Костя. Ты кем работаешь?
Ким. Разве это имеет значение?
Костя. Не имеет вообще, но в данном случае имеет.
Ким. Я много сменил специальностей, но сейчас работаю слесарь.
Костя. А что сейчас модно слесарям становится драматургом?
Ким. А вы что родились депутатом?
Костя. Но депутат – это совсем другая эпитафия.
Ким. А, по-моему, разница небольшая.
Костя. Не скажи. Тут надо головой работать. Говорят на нас кнопкодавы. Но, чтобы нажать ту кнопку надо столько знать, столько провести консультаций с коллегами по фракции и даже с оппозицией. От твоего решения зависит судьба всей страны. Вот и подумай, что ты говоришь. Тоже мне сравнил.
Ким. Извините, это у меня вырвалось.
Костя. А вот мы, депутаты, не должны позволять себе такие слабости, прежде чем что-либо сказать, мы должны хорошо подумать.
Ким. Как говорится, семь раз отмерь, а раз отрежь.
Костя. Вот тут ты прав.
Ким. Так как же быть мне с пьесой? Поможете?
Костя. Оно-то дело хорошее, нужное, помочь надо, но я ведь не знаком с твоей пьесой.
Ким. Я принес её с собой, можете ознакомиться.
(Ким передал депутату в руки рукопись, он взял рукопись, повертел её в руках).
Костя. Пожалуй, целый килограмм будет?
Ким. Может и будет.
Костя. А сколько здесь слов?
Ким. Не считал я.
Костя. Почему это не знаешь? А как же вы будете производить расчет по твоей пьесе?
Ким. Я как-то не думал об этом.
Костя. Странный ты человек. Принес свои бумаги, а не посчитал, не взвесил. Как же мы оформим прием-передачу.
Ким. Но зачем такие формальности.
Костя. Нет. Извини меня, но я не могу допустить такое безобразие. Вдруг, ты мне потом предъявишь счет, мол, не все страницы остались или буквы какие-то оказались стертыми.
Ким. Я дам вам расписку, что претензий у меня не будет.
Костя. Говоришь, что все это ты написал?
Ким. Да.
Костя. А может, ты это списал у кого-то.
Ким. Такого не может быть.
Костя. Хочешь сказать, что в школе ты ничего не списывал.
Ким. Было такое, но это ведь было в школе.
Костя. Значит, в школе ты был глупый, и потому списывал домашние задания у других, а сейчас стал настолько умный, что даже сам осмелился написать пьесу.
Ким. Но ведь, недаром, я учился, много читал, можно сказать, набрался ума и решил написать пьесу.
Костя. А кто разрешил?
Ким. Что разрешили?
Костя. Писать пьесы.
Ким. Никто не разрешал. Вот человеку надо сделать дверь или окно в свой дом, он же ни у кого не спрашивает разрешение. Я тоже подумал-подумал, и решил создать некоторую духовную ценность.
Костя. Ну, милейший, как это сам решил, взял и написал. Ты что самый умный?
Ким. Я не считаю себя самым умным, но я считаю, что во мне есть некоторые способности.
Костя. Это ты так считаешь? А кто это может подтвердить. Там академик какой-нибудь, ну, в крайнем случае, профессор. Есть у тебя такое резюме? Покажи.
Ким. Нет, у меня такого резюме, но мне обещали поставить пьесу.
Костя. Тогда эта твое сочинение ничего не стоит. Я тоже могу на заборе что-то написать, но это ведь не значит, что это духовная ценность.
Ким. У нас же свободная страна, мы добывались европейских ценностей и добились. Почему же это я не могу написать пьесу?
Костя. Нет. Да, у нас свободная страна, но, тем не менее, если каждый вот так возьмет и станет писать, что кому вздумается, то у нас тогда чёрт знает что будет. В стране настоящий хаос случится. Можно сказать, что страны тогда не будет. Нет, такого я допустить не могу.
Ким. Хорошо, я принесу вам разрешение.
Костя. Вот, когда принесешь такое резюме какого-то известного академика с подписью и мокрой печатью, тогда и приходи.
Ким. Но вы хоть прочтите мою пьесу, а я потом принесу. Я ведь ваш избиратель, я буду и других агитировать, чтобы голосовали за вас. Я прошу вас, хотите я на колени стану.
Костя. Не надо. Сейчас я посмотрю вашу пьесу.