Язык эмоций и эмоциональный слух. Избранные труды

Таблица 2. Распознавание эмоциональной интонации вокальной речи при монауральном восприятии (средние данные)

Обращают на себя внимание существенные индивидуальные различия аудиторов как по абсолютным величинам правильного определения эмоциональной интонации, так и по неоднозначности восприятия левым и правым ухом: от 57 до 86,2 % для правого уха и от 60,6 до 88,2 % для левого уха. В этой связи интерауральные различия в восприятии эмоций для некоторых аудиторов оказываются значительно более существенными (4,8 % у К-вой), чем у других (0,8 у С-вой). Причем, как показывают результаты, эта интерауральная разница не коррелирует с абсолютными величинами вероятностей распознавания эмоций (3,6 % у Ж-вой и то же у К-ва при существенно разных абсолютных значениях).

В таблице 3 представлены матрицы распределения средних вероятностей определения эмоций всеми аудиторами по результатам многократного прослушивания всего комплекса программ. Прежде всего, обращает на себя внимание факт существенных различий в определении эмоций: наибольшие величины для страха, горя, гнева (80,8–87,7 %) и наименьшие для радости (62,1–69,3 %). Эти результаты согласуются с ранее полученными в нашей лаборатории и находят объяснение в свете развиваемой нами теории эволюционного происхождения эмоционально выразительных средств звуковой коммуникационной системы человека: закрепление в процессе эволюции наиболее надежных биоакустических средств коммуникации в первую очередь за биологически наиболее важными эмоциональными состояниями (Морозов, 1977

).

Таблица 3. Матрица распределения средних значений (%) правильных определений аудиторами эмоциональной интонации вокальной речи при монауральном восприятии

Средние значения правильных определений: правое ухо – 75,3 %; левое ухо – 78,4 %.

Что касается интерауральных различий, то здесь они хорошо коррелируют с абсолютными величинами правильных определений эмоций: максимальная разница между ушами наблюдается для эмоций страха (5,7 %) и горя (4,9 %), а минимальная – для эмоций радости (1,2 %). При этом важно подчеркнуть, что во всех случаях правильного определения эмоций разница обнаруживалась в пользу левого уха аудиторов (и соответственно – правого полушария мозга).

Заключение

В целом, полученные результаты, несмотря на сравнительно небольшую, но статистически достоверную (p=0,0179) среднюю для всех аудиторов разницу в правильной идентификации эмоциональной интонации вокальной речи в пользу левого уха (3,1 %), позволяют полагать, что различие это закономерно и проявляется не только в различиях правильных оценок эмоций, но и в величине уверенности, с которой эти оценки давались аудиторами.

Результаты нашей работы, впервые полученные на модели воккальной речи, достаточно хорошо согласуются с литературными данными: в цитированной выше работе Хаггарда и Паркинсона (Haggard, Parkinson, 1971), исследовавших монауральное восприятие эмоциональной интонации речевых фраз с подачей шума на контрлатеральное ухо, интерауральное различие 4,27 % было получено также в пользу левого уха. Наши результаты созвучны также работам Кимуры (Kimura, 1964), Дарвина (Darwin, 1969) и Бартоломеус (Bartholomeus, 1974), обнаруживших преимущество левого уха в условиях дихотического восприятия разных мелодий. Полученные нами лево-правосторонние различия монаурального восприятия эмоционального контекста вокальной речи есть основания связать с функциональной асимметрией мозга человека, как это предусматривает современная психофизиологическая теория латерализации функций мозга. В этой связи обнаруженные индивидуальные различия среди аудиторов по величине превосходства левого уха в восприятии эмоций (от 0,8 % до 4,8 %), по-видимому, отражают особенности организации центральных механизмов обработки экстралингвистической информации у разных людей. Наконец, полученные данные создают основы для разработки новых практических методов тестирования эмоциональной сферы человека, например для профотбора лиц художественных профессий, а также аудиторов, осуществляющих контроль за эмоциональным состоянием человека-оператора (подверженного воздействию эмоциональных стрессов) по звуку его голоса.

V. Феномен квазигармоничности обертонов и тембр певческого голоса[21 - По материалам ст.: Морозов В. П., Кузнецов Ю. М. Феномен квазигармоничности обертонов и тембр певческого голоса // Художественный тип человека. Комплексные исследования / Под ред. В. П. Морозова и А. С. Соколова. М., 1994. С. 154–163.]

