Екатерина Медичи

– Но за кого?.. Когда-то вы занялись этой особой, я помню это, а потому вам, как никому другому, известно, что в настоящий момент она не имеет кавалера, за которого могла бы выйти замуж.

– Вы забываете о ее любовнике, господине Лесдигьере.

– Он протестант, их союз невозможен. Или вы допускаете мысль, что Церковь закроет глаза на такой вопиющий факт?

– А если бы он переменил веру и стал католиком?

– Тогда… – Епископ даже покраснел и плотно сжал губы. – Тогда, господин аббат, мои планы, так же как и ваша миссия, с треском провалились бы в преисподнюю. Но, – с улыбкой добавил он после недолгого молчания, – этого не произойдет по той простой причине, что шевалье Лесдигьер, насколько мне представляется, никогда не решится на это.

– Быть может… устранить и его? – робко предложил д’Эпинак.

– Этого не стоит делать по трем причинам, – ответил епископ. – Первая: вы рискуете при этом не только жизнями ваших головорезов, но и своей собственной. Или вы забыли, что его называют первой шпагой Парижа и одной из лучших шпаг Франции?

– Но есть другие способы…

– Второе. Покусившись на жизнь этого дворянина, вы навлечете не только на свою, но и на мою голову гнев вдовствующей королевы, которая весьма благоволит этому молодому человеку, так же как и король, ее сын, и конечно же узнает, чьих это рук дело. Мне не хотелось бы вызвать в свой адрес неудовольствие Екатерины Медичи, то же советую и вам, а поскольку она к тому же дружна с Пием V, то, надо полагать, и с этой стороны нас с вами по головке не погладят; мало того, наши с вами шапочки скатятся с наших голов… а может, и сами головы.

– Святой боже!

– И третье. Кому как не господину Лесдигьеру защищать баронессу от непрошенных любовников, тем паче женихов, в числе которых может оказаться конечно же католик? Вы понимаете меня? Я возвращаюсь к разговору о замужестве.

– Я понимаю вас, монсиньор.

– Я рад, что мне не пришлось вам долго объяснять. – Епископ протянул руку к двери. – Ступайте, д’Эпинак, и да будет с вами Бог! – и он очертил в воздухе крест.

Аббат слегка поклонился и вышел.

Во исполнение планов епископа аббат д’Эпинак тут же начал атаку в указанном направлении. Прошло еще несколько дней, и безутешная племянница, при жизни своего дяди боготворившая его, неожиданно получила известие о внезапной смерти мужа, которого она если и не любила, то уважала и почитала не только как законного супруга, но и как человека, представлявшего собою новый тип людей – банкиров, предпринимателей и торгашей. Ибо как женщина умная, она понимала, что старина с ее обычаями, традициями и нормами морали уже отступала на второй план, а на смену ей приходил новый строй и новый человек.

Такие понятия, как честь, доблесть, рыцарство и благородство, безвозвратно канули в прошлое, их место занимали личные деловые качества, предпринимательская хватка, труд в поте лица, добывание денег любыми путями, включая торговлю и бизнес. Последним рыцарем Франции был Генрих II, и свидетелем этого смертельного поединка был древний памятник архитектуры, мрачный осколок старины – Турнельский замок. Год тому назад Екатерина Медичи, повинуясь ветру перемен, приказала снести этот дворец и вычеркнуть таким образом воспоминание о последнем кровавом турнире и последнем рыцаре.

Человеком нового времени и являлся муж баронессы, но именно он и пострадал в числе первых от поповского мракобесия, тянущего страну назад, в пучину темноты и невежества.

Теперь несчастная вдова совсем пала духом, и в это самое время перед ней возник некий аббат из монастыря Нотр-Дам, который вкрадчивым голосом принялся уговаривать ее стать невестой Христовой. Если мысль эта недели две тому назад показалась бы ей ужасающей и отвратительной по своей сущности, то сейчас, убитая двойным горем, она вначале слабо сопротивлялась, а потом и вовсе сдалась на увещевания аббата. Д’Эпинак удовлетворенно потирал руки: через несколько дней баронесса де Савуази должна была принять постриг и монашеский сан в одном из женских монастырей под именем сестры Руперты, но… тут вмешался Лесдигьер.

