Тайны и предания старой Москвы

Правую часть панорамы Яузских ворот замыкает высотное здание – «высотка на Котельнической набережной». Как ни велико это здание, но все же не больше Красного холма, и, наверное, поэтому оно не выглядит здесь вызывающе инородным, но образует ансамбль с холмом и всем тем, что на нем находится.

Такова современная панорама Яузских ворот. Ее прелесть заключается в том, что здесь, на Яузской улице, сохранился в законченной целостности выразительный фрагмент Москвы XVIII – начала XIX века, Москвы Екатерининской, Павловской, Александра I, Москвы Карамзина и Пушкина, причем Москвы не парадной, не дворовой, не музейной, а живой. Особую остроту «пушкинскому» пейзажу придает фон из высоких зданий «сталинской» архитектуры.

Яузские ворота до определенного времени не входили в число популярных туристских маршрутов, обычно ориентирующихся на обозрение выдающихся и общеизвестных памятников архитектуры и истории.

Однако в 1970-е годы Яузские ворота привлекли пристальное внимание московских художников, и почти на каждой большой коллективной выставке 1980—1990-х годов можно было увидеть этот уголок старой Москвы. Его писали и рисовали разные живописцы и графики: Г. Захаров, И. Сорокин, А. Горский, М. Стриженов, О. Демидова, В. Волков, А. Горяинов, М. Дедова-Дзядушинская, Б. Стариков, С. Андрияка и др. Но как непохожи их работы! На всех узнаваемые здания у Яузских ворот, повороты и изгибы улиц, вливающихся в площадь, мост через Яузу, и в то же время каждая работа – словно какие-то иные Яузские ворота. Конечно, настроение художника, его стиль, его видение мира, наконец, время года и время суток, точка зрения в какой-то степени объясняют эти различия, но главное, думается, в другом – в самой натуре, раскрывающейся перед художником не сразу и не полностью. Художники интуитивно чувствуют это. Некоторые из них вновь и вновь возвращаются сюда и вновь рисуют – так велико обаяние Яузских ворот.

Впрочем, художники нашего времени далеко не первые из тех, кто был очарован этими местами.

В 1699 году дьякон Тимофей Каменевич-Рвовский, когда писал о праотце Мосохе и его жене Кве, назвал место, на котором тот основал город, не только «первоприбытным» и «именно Московским», но и «всепрекрасным». Уже тогда москвичи оценили этот вид.

Карамзин в «Записке о московских достопамятностях» называет «прелестным» «вид с бывшего места кн. Безбородко, в Яузской части». Это «место», то есть «владение» екатерининского вельможи, находилось в начале Воронцова поля, у церкви Николы в Воробине (или на Гостиной горе), откуда открывался вид на Яузские ворота и на устье узы с церковью Никиты Мученика.

В 1820—1830-е годы вид устья Яузы относился к числу привлекательнейших. Путеводитель того времени так представлял его читателю (указывая удобным для обозрения то же место, которое называет и Карамзин):

«Идя от Покровских ворот хорошим бульваром… и спускаясь с возвышения мимо огромного дома, принадлежавшего прежде генералу Хитрову, вы, почтенный читатель, конечно, не откажетесь остановиться и полюбоваться прелестнейшим видом Замоскворечья, частью набережной Вшивой горки и устья крутоберегой Яузы; точно, вид сей нелестен: это смесь столичного великолепия с милою простотою природы. Реки Москва и Яуза придают неизъяснимую прелесть сей картине, достойной поистине внимания наблюдателя и кисти художника. Перо наше слабо изобразить ее, но мы рекомендуем место сие и решительно можем скаазать, что оно принадлежит к лучшим видам нашей столицы. Долго идя между рядами огромных зданий, вы вдруг поражаетесь картиною сего местоположения, вдруг открывается она пред вами, и вы придете в изумление от вида трех разнообразных городов, соединенных при устье Яузы».

