И тут он заплакал. Но не в голос, не в рёв. А просто, тихо, по-мужски, скривив губы и захлюпав носом. Одна за другой, его чистые и горячие детские слезы капали на шею Бьянке, а она все сильнее прижимала его к себе и гладила его мягкие, спутанные, соломенного цвета волосы.
– Кто ты, малыш, и что здесь делаешь? – спросила она, заглядывая ему в глаза.
Но он не отвечал, не решаясь поднять взгляд, и продолжал упрямо глядеть себе под ноги. Только губы его мелко дрожали, да ладошки он сцепил крепко-накрепко, держа их у груди, словно молясь. Бьянка взяла их в свои теплые руки и сразу же почувствовала холод, исходящий от его маленьких, согнутых пальчиков. Она стала согревать их теплом своих рук. И когда мальчик поднял на нее глаза, она увидела в них боль, печаль, уныние – все что угодно, кроме радости от того, что он живет на этом белом свете.
– А где твоя мама? – спросила она у него.
Печально и тихо малыш ответил ей:
– Наша мама умерла.
Бьянка вздрогнула; слова застряли в горле. Спросила все же:
– Отчего?
– У нее очень болел живот. У многих болел тогда.
– А лекарь к вам приходил?
Мальчик опустил голову:
– У нас нет денег…
– А папа?…
– Папа тоже умер.
– Боже мой!.. – И Бьянка, не удержавшись, расплакалась.
– Дизентерия, – произнес Гарт. – Бич Парижа. Много умерло, я слышал об этом. Воздух и в самом деле гадок. Улицы похожи на помойки.
– Ты живешь не один? Кто-то еще есть? – снова спросила Бьянка. – Брат?… Бабка?…
– Сестра.
– Уже лучше. А где она? Что она делает? Почему не смотрит за тобой? И сколько ей лет?
– Она… – Мальчик смутился, не зная, как сказать. – Она уже большая, все время ходит с чужими дядями. Но говорит, что так нужно, чтобы жить…
Гарт с Бьянкой переглянулись.
– И все равно денег не хватает? Даже на еду? Ведь ты голоден!..
Вместо ответа малыш несколько раз мелко кивнул и опустил голову.
Бьянка бросилась к галантерейной лавке, высыпала на прилавок все монеты. Их хватило на детскую короткую суконную рубашку с рукавами и новенькие башмачки из кордовской кожи. Теперь остались теплая курточка, штанишки и шапочка; все это желательно из шерсти.
Бьянка умоляюще посмотрела на своего спутника и выразительно потрясла в воздухе пустым кошельком.
Гарт тяжело вздохнул:
– Ты же знаешь, все монеты я роздал нищим.
– Но что-то надо делать! Ребенок совсем замерз. К тому же он голоден. Он хочет есть! Он может умереть с голоду! Неужели ничего нельзя сделать, Гарт? Найди же какой-нибудь выход!
Мальчик тем временем быстро переобулся и надел рубашку. Потом снова натянул свою старую разодранную, короткую, латаную-перелатанную куртку. Теперь ему стало теплее. И он захотел поблагодарить сеньору. Не успела та опомниться, как он подбежал и припал губами к ее руке. Потом быстро отошел, покраснев от смущения и не глядя на нее. А с губ слетело:
– Да пребудет с вами Господь, благородная сеньора…
Гарт снял с себя пояс, показал Бьянке.
– Смотри, сколько в нем драгоценных камней. Не думаю, что он много потеряет, лишившись двух-трех.
Бьянка всплеснула руками. Такой пояс имел право носить только шамбеллан. Продав его, можно было купить несколько отличных лошадей или коров. Но ценился не сам пояс, а камешки, вкрапленные в него по всей длине. Гарт вытащил два из них.
– Неподалеку я видел лавку ювелира. Вперед, малыш! Там же мы найдем и бакалейщика.
И подал руку мальчику. Тот, несколько осмелев, протянул свою. Но старую обувь все же прихватил с собой. А еще через некоторое время он был одет по всей форме так, словно уже наступила зима. В руке он держал ватрушку с медом, которую жадно жевал, с благодарностью поглядывая на своих неожиданных благодетелей. Другой рукой он прижимал к себе завернутые в тряпицу сыр, колбасу, хлеб и два жареных цыпленка.
Бьянка улыбалась. Лицо ее выражало если и не огромное счастье, то безмерную радость. Гарт тоже был доволен: как это он вовремя вспомнил про свой пояс! А камни… это пустяк. За такую улыбку, которой его только что одарила его спутница, он, не задумываясь, расстался бы и с остальными самоцветами.
Теперь осталось проводить малыша до дома. Он повеселел, это было видно, и всю дорогу, пока они шли, бросал любопытные взгляды то на Бьянку, то на Гарта.
Дом оказался таким, каким, собственно, и можно было представить его себе. Маленький, покосившийся, стесненный с обеих сторон двухэтажными добротными домами, которые, казалось, напирали на него, стараясь вытеснить отсюда, дабы он не мешал им. И уже на пороге, прощаясь, когда мальчик с грустью помахал рукой своим провожатым, Бьянка сказала ему:
– Не отчаивайся, малыш. Я буду каждый день навещать тебя, приносить еду и подарки. Не бойся, я не дам тебя в обиду. Скоро я уеду, правда, но до тех пор буду приходить к тебе. Договорились?
Мальчик кивнул и проговорил, лаская Бьянку ангельским взглядом своих детских, чистых, голубых глаз:
– Какая вы добрая, сеньора…
Бьянка улыбнулась и почувствовала, как предательски дрогнули ее губы.
– А как тебя зовут? Ты так и не сказал нам это.
– Аркур. А вас?
Она назвала ему свое имя.
– Прощай, Аркур, – сказал Гарт. – Жаль, мы не встретили твою сестру, нам было бы о чем поговорить с ней.
– Прощайте, сеньор! Я никогда не забуду вашей доброты.
Долго еще стоял малыш на пороге своего дома, провожая взглядом двух человек, неторопливо уходивших по набережной в сторону королевского дворца. Стоял и повторял имя, которое ему очень не хотелось забыть.
И не знал маленький мальчик, что пройдет почти двадцать лет, и он станет человеком иного сословия. Не знал тогда и Гарт, что наступит день, когда рыцарь Аркур де Ромнель в кровопролитной битве спасет от смерти его сына.
Глава 12. Единственная умная фраза у Пьера де Брюи