Она рассказала ему обо всем накануне отречения, и он буквально вырвал ее из лап церкви, понимая, что они хотят заживо похоронить баронессу в стенах монастыря. Тогда же он догадался и о том, для чего это было нужно аббату. И Лесдигьер принял единственное правильное решение, которое, кстати, подсказал друг Шомберг. Он женился на Камилле де Савуази, а поскольку для этого требовалось переменить веру, то он сделал и этот шаг, оставив с носом епископа и аббата, затаивших с тех пор на него злобу.

Зато Камилла о большем счастье не могла и мечтать. Мало того, что она оказалась нежно любящей и преданной супругой, а еще подарила мужу больше полумиллиона ливров золотом, которые он тут же отдал адмиралу и принцу для найма немецких рейтаров и для покупки мушкетов и пушек. Узнав об этом, баронесса слегка пожурила любимого, но на следующее утро пообещала дать ему еще столько, сколько он попросит.

Что же касается епископа Ле Мана, то и ему не повезло. В своих стяжаниях он совсем упустил из виду, что дарственная на замки и земли составлялась, как правило, обычно в двух экземплярах: один находился у нового хозяина, другой попадал в королевский архив. По просьбе Лесдигьера (и совету старого коннетабля) король отдал приказание разыскать сей документ, и тот после долгих поисков был извлечен на свет божий из пыли времени, из тьмы веков.

Глава 3. Вести из Парижа

Поздно вечером в замок, где остановились Екатерина и Карл после инспектирования пикардийских крепостей, прискакал гонец на взмыленной лошади и потребовал немедленно провести его к королю. Его ввели в апартаменты королевы – пыльного, усталого, с возбужденными глазами и пересохшими губами.

Карл сидел в кресле и, скрестив руки, нахмурясь, глядел на вошедшего. Королева-мать стояла справа от кресла, взгляд ее выражал крайнее удивление: что надо этому человеку здесь, в такое время?

– Откуда вы, сударь, и кто вы? – коротко спросил король.

– Из Парижа, сир, меня зовут Гаспар де Шомберг, – склонив голову, ответил гонец.

– Ваше имя как будто мне знакомо. Где я мог слышать его?

– Не знаю, сир, но думаю, на балу в Турнельском замке в прошлом году.

Король несколько раз кивнул:

– М-м, да-да, кажется, припоминаю. Друг мсье Лесдигьера?

– Вы не ошиблись, сир.

– М-да, так чего же вы хотите, господин де Шомберг? Чего ради вы примчались сюда сломя голову, да еще в такой поздний час? Кажется, скоро одиннадцать. Вас кто-нибудь послал?

– Меня послал коннетабль.

Теперь роли переменились. Чело Карла разгладилось, тревога исчезла, кажется, он даже украдкой зевнул.

Королева-мать, напротив, нахмурилась. Кровь отлила от лица. Она поняла, что гонец привез чрезвычайно важное известие, иначе он не выглядел бы таким возбужденным. Не сводя с него глаз, она сделала шаг вперед:

– Говорите, сударь! Что случилось в Париже?

И Шомберг ответил:

– Войско гугенотов во главе с принцем Конде и адмиралом Колиньи направляется сюда.

Она даже не успела испугаться, только быстро спросила:

– Зачем?

– Чтобы захватить в плен короля и его мать.

У нее упало сердце. Екатерина зашаталась, все поплыло перед глазами. Свободной рукой она ухватилась за спинку кресла, в котором сидел ее сын.

– Матушка, да что же это такое! – вскричал Карл и вскочил. – Ведь мы заключили мир! Зачем они идут сюда? Что им надо?

Она не могла ему ответить, потому что комната в ее глазах вдруг стала переворачиваться вверх дном. Огромным усилием воли она еще держалась на ногах, но язык не повиновался ей, а мозг отказывался воспринимать услышанное. Все же она нашла в себе силы спросить:

– Откуда это известно?

– Мне сообщил эту весть коннетабль.

– А ему?

– Ему передал ночью человек, который слышал это собственными ушами из уст Ларошфуко, собиравшего гугенотов близ Сен-Дени. Они соединятся с другими такими же отрядами в Розе-ан-Бри и оттуда отправятся сюда, чтобы захватить в плен короля. Сейчас они уже в пути.

– Боже мой! Опять война?!

– Да, ваше величество. Я пришел сказать вам, чтобы вы немедленно покинули замок. Я привел с собой пятьдесят человек, они ждут приказаний вашего величества и стоят внизу, у рва. Бегите, государь, пока еще не поздно! Торопитесь, дорога каждая минута. Протестанты вот-вот нагрянут сюда.