Название «Вшивая горка», данное в XVIII – первой половине XIX века обращенному к Яузе склону Таганского холма, тогда никого не шокировало. Оно значило лишь то, что на нем, за церковью Никиты Мученика, находился известный всей Москве рынок-барахолка, из тех, которые Москве назывались «вшивыми», как в Париже подобный рынок назывался «блошиным». В конце XIX века, когда рынок давно был закрыт и о нем забыли, а название холма сохранилось в народной памяти, оно стало казаться «неприличным». И тогда, посчитав название «испорченным», предложили «облагородить» его – заменить на «Шивая» или «Ушивая», объясняя это тем, что якобы на холме жили портные-швецы, и на нем росла сорная трава ушь.

Экскурсия в Москов

В последнее десятилетие XX века и первые годы XXI столетия окрестности Яузских ворот стали местом экскурсионных маршрутов. Сохранившиеся здесь архитектурные памятники XVII–XIX веков позволяют экскурсоводу рассказать и о слободской Москве допетровских времен, и о новых и старых вельможах петровского и екатерининского времен, и о пожаре 1812 года, и о пушкинской эпохе (и о самом великом поэте – он тоже здесь бывал). А для рассказа о современности представляет много занимательных сюжетов высотный дом на Котельнической набережной.

Однако здесь же, в устье Яузы, ее крутоберегие склоны сохраняют приметы более далекой эпохи – тех времен, когда город назывался еще не Москва, а Москов. Везде обнаруживается его присутствие – нужно только внимательно посмотреть и подключить воображение, чтобы представить себе древние улочки и переулочки, терема высокие…

В поселении человека, в деревне или городе, в том числе и в Москве, самая древняя его часть – земля, на которой оно стоит, и самые старые, самые первые памятники – рельеф местности и другие природные и геологические объекты, которые в первоначальные времена оказали решающее влияние на возникновение поселения и на его характер.

Впоследствии часто оказывалось, что природные условия, по мнению человека, становились помехой развитию поселения, и тогда он начинал заниматься исправлением природы.

Свой рассказ о древней Москве Иван Егорович Забелин предваряет предупреждением: «Древняя топография города имела иной вид и представляла больше живописности, чем теперь, когда под булыжною мостовою везде исчезли сохраненные только в именах церковных урочищ поля, полянки и всполья, пески, грязи и глинища, мхи, ольхи, даже дебри (или дерби), кулишки, т. е. болотные места и самые болота, кочки, лужки, враги-овраги, ендовы-рвы, горки, могильники и т. п.». Об этом следует помнить, исследуя и описывая Москву старых времен, но также это надо учитывать, говоря о современной Москве, потому что под зданиями и под замощенными, заасфальтированными улицами лежит та же земля, которая была и до того, как она стала называться московской.

Иногда она вдруг напоминает о себе не только мощными холмами, но и прорвавшимся на поверхность ручьем или освободившимся волей случая из-под каменного и асфальтового панциря клином первобытной почвы.

Такой клин в 1970-е годы появился у Яузских ворот, вернув пейзаж к тем временам, когда это место еще не называлось Яузскими воротами, потому что они еще не были построены.

В 1970-е годы была также снесена застройка правой стороны Яузской улицы и весь квартал до Москворецкой набережной. До сноса этот квартал был правой стороной Яузской улицы, сейчас он стал частью площади Яузские ворота. На месте снесенных зданий разбит сквер, на нем подросли деревца, загустел кустарник, образовались лужайки, на которых в сенокосную пору встают аккуратные стожки сена.

Эти стожки переносят нас в очень далекое прошлое: издавна, как уже говорилось, низина Москвы-реки, примыкающая к устью Яузы, была лугом и использовалась для выпаса скота. На низком берегу Яузы были пристани, в XIX веке о них еще помнили и набережную называли Пристанищем, а до начала 1930-х годов из воды возле берега торчали осклизлые верхушки старых свай.

