Поскольку неуязвимых существ не бывает, то и у Проницателя, естественно, были свои уязвимые места.
За несколько минут он достиг поверхности «Кита», а еще через секунду-другую исчез под нею.
Теперь ему оставалось лишь ознакомиться как следует с внутренним устройством корабля и найти в нем кое-какие инструменты. Они не были бы нужны для переговоров. Но Проницатель помнил, что в случае неудачи он должен уничтожить объект. Для этого предстояло работать с веществом – следовательно, обладать и вещественными инструментами. Масса корабля была слишком велика, чтобы с ним можно было покончить, используя тот ограниченный запас энергии, каким располагал Проницатель.
Для людей его вторжение осталось совершенно незамеченным.
Глава 4
Земля
Физика доктора Авигара Бромли лихорадило. Возможно, даже температура поднялась намного выше нормальной, и лоб был в поту. Но винить в этом простуду или какого-нибудь зловредного микроба было бы совершенно неправильно. И сквозняки, и инфекция были тут никоим образом ни при чем.
Нервы, нервы…
Собственно, а что удивительного?
Впрочем, нервы – это уже во вторую очередь. А первоисточником зла сделалось научное наследие доктора Хинда, в котором Бромли, оказавшись в составе комиссии, начал разбираться сперва с немалой досадой (повод весьма печальный, чувствуешь себя кем-то вроде могильщика, а к тому же еще и безвозвратная потеря времени), затем – с нарастающим интересом, а вот теперь еще и с вовсе странным чувством: смесью досады, зависти, обиды и даже возмущения.
На то были свои причины.
Заключались они прежде всего в том, что доктор Бромли вот уже почти двадцать пять лет вел определенные исследования по контракту с Главным штабом Защиты Федерации…
* * *
Юрия Еремеева волновало совсем другое. Ничего удивительного. Он не знал не только о гибели доктора Хинда, но и о самом существовании ученого. У молодого спасателя были свои заботы и проблемы.
Последнее время его заботили прежде всего сны. Они были тревожными и печальными. После них он просыпался совершенно не отдохнувшим, наоборот – болела голова, дрожали руки, и даже сердце давало сбои.
Начавшись не так давно, сны стали сниться ему каждую ночь – регулярно, словно были кем-то запрограммированы. Хотя прежде, за все двадцать два года его жизни, ничего похожего с ним не происходило.
Ему снилась мать.
Он помнил ее очень смутно. Мальчику было четыре года, когда корабль, на котором она с отцом возвращалась, как ему потом объяснили, из поездки на далекую Антору, попал в какую-то аварию и не смог вернуться ни на Землю, ни на какую-либо другую планету Федерации. Хотя никто не говорил, что корабль погиб вместе с находившимися на нем людьми, но какая разница – как называть? Все равно, родителей Юрий лишился и постепенно привык к этой мысли, тем более что материально он не очень пострадал: компания «Трансгалакт», которой принадлежал исчезнувший корабль, назначила ребенку пенсию, достаточную, чтобы он мог жить и учиться в неплохом интернате, куда его определили, и потом закончить образование и получить специальность. Когда пришла пора выбирать, он предпочел работу, связанную с природой, и вот уже четыре года жизнь его проходила по большей части в высоких нагорьях Азии, а в городах ему приходилось бывать редко. От этого Юрий, кстати, не страдал; похоже, он не очень нуждался в обществе себе подобных.
И все было хорошо и спокойно – пока мать не стала навещать его во сне каждую ночь.
Она была не такой, какой рисовали ее полустертые воспоминания, но старше и без той постоянной улыбки, запомнившейся сыну, пожалуй, больше всего. Наоборот: она выглядела грустной, порой даже на ее глазах блестели слезы. И ничего не рассказывала, не объясняла; каждую ночь просила только об одном: чтобы он откликнулся, поговорил с нею, рассказал, как ему живется, помнит ли ее и отца.
У нее же, по ее словам, все было хорошо.
И он во сне, разумеется, разговаривал с нею, о чем-то рассказывал, что-то спрашивал. Жаль только, что, проснувшись, помнил лишь то, что говорила она, и напрочь забывал то, что отвечал и о чем спрашивал сам.
Первые несколько ночей эти неотвязные сны казались ему интересными. Потом начали раздражать. А ощущение, что мать просит его о помощи, а он и представления не имеет, как ей помочь, со временем стало совершенно выводить его из себя. Юрий чувствовал, что становится нервным и все хуже контролирует себя. Он понимал, что для человека, одиноко живущего вдалеке от больших поселений, в условиях, где каждый неверный шаг может оказаться последним, такое состояние достаточно опасно.
Поэтому, когда никакие его усилия не помогли избавиться от привязчивых снов, он решился, запер свой дом и улетел в город, чтобы посоветоваться с невропатологом.
Врач, внимательно выслушав, сказал:
– Конечно, я могу дать вам лекарство. Но нет таких, что избирательно действуют только на сновидения. Наши средства просто притупят вашу восприимчивость – а это, насколько я понимаю, вашей работе противопоказано.
С этим нельзя было не согласиться.
– Что же мне делать? – спросил обескураженный Юрий.
– Если хотите, я дам вам адрес другого врача. Он работает во второй традиции. Думаю, он сможет помочь вам больше, чем я или мои коллеги.
– Вторая традиция? Что это такое?
Юрий раньше к врачам не обращался, потому что не болел.
– Они работают без лекарств. Пользуются старинными способами… Но они сами вам расскажут лучше. Врач, о котором я говорю, – мой давний приятель, и за него я могу поручиться. Хотите?
– Хорошо. Попробую…
И Юрий незамедлительно отправился по названному адресу.
Там его приняли почти сразу. Снова пришлось рассказать – и не только о своих снах, но, одно за другим, по сути, всю свою недолгую жизнь.
Когда он закончил, врач заговорил не сразу. И сказал вовсе не то, чего ожидал молодой человек.
– Освободить вас от этого, конечно, можно. Нет никаких сложностей. Но вот – нужно ли?
– Не понимаю вас…
– Вы можете остаться в городе на ночь? Работа стерпит?
– Н-ну, до завтра – пожалуй, – ответил Юрий, подумав.