Добрая фея короля Карла

– Ступай и отдай необходимые распоряжения, а я тем временем обдумаю план действий. Мне есть над чем подумать, Гастон.

Пожав плечами, брат ушел.

Оставшись одна, Анна де Монгарден проговорила, сузив глаза и губы, обволакивая слова накопившейся за долгие месяцы желчью:

– О, я отомщу тебе, король Жан Второй! Ты узнаешь, как умеет мстить женщина, которую ты унизил и оскорбил. Это будет месть Франции тебе, ничтожный Валуа!

Глава 3

Вопрос, на который нет ответа

Король Жан II, темноволосый, с покатым лбом и ничего не выражающими, глазами уже три года как был под залог отпущен из плена, куда он попал в битве при Пуатье. Плен не особенно тяготил его. Подумаешь, проиграл сражение! С кем не бывает. Зато он вел себя как истинный рыцарь, не отступающий от законов чести. К нему относились с подобающим особе монарха уважением: игры, танцы, охота – всё к услугам пленника. В письмах из Лондона он жалел французов, высказывал сожаление, что те «потеряли своего отца», но ни разу не обмолвился о нищете народа и угрозе, нависавшей над ним. Важнее всего было его освобождение, и люди должны постараться собрать необходимую для выкупа сумму. И еще: следует пойти на уступки в территориальном отношении, которые потребует тюремщик; кроме этого – вновь собирать армию. Так он писал двору, сыну, брату Филиппу.

Дофин Карл был взбешен. Да он что, не понимает, что готов подарить англичанам чуть ли не пол-Франции – весь юго-запад, север и бассейн Луары, – а ведь именно такими окажутся аппетиты Эдуарда III! И это ради того, чтобы обрести под залог свободу, которую его никто не заставлял терять! И он писал отцу, что Штаты не дают денег на вооружение новой армии (какая там новая – весь цвет рыцарства полег у Пуатье!) и выкуп короля (духовенство ссылается на отсутствие средств, а народ обобран до нитки). Двор не способен спасти Францию, разоренную войной, которая продолжается повсюду: на востоке Нормандии идет борьба за освобождение из тюрьмы Карла Наваррского; его сторонники в союзе с англичанами опустошают север и юго-запад королевства.

В 1358 году папские легаты, представители дофина и советники Жана II вознамерились предложить английскому королю отказаться от притязаний на французский трон, уступив ради этого некоторые территории. Эдуард усмехнулся: глупцы! Ему совсем не нужен их трон. А вот земли… Увидев легкую поживу, он поставил условия: суверенитет Гиени (она больше не вассал короны) плюс к этому графства Сентонж, Пуату, Лимож, Понтье, Кале и др. Добрая треть королевства! Но ради отказа от престола и освобождения отца дофин готов был пойти на это, что означало конец войны. Только бы не передумал заморский гость. Это был проект так называемого первого Лондонского мира.

Однако Эдуард передумал и пригрозил продолжить войну: выплата выкупа и передача территорий затягивались (дофин не спешил). Король Жан, испугавшись, кроме того, худших условий содержания в тюрьме, которыми припугнул Эдуард, поспешил заключить новый договор, и в марте 1359 года состоялось еще одно замирение – второй Лондонский мир. Условия стали более жесткими: ускорить выплату выкупа (четыре миллиона золотых экю – громадная сумма!), а в обеспечение этого выдать Англии заложников из числа лиц королевской крови. Плюс к этому Анжу, Нормандия, Мэн и оммаж за Бретань.

Неслыханная наглость! Воистину, бездонную бочку водой не наполнишь. Дофин, принявший титул регента, отказался признавать договор, означавший для Франции смертельную опасность. И Эдуард, обозлившись, вновь ринулся с армией на континент. Дофин понимал, что противостоять в этих условиях бессмысленно, если не преступно, и берег армию, надо сказать, дезорганизованную после стольких бед как по внешнему виду, так и морально. А английские солдаты принялись грабить и опустошать земли Нормандии, Пикардии, Бретани. В 1360 году дофин предпринял умный шаг: добился примирения с Карлом Наваррским; тот обещал отныне помощь в борьбе против англичан, которым в случае выполнения договора достались бы земли, где находились его владения. Об этом как раз и говорила Эльза Урсуле.

Эдуард тем временем, безуспешно пытаясь войти в Реймс, где надумал короноваться, дошел до Парижа. Но силы его были истощены до предела: отсутствие продовольствия, усталость и болезни подорвали дух армии, к этому добавилось отчаянное сопротивление жителей городов и крепостей. Это положило конец грабительским походам завоевателей.