Известный москвовед П.В. Сытин, много лет изучавший московские названия, написавший на эту тему несколько книг, в последней из них, подводящей итоги его исследованиям, пишет: «Названия московских улиц, переулков и площадей – нерукотворные памятники многовековой жизни города, его природы, истории, архитектуры, искусства, революции и социалистического строительства. Они более живучи, чем многие памятники материальные, даже памятники архитектуры и искусства. Измененные и замененные новыми названиями, удачные старые названия часто еще долго живут в народе».

Жизнь названий и память о них измеряется многими веками. Некоторые названия «первоприбытного» уголка Москвы через тысячу лет пронесли память о «первоприбытных» временах. Пристанище – одно из них.

Другое название – Васильевский луг. Так называли обширный луг по левому берегу Москвы-реки от стены Китай-города до устья Яузы.

Наиболее распространенное объяснение происхождения этого названия указывает на якобы устроенный здесь князем Василием Ивановичем, отцом Ивана Грозного, великокняжеский сад. Однако И.Е. Забелин, специально занимавшийся изучением дворцовых садов, установил, что тот сад… является только на планах времен царя Алексея Михайловича», то есть во второй половине XVII века, название «Васильевский» существовало значительно раньше. Другое объяснение: там, мол, любил бывать известный московский юродивый Василий Блаженный, потому и назвали его – Васильевский луг.

Но более вероятным и имеющим под собою реальную историческую основу представляется следующее происхождение и история этого топонима.

Так как здесь, на лугу, в первоначальные времена Москвы находилось капище Велеса, луг назывался Велесов, как в древнем Киеве холм, на котором находилось капище Перуна, Перуновым холмом.

В христианские времена капище Велеса исчезло, и в кое-то время произошла замена имени языческого бога именем христианского святого Василия, и по созвучию имен, и потому, что святой Василий также считался «скотьим» покровителем.

С Яузского моста видно, как выше по течению реки правый берег поднимается мощным холмом, этот холм – еще одна заселенная часть древнего подола – Гостиная гора. Ее название также древнего происхождения и сохранялось за ней до конца XVII века. Построенная на ней в 1690–1693 годах в стрелецкой слободе Воробине церковь Николая Чудотворца имела два уточняющих прибавления к названию: «что в Воробине» и «что на Гостиной горе». Церковь снесена в 1930-е годы, память о ней осталась в названии Николоворобинского переулка.

Выше по течению Яузы, на верху Гостиной горы, находится еще один храм – церковь Илии Пророка на Воронцовом поле. Хотя главный престол храма – Благовещение Пресвятой Богородицы, а во имя Илии Пророка освящен лишь придел храма, церковь называют Ильинской, и этому есть своя причина. Современный храм, вернее его полуразрушенное здание (богослужения совершаются в доме причта), был построен во второй половине XIX века на месте прежнего храма, возведенного в XVI веке и перестроенного в XVIII веке.

Храм XVI века был построен по приказанию великого князя Василия III в 1514 году и освящен во имя Благовещения Пресвятой Богородицы, потому что день рождения князя приходился на этот праздник. Однако и этот храм был не первым в селе Воронцовом возле соснового бора. Память об этом боре сохранилось в названии ближайшего Подсосенского переулка. В XV веке тут уже была церковь, в летописной статье за 1476 год она упоминается под названием Ильинской: «…в четверток великий бысть знамение в солнци… далече же от него лучи сияющи два един видим нами аки за св. Ильею иже под Сосною».

Дату же основания церкви во имя Пророка Илии, в ХVI веке переименованной по великокняжескому повелению в Благовещенскую, однако продолжающей называться в народе Ильинской, следует отнести далеко в глубь веков, поскольку немало времени должно пройти, чтобы название церкви настолько утвердилось в сознании людей, что об ином и подумать было невозможно. Об этом же говорит и то, что престольный праздник на Илью Пророка 20 июня издавна традиционно сопровождался ярмаркой, народным гуляньем с хороводами и качелями. Традиция эта прекратилась лишь после проведения по Садовому кольцу линии конки.

Название «Васильевский луг», в котором угадывается древнее имя Велеса, а также церковь Илии Пророка на Гостиной горе заставляют вспомнить топографию древнего Киева и сравнить с ней топографию древней Москвы.

