Обязан побеждать

– Такой молодец для нас подходит. Забираю, товарищ генерал. Кто ещё десятку выбивает?

– Стреляют неплохо, но в десятку редко. Опыта мало.

Инспектор посмотрел документы курсанта Белухина. Отец, красный кавалерист, погиб в Туркестане, мальчик рос с матерью и дедом в одной из деревень Сибири, остался доволен и выдал начальнику училища предписание: отправить курсанта на базу разведывательного управления для особой подготовки. Назавтра Белухин отбыл в Подмосковье, где в лесном массиве с часовыми на вышках шло изнурительное обучение курсантов, собранных отовсюду, стрельбе из различного оружия, в том числе из снайперской винтовки, рукопашному бою, владению вражеским оружием, разведке, ориентировке на местности, выносливости и многому другому, о чём Костя даже не мог подумать. Преподавателю-полковнику, что нашёл его в училище, понравилось увлечение курсанта пиротехникой с гражданки.

– Это будет ваш козырь в будущих операциях, и конечно же безупречная стрельба.

Полковник оказался прав. Горит первый стервятник где-то в лесу…

Таня сидела на земле и плакала то ли от радости, то ли от горечи: как же они повезут это военное богатство на передовую, которая к этому часу, по всей видимости, уже смята? Рёв вражеских танков сюда доносился отчётливо и уходил в сторону шоссейной дороги, ведущей к железнодорожному узлу, давно разбомблённому авиацией.

Лейтенант по-своёму понял слёзы девушки, слыша танковый гул почти без пушечного огня.

– Вы дрались в полку не один день, знаете его боеспособность, считаете, оборона прорвана и немцы уходят вперёд, не встречая сопротивления?

– Нет, я так не подумала, я от радости за меткий «дегтярь». Помогите мне встать.

Лейтенант подал руку, поддернул девушку. «Пушинка», – подумал Костя. Она вскочила, и резкая боль в правой ноге вызвала короткий вскрик.

– Что с ногой?

– Видать, сильно потянула сухожилия, когда спрыгнула с повозки под огнём «мессера».

– Это не «мессер», а однопилотный истребитель «Фокке-Вульф». Давайте помогу снять сапог, посмотрим.

У них то и дело с официального «вы» речь скатывалась на «ты».

– Помоги, я так боюсь всяких болей, но буду терпеть. – Она умоляюще смотрела на лейтенанта. Скорее всего, с любовью. За сбитый самолёт врага? Или от того, что он молод, симпатичен, с короткой стрижкой под пилоткой, светлоглазый и такой сильный? Нет-нет, она даже и подумать не могла, что он мог её бросить, и так умоляюще смотрела? Если бы у неё появилось такое сомнение, она бы просто возненавидела себя за слабую веру в товарища. Она знала, что вера эта могучая, несгибаемая даже при самых страшных обстоятельствах, под влиянием которых у кое-кого вызревает предательство, с чем, к сожалению, ещё придётся столкнуться. Нет, она так нежно смотрела на него, что за этим угадывалось зарождение первой девичьей любви. Но лейтенант тогда не понял этого взгляда и сосредоточил всё свое внимание на травмированной ноге санинструктора. Он умел вправлять вывихи, учили в лагере, не раскрывая будущее назначение каждого, кто был с ним в группе.

– Это не вывих стопы, – сказала Таня, когда сапог был снят, – это хуже. Сильно потянула связки, болеть будет несколько дней. Надо наложить шины и двигать к передовой.

– Шины не проблема, есть ли смысл идти к траншее? Там хозяйничают немцы, убирая своих и добивая наших раненых.

Тане показалось, что в его голосе послышались нотки скорби и уныния.

– Вы боитесь?

– Товарищ санинструктор, прошу больше никогда не произносить это гадкое слово! – резко сказал лейтенант, и в его светлых и беспокойных глазах коротко полыхнула злость, но от сострадания к девушке быстро улетучилась. – Да, я боюсь быть быстро убитым, я пока не испытывал страха во время бомбёжки или атаки. Не привелось, но это не значит, что я трушу. Мы обязаны выжить и драться до последнего дыхания, до последней капли крови, чтобы не осталось сомнений в упущенных возможностях. Меня кое-чему в училище научили, а подготовленный боец – это главное оружие, не подготовленный – пушечное мясо.

– Прости, Костя, выдала, не подумав, – извиняющимся тоном ответила Таня, слегка кривя алые детские губы от боли в ноге. – Да, здравый смысл – прежде всего. Но ведь мы можем под покровом ночи кого-то спасти от потери крови, от смерти, словом.

– В твоих словах есть резон. Дело к вечеру. Чертовски долго мы грузили подводу. Что подумает майор? Теперь бы груз спрятать от постороннего глаза, загрузиться патронами и за ночь попытаться догнать своих.

– Товарищ лейтенант, но передовая совсем рядом, меньше километра, – говорила Таня умоляющим грудным голосом, но вместе с тем звучащим настойчиво. – Я обязана отыскать раненых и помочь. Может быть, кто-то уцелел. Не могли же погибнуть все. И тогда – на прорыв.

Лейтенант долго молчал. У него не было боевого опыта, но он знал из рассказов раненых фронтовиков, как опасно появляться на поле боя, занятого врагом. Заметят, никакой «дегтярь» не поможет. Окружат и уничтожат. И цена этой смерти – несусветная глупость.

– Нет, санинструктор Котомкина, с растянутой стопой вы останетесь здесь, а я проведу разведку, – с волнением сказал Костя.

Но ни того ни другого сделать не удалось. Едва лейтенант наложил шину на ногу подруге и завалил ветками подводу, как по просёлку, с которого они всё же успели съехать в ложбину, протарахтела вереница мотоциклов с пулеметами, за ними потянулись легкие бронемашины и крытые грузовики с солдатами. Оттуда доносились маршевые песни, игра на губных гармошках. Со стороны траншеи полка слышалась трескотня автоматов. Добивали раненых.

Медленно надвигались сумерки, а по знакомому просёлку всё шли и шли захватчики.

Глава 3

Они лежали под телегой тихо, как мыши. Лейтенант пристроил оптический прицел к винтовке и в просвет между ветками наблюдал за движением врага. Этой массе войск было наплевать, что творилось рядом. Но Костя был уверен, пройдёт какое-то время, появятся солдаты из похоронной команды, что зачищала передовую от раненых, и наткнутся на заметную со стороны кучу веток. Тогда придётся принять бой и подороже продать свою жизнь. Но такой план для лейтенанта не годился. Он не собирался так быстро умирать, не для того прошёл спецподготовку на базе разведывательного управления. Обязан драться, выживать в любых условиях, оправляться и снова наносить удары по врагу. Жаль, не было карты местности. Придётся изучать нюхом. Молодость, прошедшая в таёжном поселке, советы и подсказки деда помогут ему и здесь быстро разобраться в лесной глухомани. И эта глухомань станет теперь его безотказным надежнейшим другом и помощником.

– Таня, как твоя нога? Распухла. Нам надо засветло перебраться в лес. Здесь опасно. Ты сможешь ползти?

– Попробую. Чему-то же я научилась на передовой в боях! – И она сноровисто двинулась за лейтенантом.

Через полчаса они укрылись за разлапистыми клёнами, что росли в лощине, уходящей к густому смешенному лесу.

– Будь пока здесь. Немцы сюда не сунутся. Я мотнусь за кашей, сухарями и, главное, за боеприпасами. Попробую надежно перепрятать, часть принесу сюда. Рано утром уйдём в глубь леса, найдём хорошее убежище.

– Но вы, товарищ лейтенант, собирались прорваться к своим.

– И сейчас не отказываюсь. Но не ползком же с вашей ногой по тылам врага. Подживёт – двинем. И вот ещё что. Сейчас птицы не поют, скоро осень, но кедровка криклива днём, а выпь ночью.

Лейтенант показал крик кедровки.

– Чтобы ты знала, что иду я, а не немец. Это на всякий случай. Потом научу и тебя. Сейчас перекусим кашей, сухарями, и я пойду.

– Я только сейчас поняла, что жутко проголодалась. За весь день – ни крошки во рту. – Таня натянуто улыбнулась.

– Я тоже, – улавливая настроение девушки, бодро ответил Костя, – когда почувствовал, что мы в относительной безопасности до утра.

До телеги было рукой подать. Метров пятьсот. Лейтенант стал прятать в кустах ящики с гранатами, толом, цинки с патронами, прикрывая их прелой и свежей травой. Но большую часть оружия вместе с мешками сухарей и банками с кашей перенес под клены и там тщательно укрыл от посторонних глаз, насколько позволял тусклый свет луны. Чертовски устал. Спина мокрая от пота парила, как после веника в горячей бане. Ноги тряслись и подкашивались. Он никогда не считал себя слабым физически, был натренированным, с упругими бицепсами. Постоянно качал мышцы, марш-броски с полной выкладкой в лагере давали перцу, но ноги никогда не тряслись. А тут от лихорадочно быстрой работы, в полусогнутом состоянии перетаскал и укрыл тонну груза, то большей частью неся перед собой, когда надо было продираться сквозь заросли клена, то на горбу – в открытом месте бегом. Разбередил рану, чувствовал – закровавила. И все без передыху, боялся не управиться к свету. Подумалось: «Это тебе, лейтенант, не учебка, где не было опасения неожиданной стычки с врагом, а боевая обстановка. Вот она какая, изматывающая психологической нагрузкой». Он даже ни разу не вспомнил о своих погибших родных, все мысли занимала суета с переноской военного имущества, доставшегося теперь ему с Таней. И только, когда спрятал последний ящик с патронами, шевельнулась мысль, что с таким арсеналом он жестоко отомстит за гибель родных и за поруганную землю Отечества.

Таня, нахохлившись, как раненая орлица, сидела на единственной шинели погибшего шофёра и не сомкнула глаз, баюкая ушибленную ногу, боясь за Костю и сочувствуя ему из-за своей беспомощности. Она, как и он, знала: чем меньше будет двигаться, тем быстрее спадёт опухоль и нога восстановится, тогда можно прорываться к своим.

– Ну, кажется, перенёс всё. Можешь спать. Я даже приказываю спать. Мы должны быть сильными и всегда в форме.

– Я вас не понимаю, товарищ лейтенант, зачем столько боеприпасов, вы что, собрались партизанить?

– Посмотрим. Заживёт нога, решим. По возможности, будем совершать диверсии в тылу врага, – несколько отвлеченно ответил Костя.

– Но нас только двое…

– Все погибнуть не могли. Кто-то ушёл в леса. Найдём и сколотим группу. Ничто не сближает людей так, не роднит их, как совместное дело или поставленная цель. Всё, спать, через два часа – рассвет. Завтра поговорим на эту тему. А по свету посмотришь мою рану – разбередил ящиками. Всё!

Лейтенант вплотную придвинулся к спине санинструктора и тут же уснул, подложив под ухо правую руку с часами-будильником, который Таня давно заметила. Он спал тихо. Дыхания почти не слышно. А она долго не спала. Чувствовала тепло от его крепкого мускулистого тела и думала о нечаянной, но счастливой встрече, о любви к нему.

«Нашла время, – ругнула она себя, смотря в темень и прислушиваясь к ночным шорохам. – И вообще надо выбросить из головы эти мысли. Но я так молода и не знала ни одного мужчины…»

– Товарищ Таня, нам пора. Восток синеет.

Она вздрогнула и чуть не закричала от неожиданности и страха. Он прикрыл ей ладонью рот. Она была широкая, на всё лицо, и горячая.