В мае 1360 года был заключен мир в деревушке Бретиньи. Целый месяц длились переговоры: англичане стремились добиться по возможности бо?льших выгод исходя из условий Лондонского договора; французы – как можно меньше отдать земель. Да, потери были велики, но не столь чудовищны, как те, на которые был согласен Жан II. Сумма выкупа, кстати, уменьшилась до трех миллионов – тюремщик решил, что погорячился. Папство между тем, полагая, что наступил всеобщий мир (Эдуард III мирился с Фландрией и Францией, Жан II – с королем Наваррским), вернулось к своим иллюзорным мечтам о крестовом походе, которым мучило голову обоим королям еще до Пуатье.

Окончательно договор был утвержден и подписан в Кале; к этому времени собрали уже треть выкупа. В результате оба короля соглашались на взаимные «отречения»: Эдуард – от короны Франции (для него – просто погремушки), Жан II… от сюзеренитета над третью королевства. Помимо этого король Англии отпускал домой пленника, дабы тот возможно скорее собрал выкуп, в обеспечение которого взял заложников: брата Жана II, двух его сыновей, кузена Алансона и шурина дофина – Людовика II Бурбона. Один из сыновей при этом – Людовик – послужил заложником за самого короля.

Немыслимо… Своих детей! Бедный французский народ… Какой ничтожный и самовлюбленный монарх достался тебе! Рыцарь… поборник чести… Но к этому надо еще иметь голову и совесть! Таков Жан II, или Иоанн (противное слово в понимании французов того и этого времени), прозванный Добрым, в то время как ему больше подошло бы другое прозвище: Глупец!

И еще один мудрый шаг предпринял будущий король Карл V – добился внесения в текст договора небольшой поправки: обмен отречениями должен был произойти только после полной передачи Эдуарду упомянутых территорий. Но волынка затянулась (согласно его замыслу), и обмен отречениями так и не состоялся.

Итак, англичане ушли с континента. Но прежде чем плюнуть им вслед, нельзя не сказать об их чрезмерной жестокости по отношению к местным жителям и о том, как героически те защищали свои дома и землю. Если город или деревня не сдавались победителю, население подлежало поголовному уничтожению; так повелел король Эдуард – чудовище, с которым в бесчеловечности мало кто сравнится. Но крестьяне все равно сопротивлялись до последнего, создавая отряды и помогая этим самым войскам дофина, которым тот наказывал не вступать в сражения, а лишь короткими рейдами изматывать противника. Случалось крестьянам и брать пленников; они их убивали, а не брали с них выкуп, хотя вполне могли бы так поступать. И – вот она, разница между рыцарями, которые брали в плен врага ради хорошего выкупа, и простолюдинами, для которых свобода их родины не могла измеряться деньгами. «Враг пришел на мою землю, и мне надлежит его уничтожить, чтобы он больше не топтал мои поля и не убивал женщин и детей» – так говорили они, в отличие от рыцарей, думающих лишь о наживе. И со строк хроник явствует, красной нитью проходит эта мысль: простолюдин – вот истинный патриот Франции, а не закованный в железо всадник с мечом, по сути своей грабитель и стяжатель. Стоит ли теперь удивляться поражению при Креси и Пуатье, где перед отрядами простых лучников и копейщиков были забыты и воинская дисциплина, которая, кстати, почти что отсутствовала у броненосцев, и рыцарские клятвы?

Так завершился первый период войны. Франция теряла все, что приобрела со времени правления Филиппа II Августа.

* * *

Итак, три года уже пробыл Жан II в Париже и за это время не сделал ничего умного: собирал выкуп, нажимая на горожан и вассалов, и веселился, прогуливая по крохам собранные деньги. Заложникам семейства Валуа надоело ждать своего освобождения, и они договорились с Эдуардом III о немедленной выплате ему 200 000 экю и о передаче всех оставшихся территорий. Теперь они ждали утверждения договора королем, которое должно было состояться на ассамблее в Амьене. И она, ставшая на сторону дофина и его советников, проявила упорство, напрочь перечеркнув рыцарский кодекс чести Жана II, скрупулезно выполнявшего условия обмена отречениями.

– Ты что же, не желаешь избавить от плена своего брата и родственников? – негодовал отец уже после ассамблеи, остановив сына, когда тот со своими советниками (у дофина свои советники и двор) спускался вниз по лестнице дворца.

