Караульный смутился, не решаясь запустить руку в корзину.
Конде угадал его состояние, улыбнулся, достал два яблока и протянул их солдату. Тот, сияя от счастья, прижал их к груди, с бесконечной любовью поглядел на принца и вышел. Теперь он, не задумываясь, с восторгом отдаст за него жизнь…
– А вы, адмирал? – спросил Конде, возвращаясь к прерванному занятию. – Неужели не любите фрукты? Честно говоря, я успел проголодаться: завтрак нынче был ранним и не особо плотным.
– К черту яблоки, – отмахнулся Колиньи и снова склонился над своей писаниной. – Мне нужно закончить послание к кардиналу де Безу.
– Ну, как хотите, – пожал плечами Конде, продолжая уминать яблоко.
В эту минуту в комнату, будто вихрь, ворвался человек: весь взъерошенный, глаза готовы выскочить из орбит не то от страха, не то от нервного потрясения, руки и губы трясутся. Это был Ле Лон, личный медик принца.
Конде удивленно воззрился на него:
– Что случилось, Ле Лон? У вас такой вид, будто минуту тому назад получили известие, что папа Пий V повесился.
– Монсеньор!.. – вскричал доктор, увидя в руке Конде яблоко. Подбежал к принцу, и вырвал у него огрызок.
– В чем дело, Ле Лон? – непонимающим взглядом глядел на него Конде. – Вероятно, вы голодны? Что ж, я с удовольствием поделюсь с вами, загляните в корзину; там, по-моему, осталось и на вашу долю.
– Кто съел эту половину? – воскликнул Ле Лон, брезгливо держа огрызок яблока.
– Я, собственной персоной, – равнодушно сообщил принц.
– Вам не пришло в голову, что это яблоко может быть отравлено?! Почему вы не позвали меня? Ведь я столько раз вас предупреждал!..
Колиньи побледнел, выронил перо и поднялся из-за стола.
– А вы, господин адмирал, – повернулся к нему Ле Лон, – вы тоже пробовали?!
– Я… – произнес адмирал и уставился на Конде. – Я – нет.
– Хорошо хоть так.
– С чего вы взяли? – глухо спросил принц, бледнея.
– Вы забыли, с кем мы воюем, монсеньор! – возбужденно заговорил Ле Лон. – Неужто вам надо рассказывать о том, сколько человек она отправила таким образом на тот свет?
– Мне сказали, что все солдаты попробовали это угощение, – неуверенно возразил Конде, – и, насколько мне известно, никто из них не умер.
– Они отведали всё, кроме этих яблок! – вскричал доктор. – Это сразу возбудило мои подозрения, едва я узнал об этом.
– И… вы полагаете, что… – Конде даже поперхнулся и остекленевшими глазами уставился на огрызок в руке медика.
– Что вы чувствуете? – быстро спросил Ле Лон.
– Ничего. А что я должен чувствовать?
– Жжение во рту и в желудке, легкое головокружение, постепенное онемение членов… Меня задержал больной… Неужто я опоздал? Впрочем, еще не поздно ввести противоядие, пять-семь минут у нас еще есть.
– Увы, они давно уже прошли, дорогой Ле Лон.
Лекарь вытаращил глаза:
– И вы по-прежнему ничего не чувствуете?
– Ровным счетом ничего.
– Быть может, я ошибся? – в растерянности пробормотал врач. – И никакого злого умысла здесь нет?
– Что, если этот яд действует не сразу? – высказал предположение Колиньи.
– Исключено, – мотнул головой Ле Лон. – Только этот. От любого другого яблоко моментально чернеет.
Он с беспокойством огляделся кругом и увидел маленькую собачонку, вечно крутившуюся под ногами принца. Ее подарили ему дети гугенотов, когда он ходил в храм слушать проповедь пастора. Ле Лон взял со стола ломоть хлеба, осторожно отрезал маленький кусочек яблока, закатал его в мякиш и бросил песику.
Все с интересом наблюдали за этой необычной сценой. Песик подошел, понюхал, ухватил зубами угощение, перемолол его челюстями и проглотил. Потом уселся на задние лапы и, склонив мордочку набок, просительно поглядывал на человека, в ожидании продолжения угощения.
– Ну вот, видите! – победно возгласил принц, сразу повеселев. – Ему ничего не сделалось. Мне даже кажется, что он просит у вас еще такой же кусочек. Значит, и я…
И тут он осекся. Песик вдруг жалобно пролаял и рухнул на пол. Потом свернулся калачиком, укоризненно посмотрел на Ле Лона и отчаянно заскулил. Затем резко дернулся и покатился по полу, визжа и пытаясь задними лапами достать до живота, словно хотел разодрать его когтями. На большее у него сил не хватило. Он забился в судорогах, вытянулся и умолк навеки. Из пасти его стекала на пол зеленая пена.
– Где эта крестьянка?! – вдруг заорал Конде и бросился к окну. – Где эта Юдифь[3 - Юдифь – библейская героиня. Когда на ее родину напали враги, она хитростью пробралась в их лагерь и убила полководца Олоферна, что заставило вражеское войско отступить.], которая вздумала убить меня?
Гугеноты, стоящие внизу, услышав шум раскрываемого окна и чьи-то крики, подняли головы.
– Задержать телегу и немедленно доставить сюда торговку! – закричал Конде, высунувшись в окно.
Солдаты тут же кинулись исполнять его приказание, но телеги этой давно след простыл.
В комнату ворвался верный Матиньон:
– Что с вами, монсиньор? Что здесь происходит? И почему у дверей лежат два мертвых солдата?
– А, черт! – выругался Конде. – Про них-то я совсем забыл. Бедные солдаты… Они любили меня…
Ле Лон бросился к принцу и схватил его за руку. В глазах его читался ужас. Он усадил принца на стул, приподнял и заглянул ему под веки, потом попросил открыть рот. Приложил ухо к груди, послушал и предложив сплюнуть, стал рассматривать слюну.
Все молча и со страхом ждали результатов его осмотра.
Ле Лон выпрямился и оторопело уставился на принца. Тот – на него. С полминуты в комнате висела тишина, будто отсюда только что вынесли покойника.
– Ничего не понимаю, – наконец промолвил Ле Лон, разводя руками. – По всем признакам, принц, вы должны уже быть… мертвы! Но ничто, ровным счетом ничто не указывает на то, что вы только что приняли смертельную дозу яда. Так может быть только с человеком, систематически и длительное время употребляющим сильное противоядие.
Колиньи и Конде переглянулись.
– Это Лесдигьер! – вскричал адмирал и бросился обнимать принца. – Это он спас вам жизнь! Если бы он не убедил вас тогда принимать противоядие и не рассказал подробно как это делается, наша армия лишилась бы ныне своего вождя.
– Как, монсеньор, – в растерянности заморгал врач, – вы принимаете противоядие?