Непобежденный

– Я не крепостная девка Белка! И хочу поехать по этому приглашению!

Зимянин поднял брови и сказал:

– Спокойнее, спокойнее, Белла Ахатовна!

Но выезд все же разрешил!»

Все было бы интересно и даже забавно в этом отдающем словоблудием сюжете, если бы не одно обстоятельство. Беседа Зимянина с впечатлительной поэтессой происходила в 1978 году. К тому времени Михаил Васильевич уже четыре года не курил из-за тяжелейшей болезни легких.

Сюжет с сигаретами напомнил мне эпизод из советского детективного фильма пятидесятых годов «Ночной патруль», где жуликоватый и вороватый бухгалтер в блистательном исполнении Сергея Филиппова в беседе со следователем признается, как сложно ему вести двойную жизнь:

– В левом кармане держу коробку «Тройки», сигарет с золотым обрезом из отборного табака, а в правом – пачку дешевых папирос «Беломорканал», и все время боюсь перепутать!

Явно хотелось Мессереру и Ахмадулиной показать Зимянина еще и этаким жульничающим фокусником, манипулирующим с ящиками своего стола и с пачками сигарет.

Испытываешь неприятные чувства, когда читаешь подобные опусы, сочиненные известными деятелями отечественной культуры. Так и напрашивается булгаковское «Поздравляю вас, господин, соврамши!»

А вот байку Виктора Шендеровича «Близость к первоисточнику», опубликованную в его сборнике «Изюм из булки», привожу не без удовольствия:

«Как-то, в самый разгар застоя, Смоктуновскому предложили написать статью о Малом театре, где он в ту пору играл царя Федора Иоанновича, – статью, ни больше ни меньше, для “Правды”. Ну, он и написал о Малом театре – некоторую часть того, что он к этому времени о Малом театре думал.

А думал он о нем такое, что вместо публикации, через несколько дней, Смоктуновского попросили зайти на Старую площадь, к Зимянину.

Справка для молодежи: на Старой площади располагался ЦК КПСС (сейчас там, по наследству, наводит ужас на страну Администрация президента), а Зимянин был некто, наводивший симметричный ужас при советской власти.

По собственным рассказам Иннокентия Михайловича, когда он вошел в кабинет и навстречу ему поднялся какой-то хмурый квадратный человек, артист сильно струхнул. Но это был еще не Зимянин, а его секретарь. И кабинет был еще не кабинет, а только предбанник.

Зимянин же оказался маловатого роста человеком – совсем малого, отчего Смоктуновскому стало еще страшнее.

– Что же это вы такое написали? – брезгливо поинтересовался маленький партиец. – Мы вас приютили в Москве, дали квартиру, а вы такое пишете…

Член ЦК КПСС был настроен основательно покуражиться над сыном Мельпомены, но тут на Смоктуновского накатило вдохновение.

– Пишу! – заявил вдруг он. – Ведь как учил Ленин?

– Как? – насторожился Зимянин.

Тут бывший Гамлет распрямился во весь рост и выдал огромную цитату из лысого. К теме разговора цитата имела отношение самое малое, но факт досконального знания совершенно выбил Зимянина из колеи.

– Это из какой статьи? – подозрительно поинтересовался он, когда первый шок прошел.

Смоктуновский сказал.

Зимянин подошел к книжному шкафу с первоисточниками, нашел, проверил – и, уже совершенно сраженный, снова повернулся к артисту:

– Ты что же это, наизусть знаешь?

– А вы разве не знаете? – удивился Иннокентий Михайлович, и в голосе его дрогнули драматические нотки. Мол, неужели это возможно: заведовать идеологией и не знать наизусть Владимира Ильича?

Агентура донесла, что вскоре после этого случая Зимянин собрал в своем кабинете всю подчиненную ему партийную шушеру и устроил разнос: всех по очереди поднимал и спрашивал про ту цитату. Никто не знал.

– А этот шут из Малого театра – знает! – кричал член Политбюро.

…Смоктуновский с трудом отличал Маркса от Энгельса – но как раз в ту пору озвучивал на студии документального кинофильм про Ильича, и в тексте был фрагмент злосчастной статьи.

Профессиональная память – полезная вещь».

На мой взгляд, смешно, а главное, очень похоже! Уверен, что, если бы Михаилу Васильевичу довелось при жизни прочитать о себе нечто подобное, он бы от души повеселился. Спасибо Виктору Анатольевичу за такое напоминание о моем отце!

* * *

Уже по приведенным цитатам становится понятно, что писать о М. В. Зимянине непросто. Судьба его сложилась так, что довелось ему быть не только свидетелем, но и участником важных событий отечественной истории, которые до сих пор тревожат умы. Он прожил трудную, полную драматических эпизодов, до предела насыщенную событиями жизнь. Да, случалось, он ошибался, иногда терпел поражения и довольно тяжелые, но все же чаще достойно преодолевал выпадавшие на его долю испытания.