«Подольские возвышенности (незатопляемая при половодье часть. – В. М.), судя по обнаруженным материалам, были заселены уже в VII–VIII вв., что, несомненно, указывает на раннее формирование Киевского посада… – пишет археолог П.П. Толочко в книге «Древний Киев» (1983). – Одним из убедительных свидетельств сказанного выше (кроме находок монет и вещей иностранного происхождения) является то, что на берегу Почайны – речной гавани, принимавшей торговые флотилии из многих стран мира, почти за полвека до принятия Русью новой веры действовал первый христианский храм Киева – церковь св. Ильи. Рассказывая о заключении договора 944 года между Византией и Русью, летописец пишет, что часть Игоревой свиты (языческая) во главе с князем принесла присягу на верность договору на холме, где стоял Перун, а «хрестеяную Русь водиша роте (присяге) в церкви святаго Ильи, яже есть над Ручаем, конец Пасынче беседы». Далее летописец объясняет, что это была соборная церковь, которую посещали не только русские, но и иностранцы, естественно, если они были христианами. (На месте древней церкви в Киеве, как и в Москве, и сейчас стоит церковь во имя Ильи Пророка. – В. М.)

Кроме христианского храма на Подоле IX–X веков имелся и языческий – капище Велеса («скотьего бога»). По мнению исследователей, местоположение капища на Подоле вблизи городских пастбищ вполне объяснимо. Перед идолом Велеса люди вымаливали покровительство скоту. Не исключено и другое объяснение. В.О. Ключевский полагал, что «скотий бог» символизировал также богатства и меновые ценности, потому что скот и деньги по тем временам были синонимами. В таком случае храм Велеса на Подоле покровительствовал и торговле.

А теперь, полюбовавшись, как его характеризует старый путеводитель, «прелестнейшим видом» устья крутоберегой Яузы, начнем подниматься на Таганский холм по переулку слева от высотного здания. Этот переулок называется «Большой Ватин», и его название представляет собой топонимический анекдот. Ведущий к церкви Никиты Мученика переулок до революции назывался Никитским. В 1922 году, борясь с церковными названиями, его переименовали. Основанием для нового названия послужила надпись на могильной плите конца ХVI века, обнаруженной на церковном кладбище, под которой покоился прах купца Ватина, названного «строителем» храма. Позднее обнаружилось, что фамилию прочли неправильно: купец был не Ватин, а Вагин. Однако решение о переименовании переулка уже было подписано, так он и остался Ватиным.

Поднимемся по Ватину-Никитскому переулку и пойдем бродить по улочками и переулочкам, одни из которых поднимаются вверх, другие идут поперек холма. Их причудливый рисунок – следствие того, что при своем возникновении они приспосабливались к рельефу. Несмотря на то что при позднейшем строительстве рельеф выравнивался, совсем сгладить холм не получилось.

Улочки и переулочки Красного холма – ценнейший исторический памятник, памятник градостроительства.

Названия некоторых улиц сохраняют память о былых слободах: Гончарная улица, Котельнические переулки. Другие были переименованы, но прежние названия до сих пор не забыты. Так, Нижняя и Верхняя Радищевские улицы, получившие эти названия в 1919 году, прежде назывались Болвановскими. Они находились выше церкви Никиты Мученика, за первоначальным городом. По летописи известно, что в древнем Киеве за городом, «вне двора» теремного, находилось капище. Там, пишет Нестор, стояли «кумиры… Перуна деревяна, а голова его серебряна, а ус золотой, и Хорса, и Даждьбога, и Стрибога, и Семаргла, и Мокош». На Руси объемные изображения нехристианских богов называли болванами. Болвановские улицы проложены были там, где стояли «болваны», то есть было языческое капище. Сейчас старинное название местности сохраняет церковь, известная по документам с начала XVIII века, – храм святителя Николая на Болвановке (Современный адрес: Верхняя Радищевская, 20).

