Багаж императора. В дебрях России. Книга вторая

–Дяинька, дай пирожка!

Обернувшись, я увидел грязного мальчугана с протянутой ко мне рукой. На меня из – под оборванного картуза смотрели огромные, полные недетской тоски глаза. Поперхнувшись, я молча протянул пирожки малышу.

–Спасибо, дяинька, – сказал он и жадно набросился на них. Кроме этого я дал ему еще пять рублей. Он молча кивнул головой и исчез в толпе.

–Да, -подумал я, -как выжить такому малышу в наше сложное время? Что может сделать это хрупкое создание в случае реальной угрозы? А она подстерегает его на каждом шагу.

Эдвард также с жалостью смотрел вслед удалявшемуся мальчугану, очевидно, вспоминая своего сына. Он подошел ко мне и молча протянул оставшийся пирожок. Я кивнул ему в знак благодарности, но вежливо отказался. Он пожал плечами и съел его. Со стороны Эдварда это был поступок, который говорил о том, что наши отношения и взаимопонимание продолжают укрепляться. Что касается меня, то после встречи с мальчуганом, мне вообще расхотелось есть.

Эдвард, тяжело вздохнув, произнес:

–Да, довели страну до ручки. Вот, за все время пребывания здесь я поражен. Поражен отношением людей друг к другу. С одной стороны, все готовы помочь друг другу, а с другой – ни с того ни с сего готовы поколотить из-за какой-то чепухи. И самое главное, что и то и другое делается очень искренне. Как это можно, я не понимаю.

–Ты многого еще не понимаешь, Эдвард. И тебе еще многое предстоит узнать, что-то тебя удивит, а что-то порадует, но все равно ты многого не поймешь. Чтобы что-то понять, надо здесь родиться и пропитаться этим духом, который зовется Россией, который вобрал в себя и испытал столько всего, что трудно даже перечислить. И поэтому если для тебя многие поступки непонятны, то для местного жителя они привычны. Ну, например, один из родственников царя, кстати, великий князь, не стану называть фамилии, будучи с официальным визитом во Франции, на приеме в Париже так набрался, что в приливе патриотического духа залез на вершину Эйфелевой башни и исполнил гимн «Боже, царя храни» от начала до конца, держась одной рукой за шпиль башни, а другой дирижируя в такт пению. Представителей французской власти чуть инфаркт не хватил. На их взгляд, это дикий поступок, на наш взгляд – вполне обычное дело. Так что, Эдвард, не стесняйся, если что непонятно, я готов всегда тебе помочь. А когда поймешь, то тоже полюбишь и эту страну, и ее народ, который не похож ни на какой другой.

–Все может быть, – ответил Эдвард. -Но скажи мне, пожалуйста, почему они так поступают со своим царем? Ведь у вас всегда была абсолютная власть. Слово – то, какое – абсолютная! – И он с удовольствием нараспев произнес его. – И благодаря этому вы уверенно шли вперед, несмотря на всякие препятствия. Точно так же, как мы в Англии под знаменем короля. А теперь что? Кто будет этим знаменем, если царя нет, если убрали вековую традицию, которая вдохновляла и вела народ? Кому он будет верить, за кем пойдет?

–На этот вопрос у меня нет ответа. Время покажет. Но то, что человек без веры – это никто, я с тобой согласен. А чтобы заработать авторитет, нужны время и понятные для народа мысли и дела. Времени нет. Что касается дел, то ты видишь сам, как сегодня дела делаются – с револьвером в кармане. Или признаешь нашу власть, или к стенке. Другого варианта нет. Вот народ и приучился снимать шапку перед всякой новой властью, которая приходит в его дом, село, город, губернию. Лучше снять шапку сейчас, чем тебе снимут голову потом.

Эдвард тяжело вздохнул и, глядя на снующих по привокзальной площади людей, медленно произнес:

–Да, тяжело понять и это, – и он кивнул на людской муравейник, – и то, что ты сказал.

Наш диалог прервала внезапная паника, поднявшаяся среди толпы, затем послышались громкие выстрелы, и люди бросились врассыпную. На площадь стали выскакивать стреляющие вверх всадники в мохнатых папахах, оттесняя людей и сбивая их в кучу. У многих из них к седлам были привязаны волчьи хвосты. Раздались крики:

–Махно, Махно, волчья сотня Махно, спасайся!

Нам попадаться этой братии было никак нельзя, и мы с Эдвардом бочком стали выбираться с площади, но попали в тупик между зданием и забором, ограждающим площадь. Здесь уже метались люди, ища выход, а с центра площади скакали вооруженные всадники с явным намерением присоединить нас к остальным.

Они уже почти достигли нас, как из-за кустов, растущих под забором, чей-то знакомый голос прокричал:

– Дяинька, давай сюда,– и оттуда высунулась чумазая голова моего знакомого мальчугана. Он призывно махал рукой, показывая жестом, что здесь есть проход. Я толкнул туда Эдварда, который, встав на колени, полез за кусты в то место, куда указывал мальчик, а сам приготовился встретить всадника, который, размахивая нагайкой, вплотную подскакал к нам. Лицо его было перекошено от злости и напоминало волчий оскал. Пока он крутился возле меня, матерясь и присматриваясь, куда ударить, Эдвард исчез, а я, изловчившись, схватил храпевшего коня под узды, перехватил занесенную для удара руку с нагайкой и выбил его из седла. Не теряя времени, я бросился плашмя на землю и ужом прополз за кусты, которые скрывали приличную дыру, ведущую на противоположную улицу. Мне вослед прогремели запоздалые выстрелы, которые в основном попали в стенку. Дождавшийся меня Эдвард, мальчишка и я бросились в темноту, скрываясь от возможной погони. Проскочив через улицу, мы миновали несколько дворов и, нырнув вслед за мальчиком в калитку, оказались в полуразрушенном доме. Мальчик, тихонько приоткрыв крайнее окно и призывно махнув нам, исчез за ним. Мы последовали его примеру, залезли вовнутрь, закрыв за собой окно. Когда наши глаза привыкли к темноте, мы рассмотрели комнату, в которой на диване разместился наш проводник, широким жестом указывающий на два продавленных кресла, стоящих возле печки. Мы в изнеможении опустились на них. Буквально через несколько минут на улице раздался цокот копыт и крики.

–Ищите их, это, наверное, те, кто нам нужен!

Громко залаяли собаки, раздались выстрелы, и в окнах замелькали отблески света от зажженных факелов. Бандиты стали осматривать ближайшие усадьбы, поднимать с постелей их обитателей. Постепенно, шаг за шагом они приближались и к тому дому, где находились мы. Нужно было что-то решать. Я вопросительно посмотрел на мальчугана. Он глянул по сторонам и предложил спрятаться в сенях перед входом, чтобы в случае чего можно было внезапно выскочить и, если повезет, скрыться в темноте. Не успели мы зайти туда, как во дворе раздались голоса и двое бандитов подошли к двери. Один из них толкнул дверь, но она только скрипнула, запертая на замок. Второй подошел к нему и, осветив порог факелом, заметил:

–Да здесь давно никто не живет. Видишь, на крыльце никаких следов нету.

На это первый ответил:

–Ну, все равно, давай посмотрим в окна.

–Давай, – согласился тот и, спустившись с крыльца, подошел к первому окну, освещая его факелом.

–Нет, вроде никого не видать, все раскидано.

Так в течение десяти минут они обошли все четыре окна, тщательно просматривая через них комнаты, но ничего подозрительного не заметили. У меня перехватило дыхание, когда они подошли к тому окну, через которое мы проникли в дом. Наверняка там остались следы. Но бандиты уже свыклись с мыслью, что здесь никого нет, и не обратили на это внимание, глянув в окно проформы ради. Взломать дверь или выбить окно им не позволила крестьянская осторожность. Очевидно, это были бандиты-новички, еще не развращенные чувством вседозволенности и осознанием могущественности власти человека с ружьем. Так, беседуя между собой, они перешли в соседний двор, ответив старшему, что здесь никого нет.

–Шукайте краще, -сказал он, – если не хотите, шоб Батька зняв з вас три шкуры. Ему за энтих «красавцев» какую-то цацку предложили, шо он отказать не мог. Дюже интересна, с виду, как куриное яйцо, только поболе будет, а нажмешь кнопочку – и оно раскрывается, а там красотища! И яйцо это не простое, все из золота и каменьев драгоценных. Мне его адъютант рассказывал. Предлагали ему тыщи, но он от денег отказалси. А перед энтим яйцом устоять не смог. Царская, говорят, вещичка. Ну, давайте топайте, чего рты раззявили? Найдете их – и вам подарок будет.

Этот невольно подслушанный разговор снова поставил передо мной ряд вопросов. Кто ищет меня, кто такой могущественный постоянно преследует меня, не считаясь ни со временем, ни с затратами? Одно я понимал абсолютно ясно: это связано с судьбой императора и янтарной комнатой. Это однозначно. Но кто конкретно стоит за этим, я до сих пор не мог понять. А это было очень важно, так как, зная противника в лицо, легче принимать защитные меры. Ты тогда можешь определить его манеру поведения, способы нападения, стиль мышления, предугадать действия, с помощью которых он достигает своих целей. Важным является и то, мужчина это или женщина. Если черты характера где-то посередине – это хуже всего. Тогда труднее просчитать, как он будет вести себя в той или иной ситуации. Например, там, где надо проявить мужскую твердость, он обратится к женской хитрости, и наоборот. Существенным в данном случае окажется и его опыт работы по устройству всяких козней, которые мы уже испытываем на себе. Чем больше опыт, тем богаче арсенал таких козней. А может, это вовсе не человек, а что-то такое непонятное? Некая сущность, с которой я встретился в янтарной комнате, и которая могла вести себя вполне разумно, в определенных рамках? Возможно, ее задача и состоит в том, чтобы не дать нам с Эдвардом выполнить свою миссию – найти и освободить царскую семью. Поэтому она постоянно преследует меня, противодействуя всем моим планам, причем это проявляется именно тогда, когда я нахожусь в пределах России. За границей она бессильна, и возможно, на Эдварда она будет действовать избирательно, учитывая то, что он не является сыном этой земли, и не обладает тем набором качеств, которые характерны для местных жителей. Если я прав, то нужно это взять на заметку и при необходимости применить на практике. Подождав, пока шум утих, и облава удалилась на достаточно безопасное расстояние, я подал знак своему компаньону о том, что пора выбираться отсюда.

Нам было очень жаль расставаться со смышленым мальчуганом, но взять его с собой мы не могли. На прощанье я дал ему сто рублей, и мы с Эдвардом тем же путем вылезли во двор. Прислушавшись к тишине, которая воцарилась вокруг, мы пошли в сторону железнодорожных путей, указанную мальчиком. Побродив по темным улицам минут двадцать, мы вышли на железнодорожную стрелку недалеко от вокзала. Навстречу нам попался путевой обходчик, проверявший исправность железнодорожного пути. Он нам сообщил, что состав на Харьков уже как минут двадцать стоит на четвертом пути, ждет паровоз, который заправляется водой. Не теряя времени, мы бегом бросились туда. Вагоны уже были забиты людьми до отказа. Неоднократные попытки сесть в вагон не увенчались успехом. Пассажиры прочно держали оборону, пресекая всякие поползновения на их место, сопротивляясь и матом и кулаком. Увидев усатого кондуктора в форменной фуражке, с грозным видом стоящего на подножке одного из вагонов, я обратил внимание, что он продолжал посадку, выборочно пропуская пассажиров вовнутрь. Подмигнув Эдварду, я подошел к нему, заранее приготовив в кармане денежный билет. Увидев меня, он напыжился и, выдвинув грудь колесом, закрыл дверь в вагон.

–У вас пропускают по билетам? – спросил я.

–Каким билетам? – недоуменно переспросил он, очевидно, пытаясь вспомнить, что они собой представляют, так как железнодорожные билеты давно отошли в прошлое и народ ездил за деньги или за продукты питания, или еще за что-нибудь другое.

–А такие, – ответил я и сунул ему в руку денежный билет достоинством в двадцать рублей.

Увидев деньги, он расплылся в улыбке.

–Оно, конечно, такие билеты завсегда принимают, – и спустился по ступенькам вниз, давая нам возможность подняться в вагон. Он был почти забит пассажирами, порою находившимися в самых неимоверных позах. Все настороженно следили за нами, очевидно, боясь за свое место. Медленно продвигаясь по вагону, мы искали место для себя. На одной из лавок сидела дородная тетка в цветастом платке, окружившая себя узлами и корзинками, не давая никому из пассажиров освободить рядом с собой хоть немножко места. Мы как раз подходили к ней в тот момент, когда внезапно поезд дернулся. Очевидно, прицепили паровоз. От толчка узлы, находившиеся рядом с теткой, рассыпались и покатились по вагону. Она живо подхватилась с места и кинулась их собирать. Я подмигнул Эдварду, и мы быстро составили оставшиеся узлы и корзины на пол, уселись на лавку, оставив место и для женщины. Вернувшись на свое место, с собранными узлами и увидев перестановку, она сначала оторопела, а затем, покрывшись красными пятнами, начала ругаться таким отборным матом, что весь вагон покатился со смеху. Это разрядило обстановку, и она, остыв, плюхнулась на полку и, громко отдуваясь, стала стирать платком пот с лица.

–Да, тяжелая это работа – такой красивой женщине так ругаться матом, – сказал я.

–А ты проживи с мое и попробуй, накорми мал мала меньше, а я посмотрю на тебя, – парировала она меня.

–А муж -то где? – спросила рядом сидящая тетка.

–Как где? На войне. Нонче все мужья на войне, то на этой, то на той. Кругом одна война, а мужей нету. Вот и маюсь уже который год. А что дальше – никто не знает, как жить, кто скажет? – и она обвела всех вопрошающим взглядом. Естественно, этот вопрос остался без ответа, потому что каждый думал об этом и каждый выживал, как мог. Тяжело вздохнув, женщина окончательно успокоилась и начала устраивать свою поклажу поудобнее. Это как бы послужило сигналом для состава. Паровоз рыкнул басом, и поезд, дернувшись, с лязгом начал свой плавный ход. В вагоне все вздохнули с облегчением и стали потихоньку заниматься своими делами. И мы с Эдвардом, переглянувшись, решили вздремнуть, тем более, что прошедшая ночь выдалась не очень спокойной. По молчаливому согласию, наш сон мы разделили на период отдыха и бодрствования. Пока я спал, Эдвард находился в полудреме, автоматически фиксируя все происходящее вокруг, а потом я сменял его. Эта система вырабатывается с годами. Иногда, бывало, при полной усталости достаточно пятнадцати минут такого сна, чтобы полностью восстановить свои силы. Главное, уметь отключиться сразу от всего, словно нырнув под одеяло, и тогда на тебя мгновенно налетает пелена сна, которая уносит с собою, а настроенный внутренний будильник начинает звенеть в строго установленный тобою срок завершения отдыха. Поэтому перед сном следует четко представить его себе, и тогда у тебя все получится. Самое важное, сразу выбраться из-под мысленного одеяла, а не вылеживаться, как мы это делаем на самом деле. У нас с партнером это получилось сразу, и мы достаточно хорошо отдохнули, приведя свои мысли и чувства в относительный порядок. Поездка заняла весь световой день.

Встреча с немецкими колонистами

К вечеру мы прибыли в Харьков. Ситуация здесь складывалась такая же, как и в Екатеринославе. Власть делили между собой, то гайдамаки, то красные, то белые. Уже на подъезде к вокзалу была слышна перестрелка. В очередной раз кто-то пытался захватить власть в городе. Народ, уже привыкший к такой жизни, не очень сильно реагировал на это и спокойно выгружался из вагонов. Мы с Эдвардом вместе с другими пассажирами тоже вышли из вагонов и прислушались к стрельбе. Выстрелы раздавались достаточно далеко, так что особой опасности пока не представляли. Однако для того, чтобы действовать дальше, нужно было выяснить ситуацию в городе. Чья здесь сейчас власть? Где можно переждать до утра, потому что, не зная города, нечего соваться в него ночью. Пока мы размышляли об этом, пришел еще один поезд и пассажиры, выплеснувшись на перрон, значительно увеличили массу находящегося здесь народа. Началась толкучка и неразбериха, так как каждый со своими узлами и котомками пытался как можно быстрее пробраться к выходу, настороженно прислушиваясь к приближающимся выстрелам. Напиравшая толпа выдавила нас в угол здания, где в относительном затишье стоял пожилой мужчина в железнодорожной тужурке и спокойно курил папиросу.

–Послушайте любезный, – обратился я к нему. – Что тут у вас происходит? Не подскажете ли, где тут поблизости можно переночевать?

Он смерил меня взглядом, спокойно докурил папиросу, аккуратно затушил ее, а затем произнес:

–Переночевать здесь можно недалече, в Новой Баварии, это от вокзала налево будет, а там спросите. А что касается стрельбы, то это всего лишь облава. Вчера власть тут установила Центральная Рада, так вот теперь они через облаву набирают народ в армию, ну а бывших офицеров, – и он многозначительно посмотрел на нас, – ловят и сортируют: кого налево, а кого направо.

–Не переживай, отец, – сказал Эдвард, – мы не офицеры, а такие же, как ты, железнодорожники-инженеры. Вот добираемся в Петроград, в Министерство путей сообщений, проектировать новые железные дороги.

–Да кому они сейчас нужны?! Тут и те, которые есть, довести до ума не можем. Угля почти нет, на дрова переходим. Зарплаты нет, народ бежит в деревню, а работать кто будет?

–Да, сейчас везде сложно, – подхватил я начатую тему. – Поэтому хотелось бы как можно быстрее добраться до Петрограда. Не подскажете ли?

–Да тут подсказывай не подсказывай, все равно никакого толку. Расписания ведь нет. Все на живую нитку. Правда, мне телеграфист Петров говорил, что пришла депеша о том, что около двух ночи сюда прибудет состав с синежупанниками. Так вот, его переформируют и вроде бы утром отправят, но не на Петроград, а на Москву. И я вам бы советовал, господа хорошие, не садиться в этот поезд здесь, а сесть в него возле Рашкиной дачи, там спуск и поезд сбрасывает скорость, поэтому есть все шансы сесть в него. Многие так и поступают. А здесь, неровен час, постоянно облавы, людей хватают и тащат в застенки. А с вами тем более не будут церемониться, больно вы ладные, хоть и одеты простенько.

–Так жизнь заставляет, отец, – ответил я. – Спасибо тебе на добром слове. А скажи, пожалуйста, что это такое – Рашкина дача?

–Да место такое, жил там немец Рашке, вот отсюда и название такое.

–А что, в Новой Баварии тоже немцы живут?

–Конечно, но есть и украинцы. Это в свое время, когда немцы приезжали сюда на заработки, они построили здесь пивной завод. Ну и стали селиться возле него. Пиво, скажу вам, достаточно приличное, – и он, крякнув, пригладил свои усы.