Эстетические свойства певческого голоса определяются в значительной степени качеством тембра. При выяснении типа певческого голоса певца в вокальной педагогике, при делении голосов на типы в оперной партии тембр голоса – важнейший критерий и нередко более важный, чем звуковысотный.

Считается, что тембр голоса является природным свойством человека и его изменить нельзя. В определенной степени это справедливо, особенно для речи, поскольку каждый говорит в удобной для себя манере, не пытаясь изменить природную окраску своего голоса. Однако опыт имитаторов чужих голосов свидетельствует о больших возможностях произвольного изменения тембра. Искусство пения как специальное приспособление голосообразующего аппарата для музыкальных целей дает значительные возможности существенного изменения тембра голоса в зависимости от тех или иных механизмов звукообразования и художественных задач. Выдающийся итальянский баритон Титта Руффо писал: «Я стремился создать при помощи специфической вокальной техники подлинную палитру колоритов. При помощи определенных изменений я создавал звук голоса белый; затем, затемняя его звуком более насыщенным, я доводил его до колорита, который называл синим; усиливая тот же звук и округляя его, я стремился к колориту, который называл красным, затем к черному, т. е. к максимально темному» (Титта Руффо, 1966, с. 302). Специальные исследования показали значительные изменения тембра певческого голоса при выражении разных эмоций (Морозов, 1977

, 1989).

История вокального искусства и педагогика выработали целый ряд критериев эстетического совершенства голоса певца оперно-концертного жанра. Свои эстетические критерии есть в эстрадном, народном, хоровом, церковном пении. Но во всех жанрах вокального искусства предметом особой ценности считается совершенство вокальных ансамблей.

Известно, что далеко не каждые два, три или более певца могут составить дуэт, трио, квартет и т. п. И причина здесь не только в музыкальном слухе певцов – он может быть достаточно развит. Причина состоит в соответствии или несоответствии тембров певческих голосов, составляющих ансамбль. Многие, вероятно, помнят, как по случаю какого-то юбилея Сталина хор и все солисты Большого театра пели очередной гимн в его честь. Мощность звука была колоссальная, но голоса Рейзена, Козловского и многих других солистов звучали как бы сами по себе, отделяясь не только от хора, но и друг от друга. Это, конечно, особый случай отсутствия ансамбля; в оперных спектаклях и концертных исполнениях вокальные ансамбли несравненно совершеннее. Однако проблема существует. Вспоминается (В. П. Морозов), что заведующий кафедрой сольного пения Ленинградской консерватории профессор Е. Г. Ольховский неоднократно сетовал на несовершенство вокальных ансамблей на нашей профессиональной сцене, с чем, по-видимому, многие могут согласиться. Тем более что некоторые профессиональные коллективы добиваются весьма высокого качества вокально-хоровых ансамблей[22 - Примером в этом отношении может служить театр Ла Скала, гастролировавший несколько лет назад на сцене Большого театра и доставивший слушателям – как любителям, так и профессионалам – истинное удовольствие высочайшим совершенством вокально-хоровых ансамблей, в частности, в опере «Капулетти и Монтекки» В. Беллини.].

Кстати, специфика тембра хора определяется, как известно, эстетическим слухом руководителя и возможностью достижения желаемого им результата путем сонастройки певческих голосов, т. е. изменением акустической структуры голоса каждого из хористов в ту или иную сторону (Думбляускайте, 1974; Чесноков, 1961; Лукишко, 1984).

С акустико-физиологической точки зрения, тембр певческого голоса определяется двумя относительно независимыми факторами: а) особенностями колебаний голосовых связок, порождающими звуки разной обертоновой насыщенности; и б) резонансными характеристиками голосового тракта певца, значительно усиливающими или, наоборот, ослабляющими те или иные группы обертонов (Фант, 1964; Морозов, 1977

). В результате такого преобразования огибающая спектра человеческого голоса (т. е. линия, проведенная по вершинам обертонов) принимает вид волнообразных повышений и понижений, носящих соответственные названия формант и антиформант или, по другой терминологии, – полюсы и нули (Фант, 1964).

