Сашка

– Известно где, – сказала Еремеиха, хмыкнув. – Рубаху приодел чистую, знамо, около её дома крутится.

– А парочка ничего! – Ефим высказался. – И тебе девка по нраву; может, поженим. Признайся, сама про то думаешь…

– Не знаю… Наш гол, как сокол, голу возьмет, с голоду и подохнут.

– Болтай… – возмутился Ефим. – Витька не калека, да и работящий.

Запахло картошкой, тушённой с мясом.

– Старая, бражки налей. Забыла, что ль? – встрепенулся Ефим.

– Заболталась. Манька, разлей по стаканам, а я огурцов наложу.

3

Виктор загрустил, стоя у дверей соседского дома. А в доме бабка, которая на рынке купила жмых – соседки за рассудительность обращались к ней по имени-отчеству – младшую дочку шёпотом отправляла в ограду развесить бельё; но старшая дочь это подслушала.

– Бельё и я могла бы развесить, – ломая пальцы, сказала она, входя в кухню.

– К белобрысому намылилась? Не пущу! Сиди дома.

– Мама, мне разве пять лет? И когда перестанешь мне поперёк дороги вставать?

– Школу закончи, шалава! Рвётся…. Пришибу!

Старуха выхватила полено из поленницы. Ксения выбежала за дверь.

Виктор увидел её.

– Ксения!

– Пошли отсюда…

Парень подхватил на руки её и вышел за калитку. Ксения обняла его. Он, почувствовав её тело, задрожал.

– Пусти… – девушка поняла дрожь парня.

– Из-за меня поругались? – спросил.

– Догадливый…

– Ксюша, успокойся. Давай, посидим на сеновале? Стихи почитаю. Просто так посидим, не думай, не притронусь…

Взглянув на парня недоверчиво, она подалась за ним. Сверху пахнуло ароматом сена. Поднявшись по лестнице, он подал руку ей. Пройдя вдоль чердака, пара села на топчан.

– Много насочинял? – спросила.

– Сейчас прочту… Отыщу тетрадку и зажгу керосинку…

– Глупый, огонь увидят, ты уж наизусть, – шепнула она, приткнувшись к нему…

– Милая… – прошептал он.

– Это стихи?

– Нет…

Вдруг почувствовал губами губы её. Мгновение – и окунулся в нечто сладкое.

4

– Еремеиха – пьяница, – сказала тётя Соня соседке. – Где один стакан, там сразу же и второй. Ефиму не угнаться за ней…

– Пьёт… – ответила соседка. – Ефим вчера тоже, видно, надрался: время позднее, а он ещё ни разу не стукнул по колодкам.

– Может, пошил всё…

Скрипнула дверь, вышла, с лицом кислым, Еремеиха.

– Здрасте, бабы! – заметила соседок… – Думали в церкву сходить, да мой всё дрыхнет.

– Поднеси браги – проснётся, – съехидничала тётя Соня.

– Нету, вчерась всю выжрали, – призналась Еремеиха. – Поставлю двухведерный бачок…

– Поставь, соседка, поставь. Двухведерного на неделю вам хватит, – сказала тётя Соня.

– Пойду, – простонала Василиса, – печь затоплю.

Качаясь, скрылась; в кухне её повело.

– Старик, – обратилась она к мужу, – сходи на базар, купи шерсти и чекушку, похмелиться надо…

– Браги нисколько нет? – спросил, вставая с постели, Ефим.

– Может, нацедишь.

В кухне Ефим слил в стакан муть.

– А чекушку брать на что? – спросил он, вытирая рот.

– Сапоги пошил, продай.

– Полдня, не меньше, простою. Ладно… Сумка где?

– На сеновале, Витьку разбуди, он, поди, ещё дрыхнет.

Шатаясь, Ефим потащился к сараю. Василиса, на мужа взглянув, покачала головой и поспешила сама к лестнице. Бойко забралась наверх. «Бог мой!» – увидела спящую пару. Вниз скатившись, она потрясла лестницу и закричала: