Первое чудо

Поднимались на Мусаз в сосредоточенном молчании. Помогая Андрею идти, постоянно менялись. Они уже преодолели высоту обрыва, с которого начали спуск в ущелье, теперь шли по фирну[6 - Фирн (нем. Firn – прошлогодний, старый) – крупнозернистый уплотненный снег, состоящий из ледяных крупинок. Образуется в высокогорных областях, где снеговые осадки за лето не успевают растаять, и имеет поэтому слоистое строение.] в единой связке – под слоем снега могли быть глубокие узкие трещины.

Горный пейзаж при восхождении меняется крайне медленно; или это только кажется? Но они уже давно шли почти строго на восток, огибая с южной стороны крутой подъем на вершину, а гребень, отходящий от восточного склона Мусаз, оставался все таким же пологим. И только когда они подошли к его началу, их сомнения развеялись: действительно, в этом направлении спуск с Мусаз, казалось, не составлял никакого труда. Но домой им надо было на запад.

Выбрав место для привала, они остановились. Серж, Вадим и Володя-маленький решили подняться выше, откуда до наступления сумерек можно было осмотреть местность.

Остальные пока готовили «ужин»: разогревали остатки тушенки, чтобы заесть их остатками сухарей. Утром можно будет позавтракать лишь остатками урюка. Вернулись через полчаса – их угрюмый вид не подавал надежд.

– Спуск с северного склона очень трудный, – сказал Серж, оглядывая всех, но с Андреем встретиться взглядом не решился. – Нам он не под силу.

– Ребята, – Андрей поднял руку, останавливая Сержа, – я давно хотел вам сказать… Только вы не перебивайте. Да что тут, в общем… Вы спускайтесь без меня, а за мной потом вернетесь… – Он опять поднял руку. – Да вы поймите: вы же одни быстрее дойдете, правда? Гораздо быстрее. Наверху останется крюк, потом сюда гораздо легче будет подняться. Ну правда, ребята!

– Успокойся, Андрюша. – Володя-большой подсел к нему и положил ему на колено ладонь, в которой наверняка мог поместиться футбольный мяч. Его присутствие рядом, действительно, всегда успокаивало. – Что ты такое придумал? Ты что, замерз?

– Ты все сказал? – спросил Володя-маленький, обращаясь к Андрею, и усмехнулся. – А теперь меня послушай. С тобой или без тебя, нам все равно спуститься там не удастся, понял? Просто не получится там спуститься. Так что твое заманчивое предложение нам не подходит. Надо искать в другом месте спуск.

– А чего его искать? – спросил Борис. – Вон же он. – И он мотнул головой в сторону гребня.

– Там Китай, – возразил Вадим.

– Чтобы попасть в Китай, надо пересечь государственную границу. А ты здесь границу видишь?

– А как она выглядит, граница? – спросил Никита. – Ты знаешь, Боря?

– Конечно, знаю. Полосатые столбы, колючая проволока и контрольно-следовая полоса. Ты что, в кино никогда не ходил?

– Да хватит вам зубы скалить! – не сдержался Рашид. – О деле говорить надо!

– А пожалуй, мужики, они о деле и говорят, – сказал Володя-большой. – Хотим мы или нет, но идти мы можем только по гребню на восток.

– Опять проголосуем? – осведомился Борис.

– Я воздерживаюсь, – мотнул головой Андрей.

– Да ты не расстраивайся, – сказал Костя, – как увидим полосатый столб, мы сразу пойдем в другую сторону.

5

Полосатый столб или колючая проволока им так и не встретились. Зато около полудня, пройдя километров десять-двенадцать от Мусаз, они увидели старика, внешне очень похожего на Зухаба. Только голова была совсем лысая, а глаза еще более узкие. И по-русски он говорил гораздо хуже.

– Акталлу? – удивленно переспросил он и закачал головой, потом махнул рукой, приглашая идти за собой:

– Идем. Дам есть. И лечить, – и показал рукой на Андрея.

Окончательно убедиться в том, что они в Китае, они смогли, лишь придя в дом к старику и услышав его разговор с маленьким босоногим мальчиком лет шести – наверное, уже правнуком.

Только теперь они в полной мере осознали, насколько они измождены и как близки были к опасности погибнуть вслед за Степаном. Каждый из них, не видя своего лица – зеркал в доме старика-китайца не было, имел возможность наблюдать осунувшиеся, заросшие, с запавшими угрюмыми глазами лица друзей. Все пережитое, плюс недоедание и холод, особенно в последнюю ночевку на Мусаз, когда они едва не пообмораживались и почти не спали, поминутно вскакивали и пытались согреться, подпрыгивая и приседая, – все это читалось на их лицах без переводчика. Но сейчас в их глазах начинала светиться надежда: скоро они восстановят силы, поблагодарят хозяина за гостеприимство и уйдут домой.

Звали хозяина Ли Цын; на фоне испортившихся за последние годы взаимоотношений между Союзом и Китаем в ходе пресловутой «культурной революции» его отношение к альпинистам выглядело просто-таки отеческим. Кроме того, что у них был теперь нормальный ночлег в бывшем хлеву для овец – все-таки лучше, чем пробиваемая холодом насквозь палатка, что два – три раза в день они ели горячую пищу – пустую, правда, и безвкусную рисовую похлебку или не всегда пропеченные лепешки из овсяной муки с зеленым невкусным чаем (это и Ли Цын, и его дети и внуки ели сами), им почти каждый день приносили мед или лесные орехи, чего в рационе хозяев не было. Благодаря такой заботе уже через три-четыре дня многие из Команды почувствовали себя вполне сносно, во всяком случае для того, чтобы чем-то помогать Ли Цыну по хозяйству: принести воды, нарубить дров, поправить изгородь возле дома. Андрею Ли Цын на второй день принес какую-то мазь, она имела специфический не очень приятный запах, но зато скоро и Андрей начал передвигаться более резво. Через неделю Ли Цын подозвал Володю-большого, принимая его за главного, подвел к почти развалившейся постройке в углу двора и сказал:

– Помось, моя надо помось. Строить здесь.

– Строить? А что надо построить? Что?

Ли Цын, как мог, принялся объяснять, он показал на дом и сказал:

– Дом, моя зить, – потом показал на то, что надо было перестраивать:

– Дом, моя работать, – потом помедлил, подыскивая слова, – лопата, работать.

– Может, он хочет, чтобы мы ему сарай построили? – предположил подошедший Никита.

– Царая, царая, – закивал Ли Цын.

Команду эта просьба даже обрадовала. Как иначе они могли отблагодарить его за свое, в прямом смысле, возвращение к жизни? На постройку сарая ушло почти две недели; попутно они отремонтировали хозяйский инвентарь и инструмент, чтобы было чем самим работать. Ли Цын стал к ним настолько добр, что однажды принес вместе с лепешками только что поджаренного кролика. Рашид, попробовав его, сказал:

– Лучше бы отдал сырого. Я бы его вкуснее приготовил.

Но все-таки это было мясо, которого они так давно не ели. А в тот день, когда они накрыли крышу соломой и постройка приобрела уже законченный вид, Ли Цын с заговорщицким видом вручил им пластмассовую пятилитровую флягу, измазанную снаружи пометом какой-то домашней птицы и наполненную жидкостью, очень похожей на брагу.

– Ах, молосса, молосса! – говорил он при этом.

Они даже не сразу догадались, что это надо было понимать как «молодцы».

Правнук Ли Цына крутился возле них целыми днями; они только просыпались, а он был уже рядом и отходил от них только поздним вечером. Ему было интересно абсолютно все: как они встают, умываются, едят, работают. Они так привыкли к нему, что уже и перестали замечать его присутствие.

– Капитан, – подошел к Сержу Вадим, – мне кажется иногда, что этот мальчишка неспроста возле нас крутится, а работает кем-то вроде осведомителя, а?

– Мне тоже. Только непонятно, кому могут быть нужны сведения о нас. Мы и так все на виду и ничего не затеваем. Кроме того, правда, что завтра утром собираемся сказать Ли Цыну спасибо и уйти домой.

6

Уйти завтра домой им не пришлось, потому что еще сегодня под вечер к Ли Цыну нагрянула толпа из восьми парней-китайцев – самому молодому, похоже, не было и шестнадцати, самому старшему было не больше двадцати пяти – для того, чтобы арестовать русских альпинистов. У двоих были карабины, состоявшие на вооружении в Красной Армии в тридцатые годы, остальные держали в руках деревянные дубины. Они начали что-то кричать на хозяина на своем языке, а когда Ли Цын слишком резко возразил, один из них просто огрел его дубиной по плечу. Досталось ею и кое-кому из Команды; подгоняя альпинистов, китайцы намеревались вести их куда-то под конвоем. Взять с собой рюкзаки или хоть что-нибудь кроме того, что было на них надето, им не разрешили. Объяснить им, куда и зачем их собираются вести, китайцы не могли, так как не говорили по-русски; китайского языка никто из Команды тоже не знал. Конвоиры только размахивали руками и дубинами и толкали русских кулаками в спины. Серж, поймав на себе уже не один выразительный взгляд Вадима, и Володи-большого, и Рашида, собрался кивнуть им в ответ и обезоружить ближайшего к нему китайца с карабином. Можно было не сомневаться, что им без труда удастся обезвредить эту банду: их было больше, они были старше, сильнее – и вообще, все-таки они были альпинистами, к тому же отдохнувшими и набравшимися сил… Но в этот момент Серж вспомнил, как досталось Ли Цыну за одну лишь попытку возражения. И устрой Команда побоище в его доме, эти молокососы его если не убьют, то наверняка изобьют до полусмерти. Серж посмотрел ребятам в глаза и отрицательно помотал головой.

Сразу после изгороди, ограничивающей двор Ли Цына, дорога делала поворот. Вадим продолжал время от времени кидать взгляды на капитана; Серж наконец кивнул, резко прыгнул в сторону и сделал подсечку идущему в двух метрах справа от него карабинеру. В то же мгновение Вадим принялся за второго. У двух китайцев тут же Никита и Рашид отобрали дубины, а еще двоих Володя-большой просто столкнул лбами. Еще пара минут – и для китайцев все было бы кончено. Команда прихватила бы с собой рюкзаки и еще засветло добралась бы до границы… За потасовкой они не услышали топота бегущих ног; из-за поворота вывалила орава из, наверное, штук пятнадцати разновозрастных пацанов во главе с правнуком Ли Цына. Он позвал их посмотреть, как арестовывают русских, а тут они увидели, что русские бьют их старших братьев. На каждом альпинисте повисло теперь как минимум по два маленьких китайца, справиться с ними было просто невозможно – не могли же они их калечить. Бежать стало бессмысленным. Они остановились и теперь только старались как-то уворачиваться от ударов дубинами. С криками и улюлюканьем их повели вниз, в поселок, заперли в вонючем полуразвалившемся загоне для скота и приставили охрану из четырех человек.

Глава VI

1

Почему все так случилось? Этот главный вопрос каждый из них задавал себе и другим, мысленно и вслух, с удивлением убеждаясь в отсутствии ответа. Почему им всем захотелось в этот раз не просто подняться на какую-нибудь высокую знаменитую вершину, следуя по проторенному уже кем-то пути, а пройти никому не известным ущельем и потом уже взойти на не слишком «престижный» четырехтысячник Мусаз? Ну просто захотелось. Что в этом желании предосудительного? И что же они сделали не так, отчего результат оказался таким зловещим? Где, в каком месте они совершили ошибку?

Возможно, если бы в результате жеребьевки Степан не оказался последним, у него не испортилось бы настроение, его не мучила бы горная болезнь, они бы шли быстрее и не угодили под лавину. Во всяком случае, у них была бы рация.

Если бы не гибель Степана и если бы Андрей так не травмировался при спуске, им бы не пришлось три дня таскать камни и потом так медленно идти, им хватило бы продуктов, а значит, и сил, чтобы спуститься с Мусаз по северному склону.

Если бы Андрей не положил ракетницу в правый карман рюкзака, который прорвался при спуске, они могли бы подать сигнал вертолету.

Если бы китайцы решили арестовать их на полсуток позже, они бы не застали их у Ли Цына.