Здравствуй, земля целинная. Книга первая

– Конечно, Никита Сергеевич, вы лучше разбираетесь в жизни, у вас больший жизненный опыт, в вас имеется врожденная интуиция. – Брежнев искренне говорил это, ибо ему не нравился этот выскочка Шепилов, и ему всегда казалось, что Хрущев отдает предпочтение этому щеголю, от которого всегда разило французскими духами.

Никита Сергеевич молча, налил по рюмках водку и сказал.

– Я пью за то, чтобы мы всегда оставались настоящими коммунистами, и не сворачивали с пути, который указал нам великий Ленин.

Брежнев, конечно, не мог отказаться выпить по такому поводу.

– На днях я должен лететь в Китай с правительственной делегацией на празднование пятой годовщины образования КНР. Вот я хочу посоветоваться с тобой, Леня, как с членом Президиума.

– Конечно, я рад выслушать и высказать свое мнение.

– Понимаешь, Леня, китайцы хорошие ребята, тем более мы получаем такую поддержку социалистического лагеря. В 17 году мы были одни против всего империалистического мира, а теперь нас уже почти миллиард, и с нами теперь американцам с их холуями не справится.

– Да, конечно, мы сейчас крепки, как никогда. Нас никто не победит.

– Но этот МАО Дце Дун слишком много хочет от нас. Я понимаю, что у них произошла революция, что они были отсталой крестьянской страной, что им надо помочь. И мы помогали им: И оружием, и тракторами, и комбайнами, построили бесплатно около двухсот промышленных предприятий. И это в то время, что у нас после войны тоже еще не все построено, нет никакого изобилия, мяса наши люди только по больших праздниках едят, но мы, тем не менее, помогали своим друзьям и единомышленникам. Однако Мао этого мало. Он хочет, чтобы мы дали ему атомную бомбу. Как ты к этому относишься, Леонид Ильич, как коммунист, как член Президиума.

Брежнев задумался, не простой вопрос ему задал Первый секретарь ЦК КПСС – вопрос большой государственной важности. Ведь отдавать свое секретное оружие кому бы то ни было – это будет государственной изменой. Но с другой стороны, если не дать атомную бомбу Мао, то он обидеться, и могут быть разногласия в социалистическом лагере, дружбу с Китаем можно потерять.

– Сложный вопрос вы мне задали, Никита Сергеевич, но, думаю, что атомную бомбу не стоит давать китайцам.

– Молотов тоже так считает, а вот некоторые члены ЦК боятся, что будет тогда разрыв с Китаем.

– Я думаю, что до этого не дойдет, даже, если мы им атомную бомбу не дадим. Слишком они слабые еще, чтобы вести собственную линию поведения.

– Я тоже того же мнения.

На этом их встреча закончилась, автомобиль Никиты Сергеевича отвез Брежнева в гостиницу. Хороша была ночная Москва в эту пору. Жаль было расставаться с ней.

" Здравствуй, Петр.

Учебный год у нас начался с того, что нас послали в колхоз на уборку урожая. Сначала мы убирали картофель, затем послали нас на уборку кукурузы. работали с утра до вечера. Очень уставали, но после работы и ужина мы бежали на местную танцплощадку, где играл духовой оркестр. Танцевали почти до утра – это было так хорошо. Конечно, утром было очень трудно вставать, но мы поднимались, умывались холодной родниковой и шли в поле. Трудно было, но всем понравилось, мы незаметно все сдружились. А еще нас кормили на убой, молока пей прямо из под коров сколько хочешь.

А в выходной у нас был субботник – мы сажали новый фруктовый сад: яблони, груши, сливы, вишни, черешни. Представляешь, мы уедем учиться, а здесь наш сад будет расти. Через несколько лет на этих деревьях появятся плоды, которые нам привезут в магазин. Это так здорово сажать новые сады. Хотелось бы заниматься этим все время. Я впервые почувствовала себя нужной, я поняла, как это мой реальный труд вливается в богатство нашей страны.

Мы продолжаем учиться. Каждый день занятия, лекции, лабораторные работы. Я чувствую, что не все гладко с моей мечтой, пока никак не могу видеть труппы, а когда надо что-то делать, то у меня руки дрожать. Мне говорят, что это пройдет, что я привыкну, а я сомневаюсь. Мои сокурсники совершенно равнодушны у этому, даже розыгрыши делают, о которых вспоминать даже жутко. Да, какие все-таки есть разные люди, раньше я как-то не замечала, а сейчас вижу, что есть люди наглые, которые могут без очереди в столовой лезть перед тобой. Некоторые много говорят красиво, положительно, но делают все, наоборот, без спроса могут брать твои вещи, могут откровенно унижать друг друга, а, когда делаешь им замечание, то они просто говорят глупости. Конечно, в школе было совсем другое, с одноклассниками мы были знакомы продолжительное время, мы хорошо знали, что можно ожидать от того или другого человека, а здесь все новые люди, не знаешь чего от них ждать, и потому держишься на почтительном расстоянии, не пускаешь в свою душу.

За тебя я очень рада, что ты переехал в город, пусть и небольшой, но ты можешь приобщатся к цивилизации и продолжишь учится.

До свиданья. Наташа".

" Здравствуй, Наташа.

Мне понравилось твое письмо, особенно, в той части, где ты пишешь о своем пребывании в колхозе. где вы помогали колхозникам убирать урожай. Согласен с тобой, что это здорово, когда своим трудом ты создаешь настоящие материальные ценности. Причем, ты не испугалась трудностей, вместе со всеми выполняла норму, хотя ты выросла и не привыкла к деревенскому труду.

