Чьё чрево привычное к мясу,
Лежали себе на пригорке,
Мочили солёные корки.
Когда же придёт справедливость? —
Прошу вас, скажите на милость.
Когда ж отдохнут работяги
И снимут постромки с коняги?
Институту
За что же я в ответе, братцы,
Ужель за непрочтённый стих?
Чего же надо мне бояться?
– Судьбы иных…
Держать ответ за всё в природе
Иль просто за своих – чужих,
Наверное, иль это вроде?
– Вся мука, сила вся от них.
Но что потом? – Молва людская
Всем подведёт итог, и края
Смог иль не смог…
Поймёшь иль нет, навеки засыпая.
Cон
И вновь во сне зелёный склон,
Под ним изба…
мои все за столом…
Но видно, будто за стеклом.
Как тихо говорят…
Не слышно почему-то.
И знаю я, недолго ждать,
Я с вами посижу опять
Там,
где друг друга не слыхать.
Заворот кишок
Я там уж побывал,
В краю, где все бесстрастны,
Течёт лишь Стикс-река,
И тени Эвридик.
Стараний суета,
Потуги все напрасны,
И просто ни к чему
Всё то, к чему привык.
Осень в Гренобле
Уже опять зимы дыханием
Посеребрён зелёный склон.
За Ганнибалом вслед за Альпы
Давно ушёл последний слон.
Простывших гор толпа сомкнулась,
И в ожидании зари
В своих малиновых манишках
На ёлках дремлют снегири.
Зима в Гренобле
Опять зима, и вновь,
Теперь уж сколько лет,
Готовлюсь с лыж упасть в сугроб,
Забыв велосипед.
Но скоро дунет ветерок,
И волосом седым
Покроет голову и тем,
Кто прыгал молодым.
От этого не убежать —
Таков закон судеб.
Но наше дело – забывать
Про неизбежность бед.
Коммерцией…
Коммерцией наш мир прослоен,
И тщится время старый принцип изменить:
Науку двигать – лишь немногим,
А прочим – от невежд её хранить.
Наверно, кое-что я закрываю.
Да, плюнуть можно – ведь умрёт само.
И всё ж, пока оно живёт, я знаю,
Сколь юношей испортит, и девчонок заодно.
Несть им числа, куда их гонят,
Не жалобно, но бравурно поют.
И в тщете заживо себя хоронят,
И Герострата славу обретут.
Не проще ли, коль взял перо рукою,
Писать лишь то, что стоит рассказать,
И кое-что для вечности построить,