Старейший москвовед Виктор Васильевич Сорокин, живший на Таганке, рассказывал, что он часто встречал академика Бориса Александровича Рыбакова, бродящего по переулкам вокруг церкви Никиты Мученика. Тогда Рыбаков как раз занимался славянским язычеством. (Возможно указанием на то, что церковь построена на месте языческого капища, может считаться и ее старинное название, приводимое Каменевичем-Рвовским: «Никиты Мученика, бесов мучителя». В названиях других московских церквей этого святого уточнение «бесов мучителя» отсутствует.) В книге «Язычество Древней Руси» (1987) Б.А. Рыбаков, говоря о языческих капищах, пишет: «В докняжеской языческой Москве таким сакральным урочищем был, очевидно, холм, на котором, судя по названию «Болваны» (у Таганки), находились некогда идолы».

За долгие века существования московского поселения на холме при устье Яузы множество людей жили и бывали здесь, ходили и ездили по этим улицам и переулкам.

Конечно, чем ближе к нашим дням, тем больше можно назвать имен и рассказать о большем числе событий и случаев, связанных с этими местами. Но и далекие былинные, почти мифические времена князя Владимира Красное Солнышко оставили на этих улочках и переулочках свой след.

Славный богатырь из вятического града Москова

Всем известны главные герои русского былинного эпоса – три богатыря Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Илья Муромец – крестьянский сын из главного города Мурома да из села Карачарова, Алеша Попович – «млад сын» ростовского попа Леонтия, а Добрыня Никитич «остался по смерти отца старого купца Никиты малым младенцем», растила его матушка «честна вдова Офимья Александровна», а где они жили, о том говорится в былине:

Жила честна вдова Офимья Александровна
В Москве на Горке на Вшивоей,
И остался от батюшки молодой Добрынюшка Никитич.

Сказитель былины, указывая местоположение двора матери Добрыни, поступил так же, как это сделал, объясняя, где было поселение библейского Мосоха, Каменевич-Рвовский. Оба они называют наиболее известный в их время ориентир этого места. В XII веке при Каменевиче-Рвовском это была церковь Никиты Мученика, при рассказчике былины – в середине XVIII – начале XIX века – таким ориентиром стал рынок и народное название этого района. Но и в том, и другом случае речь идет об одном и том же месте – городе-крепости Моска – Москове.

Былина, которая начинается этими словами, называется «Добрыня и Маринка», она была записана в 1863 году в Олонецкой губернии от старика, который, как сообщает публикатор былины известный фольклорист П.Н. Рыбников, перенял ее, в свою очередь, у девяностолетнего старика – «первостепенного сказителя».

Исследователи установили, что эпические былины в той форме, в какой они дошли до нас, складывались в XI–XVI веках. Но при этом они вбирали в себя более ранние эпические народные сюжеты и в то же время изображали современные события. Таким образом, получилось, что былина – это сложное, многослойное произведение, в одной былине находили отражение разные эпохи и разные события. При этом оставались неизменными характеры персонажей былины, олицетворявшие народные представления о добре и зле, справедливости и несправедливости, о народных понятиях красоты и безобразия, об идеальном человеке, который достоин уважения и подражания.

Такими идеальными героями явились богатыри Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Кроме того, что они представляли собой образцы для подражания как личности, все вместе они выражали главную государственную идею Древней Киевской Руси – идею о единстве всех русских земель – и западных, и южных, и восточных. Художественным выражением этой идеи и являются былины о трех богатырях из Залесской Руси, служащих киевскому князю и стоящих заставой на общей западной границе.

В былинах постоянно подчеркивалось социальное происхождение и место рождения главных богатырей: Илья Муромец – крестьянский сын из Мурома да из села Карачарова, Алеша Попович, как говорит и его прозвище, сын попа Леонтия из Ростова Великого. На этих данных значительной мере и строились их образы. Добрыня Никитич такой четкой сословной и территориальной привязки не имеет, хотя в некоторых былинах и сообщается, что его отец был купцом – «богатым гостем» из Рязани.