Выйдя на пенсию, Михаил Васильевич начал работать над воспоминаниями. В то же время ему, в полной мере познавшему искус оперативной журналистской работы, хотелось делиться своими впечатлениями и размышлениями о повседневной политической жизни страны. Время от времени его статьи и заметки появлялись в любимой им «Правде».

Публицистическое дарование отца, помноженное на огромный опыт профессионального политика, способного предугадывать развитие событий, пожалуй, наиболее ярко проявилось в статье «Маневры закончились – начался штурм Советов», опубликованной в «Правде» 19 марта 1993 года. Статья, к несчастью, оказалась пророческой. Через полгода по ельцинскому приказу средь бела дня в центре Москвы танки расстреляли здание, в котором укрывались опальные депутаты Верховного Совета России.

Тяжелая болезнь помешала Михаилу Васильевичу завершить работу над воспоминаниями. Некоторые отрывки из незаконченной рукописи удалось опубликовать в форме интервью в белорусской газете «Звязда» в июле-августе 1992 года и в московском еженедельнике «Политика» в 1992–1993 годах.

Он был счастлив, когда его пригласили участвовать в подготовке сборника «Живая память», посвященного пятидесятилетию Великой Победы. Статья М. В. Зимянина как одного из организаторов партизанского движения открывала раздел документальных свидетельств о всенародной борьбе против немецко-фашистских захватчиков. Он успел увидеть свою работу напечатанной.

Как уже говорилось, Михаилу Васильевичу довелось участвовать во многих событиях, которые можно назвать поворотными в судьбе Советского государства. Но не было, пожалуй, в жизни М. В. Зимянина времен более сложных и драматичных, чем те, что наступили для него после смерти И. В. Сталина 5 марта 1953 года.

Он избегал говорить об этом периоде. Напоминания причиняли ему боль. Даже когда во времена горбачевской гласности стали появляться публикации, в которых искажалась суть событий в Белоруссии в марте – июне пятьдесят третьего года и роль М. В. Зимянина в этих событиях, он предпочитал отмалчиваться. Только на исходе дней нашел в себе силы рассказать близким о том, что долгие годы таил в памяти. Мог ли он предвидеть, что определенные политические силы в постсоветской Белоруссии будут использовать его имя, выхватив из драматических событий лета пятьдесят третьего года идею «белоруссизации», и вновь попытаются развести русских и белорусов…

* * *

Вечером 8 июня 1953 года в кабинете заведующего Четвертым Европейским отделом МИД СССР М. В. Зимянина раздался звонок. Звонили по городскому телефону. «Михаил Васильевич? Добрый вечер. Вас беспокоят из секретариата товарища Берия. Лаврентий Павлович просил Вас перезвонить ему по кремлевской связи».

Через минуту Зимянин разговаривал с Берия. На вопрос, как он попал в МИД, Зимянин ответил, что в апреле после его встречи с В. М. Молотовым состоялось соответствующее решение Президиума ЦК КПСС, и он перешел на работу в центральный аппарат МИДа. «Знаете ли Вы белорусский язык?» – неожиданно спросил Берия. «Знаю», – последовал ответ. «Вызову Вас на беседу», – буркнул Берия и повесил трубку.

Зимянин сразу же перезвонил Молотову и доложил ему о разговоре с Л. П. Берия. Но вопреки ожиданиям Молотов принял его только утром следующего дня. Поздоровавшись, министр вопросительно посмотрел на Зимянина.

– Мне думается, Вячеслав Михайлович, речь может пойти о моем переводе на работу в систему Министерства внутренних дел. – Зимянин старался скрыть волнение. – Очень бы просил Вас принять во внимание мое желание продолжать службу в Вашем министерстве.

Молотов сухо ответил, что, по его мнению, предложение Лаврентия Павловича может быть иным. И ему, Молотову, будет трудно возражать против этого предложения.

Спустя несколько дней Зимянину снова позвонил помощник Берия и опять попросил воспользоваться для разговора кремлевской связью. На этот раз Берия предложил Зимянину явиться к нему в понедельник вечером 15 июня.

Поздоровавшись, Берия задал прежний вопрос: как Зимянин попал в МИД? Когда тот начал отвечать, прервал его: «Решение, принятое в отношении Вас неправильно, более того, ошибочно!»

– Мое дело солдатское, – слегка опешив, сказал Зимянин. – Не могу рассуждать, правильно или неправильно решение ЦК партии. Я обязан выполнять его.

– Нет, – досадливо поморщился Берия, – Ваше дело не совсем солдатское. И даже вовсе не солдатское. Что, все белорусы такие на удивление спокойные? На руководящую работу их не выдвигают – они молчат, хлеба дают мало – они молчат. Да узбеки или казахи на их месте заорали бы на весь мир. Что же за народ белорусы?

– Белорусы народ хороший, товарищ Берия, – ответил Зимянин, озадаченный таким ходом беседы.

– Ладно. А как Вы оцениваете товарища Патоличева?