– Они и без того вернутся, когда будет уплачен выкуп, – невозмутимо ответил дофин Карл, невысокого роста молодой человек хрупкого телосложения.

– Но это будет не скоро, а между тем есть возможность вернуть узников домой.

– На тех условиях, которые они предложили Эдуарду? А не кажется ли вам, отец, что он попросту собирается обвести вас вокруг пальца и в этом ему готовы помочь заложники?

– Что это значит? – не понимал король.

– Он не отрекся от короны и, судя по всему, не собирается, зато с усмешкой наблюдает, как вы из кожи вон лезете, чтобы дать Аквитании суверенитет, словом, потерять ее раз и навсегда. Задержать сдачу территорий – вот в чем наша задача. Королю Англии не стать королем Франции, и Аквитанией ему не владеть! Помните мою маленькую оговорку? Обмен отречениями не должен состояться, а потому вам ни в коем случае не следует подписывать гибельный для Франции договор, составленный моими братьями, дядей и шурином.

– Но это значит, что им не вырваться из тюрьмы!

– Это значит, что вы сохраните короне могущественного вассала – Аквитанию.

– А твои братья? О них ты подумал?

– Не случись позорного поражения при Пуатье, никому не пришлось бы ломать над этим голову.

– Пуатье – дело прошлое.

– Но искры от него долго не погаснут.

– Что еще хочешь ты сказать своему отцу, кроме дерзостей?

– Торопитесь с выкупом.

– Ты сам знаешь, как это непросто: страна разорена, каждый ливр достается по?том и кровью…

– Тот самый, который вы тратите на женщин легкого поведения, праздники, игры и балы? Во имя этой цели вы даже ввели троекратный налог на товары, соль и вино. Как хорошо, что я старший сын, а не младший – сидеть бы мне сейчас в темнице с Людовиком и Жаном.

– Как ты можешь! – побагровел король. – Это мои дети!

– Зачем вы приехали в Париж? Чтобы засадить за решетку вместо себя сына? Бедный Людовик, уже больше двух лет он не видит свою супругу Марию, а ведь и нескольких дней не прошло со дня свадьбы. И Жан туда же. Но чему удивляться – вы никогда не любили своих детей, исключая Филиппа, которому по неосторожности отдали Бургундию.

– По неосторожности? Как тебя понять?

– Эти земли следовало присоединить к короне, Карл Наваррский и пикнуть бы не посмел, но вы отдали их сыну. Этого Карл, как и следовало ожидать, стерпеть не мог, ведь он имеет больше прав на герцогство, поскольку является потомком двоюродных бабок покойного герцога Бургундского, в частности старшей, Маргариты. Этим вы вновь нажили врага, а ведь совсем недавно помирились с Наваррой. Не думаете, что он готовит ответный удар?

Король молчал. Он знал о восстании в Нормандии, где были владения мятежного Карла. Оно потерпело неудачу; но остановится ли на этом неугомонный зять? Сын прав. Он опять прав, черт возьми, он везде прав! Но нельзя давать ему об этом понять: он пока еще дофин, а не король. Король – его отец, и он не позволит брать верх над собой.

– Ты знаешь, я готовлюсь к походу на османов. Это требует немалых средств.

– И это на первом месте; сыновья за решеткой – на втором. Так вам никогда не собрать выкуп.

– Я дал слово, моя честь не позволит мне не сдержать его. В конце концов, есть договор, ты знаешь.

– Честь… договор… Слова и бумаги, и только. Умный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это наносит вред его интересам. Политика предусматривает гибкость, а не ломкость. Вашему противнику наплевать на кодекс чести, так ли уж это непонятно?

– Ты не прав. Мы вместе готовим крестовый поход!

– Стало быть, на этой почве вы уже друзья? Почему бы ему в таком случае не забыть о выкупе или, по крайней мере, не сбавить грабительскую цену, скажем, в два раза? Да и нужен ли ему этот химерический поход? Крестоносцы канули в Лету, тем временам уже не вернуться, поймите это, отец. Один лишь папа по-прежнему бредит покорением восточных народов, рассчитывая тянуть с них подати в свою казну. Но он плохо видит и еще хуже соображает. Любой разумный человек скажет: походу этому не быть, во всяком случае до тех пор, пока два быка – Англия и Франция – не перестанут биться лбами.

– И все же я отправлюсь в этот поход!

– Со своим другом? – съязвил дофин.

– Могу и один. Папа даст людей в помощь. Пойдешь со мной?