Исследование певческих голосов при помощи интегрального спектроанализатора показало наличие у певцов в основном трех статистически значимых формантных областей: низкой (450–650 Гц), средней (800–1300 Гц) и высокой (2000–3500 Гц) певческих формант (Морозов, 1977

). Последняя, как известно, в основном определяет звонкость и полётность певческого голоса, первая – его мягкость и округлость, а вторая – фонетическую разнокачественность гласных (Sundberg, 1987).

Указанные формантные максимумы смещены у высоких голосов (например, теноров) в более высокочастотную, а у низких (басов) – в низкочастотную область спектра, чем и определяются специфические тембры разных типов человеческих голосов.

Соотношение между формантными максимумами на огибающих спектра (назовем это макроструктурой певческого звука) и микроструктурными составляющими спектра – обертонами (назовем их – микроструктурой спектра) можно хорошо наблюдать на примере высокой певческой форманты, которая состоит из многих (до 10-15) усиленных обертонов разной частоты, по вершинам которых и проходит огибающая спектра.

Считается, что обертоновый состав голоса человека является гармоническим, т. е. частоты обертонов относятся к частоте основного тона как ряд целых чисел (2, 3, 4, 5 и т. д.). Гармонический натуральный звукоряд является, как известно, основой ладовой гармонической структуры музыки (Холопов, 1990). Гармоничность или негармоничность обертонов любого музыкального звука, естественно, весьма сильно влияет на его эстетическое восприятие (Володин, 1970; Назайкинский, 1972). А. А. Володин – авторитетнейший специалист по синтезу музыкальных тембров – делает весьма важное для настоящей работы замечание: «Для музыкального звука недостаточно высотной ясности самой по себе. Необходимо, чтобы его спектральная структура способствовала выявлению ладовых и гармонических свойств звука, определяемых музыкальным контекстом… Как известно, ладогармонические связи звуков в очень большой степени основаны на явлениях акустического родства. Степень родства устанавливается обычно по тому, какие и сколько гармоник двух звуков в пределах первых девяти компонентов спектра совпадают друг с другом по высоте» (Володин, 1970, с. 25).

Важно отметить, что в музыкальной практике применяются инструменты как с гармоническим спектром обертонов – например, струнные, так и с негармоническим – в основном ударные (Музыкальная акустика, 1954). Однако струны отнюдь не всегда порождают гармонический ряд обертонов. Как показано Г. К. Богино, две струны разного диаметра, настроенные в унисон по основному тону, порождают ряд обертонов, существенно различающихся по частоте (Богино, 1970). На этом основании Богино рекомендовал настройщикам не ставить на рояли нестандартные струны, так как это создает тембровую нестройность звука рояля.

Определенным подтверждением гармонической природы обертонов голоса человека служит тот факт, что мы способны определить высоту голоса в речи и пении даже при отсутствии основного тона и первых гармоник, как, например, при телефонном разговоре, поскольку телефонный тракт пропускает полосу частот только с 300 Гц (и до 3000 Гц), а основной тон, по крайней мере, типичного мужского голоса лежит значительно ниже, в среднем около 160 Гц (Мартынов, 1962).

Считается, что физиологический механизм определения слуховой системой частоты основного тона при его реальном отсутствии состоит в измерении слуховым анализатором частотных различий между обертонами, которые по закону натурального гармонического ряда являются кратными частоте основного тона голоса. Подобным способом определения основного тона голоса пользуются криминалисты, в распоряжении которых часто находятся записи голосов людей, сделанные в условиях сильных частотных искажений (Женило, 1988).

Несмотря на эти, казалось бы, достаточно утвердившиеся представления в теории голосообразования, есть основания – как теоретические, так и экспериментальные – считать обертоновый состав голоса (певческого и речевого) отнюдь не строго гармоническим, или, по нашей терминологии, квазигармоническим[23 - Quasi (лат.) – якобы, как будто, почти, близко.].

Прежде всего, известно, что основная частота колебаний голосовых связок (от которой зависит частота основного тона, а следовательно, и высота звука) не является строго постоянной, даже если певец будет стараться поддерживать ее строго постоянной (Морозов, 1977

). Г. Фант, отметивший это явление для речевого голоса, называет его «квазипериодичностью» колебаний голосовых связок (Фант, 1964, с. 30).