Я сейчас работаю на машинно-тракторной станции бригадиром. В моей бригаде восемь человек слесарей, некоторые даже старше меня, а мне приходится командовать ими. Как-то неловко даже получается – они и старше меня и опытней, но назначили меня. Я даже сразу отказывался от этого, но Сергей Николаевич сказал, что мне доверяет, ибо у меня все получится. Стараюсь. Но теперь мне приходиться больше бегать что-нибудь выбивать, что-то требовать, выписывать, заказывать. К тому же надо более тщательно изучать тракторное дело, ибо практики у меня достаточно, а вот с теорией плохо, стыдно будет перед членами своей бригады оказаться профаном. Да и доверие начальства надо оправдывать. К тому же меня избрали секретарем комсомольской организации, и приходиться еще и комсомольцами заниматься.

Разные у нас работают ребята. Вот на днях прорабатывали одного комсомольца, который сделал прогул, и из-за этого бригада, хорошо хоть не моя, не исправила трактор, который нужен сейчас в совхозе, ибо надо пахать землю – планы здесь дают очень большие, дополнительно в этом году вспахать около тысячу гектаров.

Я спрашиваю его

– Почему ты не вышел на работу?

А он отвечает.

– Я очень устал, поэтому решил отдохнуть.

– Как так можно поступать. Ты же подвел коллектив, они не закончили ремонт трактора.

– Ну и что.

– Ты же комсомолец. Где же твоя совесть, ты же говорил, что будешь всегда добросовестно выполнять свои обязанности, когда поступал в комсомол.

– Кончилась у меня совесть. Сколько можно горбатиться. Если вам не нравится, то подпишите мне заявление на увольнение с работы.

Пришлось ему долго рассказывать о положении вещей, ибо, если все будут делать то, что хочется, то никакого порядка в стране не будет. Кажется, немного убедили, дал обещание, что больше не будет делать прогулов.

До свиданья. Петр"

Брежнев по возвращении из Москвы все время думал над тем, как ему выполнить задание Никиты Сергеевича. Суть его была очень сложная, сам он пока не мог сделать окончательное решение, какая будет его позиция в осуждении "культа личности Сталина". У него в голове даже не укладывалось, как можно предать анафеме вождя, которому поклонялись более двадцати лет. Он не понаслышке знал, как люди относятся к Иосифу Виссарионовичу. Ведь страна за его правление сделала гигантский скачок в своем развитии, победила в такой войне, победила фашистов, которые парадным маршем прошли по Европе. Ведь само по себе это не произошло, кто-то этим должен был управлять.

Леонид Ильич вспомнил тяжелый 1941 год, когда на них катилась сильнейшая, закаленная в боях германская армада, и, казалось, никакая сила не у состоянии была остановить ее. Сталин проявил стойкость, мудрость и люди поверили в его силу, и с его именем на устах шли в бой. Это Брежнев хорошо помнит, а после удачного боя, с товарищами по оружию произносили первый тост за Сталина. С его именем освободили от ненавистного врага свою землю, принесли свободу для всей Европы. После чего отстроили страну, восстановили былую мощь.

Конечно, были неприятные моменты в истории страны, были репрессии, но ведь были и враги, которые вставали на пути социалистического строительства и, с которыми надо было бороться самыми различными способами.

Не лежала душа его к такому заданию Хрущева, но ослушаться распоряжению Первого секретаря ЦК КПСС он не мог. Сталин – это прошлое его карьеры, а от Хрущева зависит вся его политическая деятельность и жизнь. Так что он все думал, как бы ему встретится для переговоров с Председателем Совета Министров Узбекистана Мухитдиновым. Дел и своих было много: закончилась уборочная кампания, надо зерно перевозить срочно в зернохранилища, элеваторы; вместе с тем надо и делать вспашку земли, от них требуют увеличения посевов пшеница. Страна получила от них дополнительные миллионы тонн зерна, но этого мало, чтобы обеспечить страну хлебом, фуражным кормом для животноводства, ибо партия требует увеличения производства мяса в два раза.

Хорошо, что погода благоприятствовала сбору урожая. Леонид Ильич поехал в южные районы Казахстана проверить, как там ведется подготовка к зиме, и имеется ли там возможность принять пшеницу с целинных северных районов республики. Оказалось, что такая возможность имеется, вот только горючесмазочных материалов не хватает. Тогда и обратился Брежнев к Мухитдинову оказать помощь с этим делом.

– При первой же возможности, мы отдадим свой долг, – заверял Леонид Ильич.

– Верим мы вам. Чем сможем, поможем, – ответил премьер Узбекистана.

– Я тогда подъеду к вам, и обсудим тогда конкретно это дело.

– Приезжайте. Обсудим.

С Мухитдиновым Брежнев встретился в чайхане. Леонид Ильич предупредил, что разговор будет конфиденциальный, поэтому надо бы провести без любопытных глаз.

– Не беспокойтесь, Леонид Ильич, тут у меня работают надежные люди, успокоил его Нуридин Акрамович.

Официант принес плов и чашку горячего чая.

– Еще что-либо желаете? – спросил он у гостей.

– Спасибо, ничего не надо, – сказал Брежнев, а Мухитдинов подал сигнал, чтобы их не беспокоили.

Сначала они поговорили о делах, конечно, вспомнили фронтовые дела. После чего Брежнев спросил: