Второе первое чудо

Он сегодня собирался в спортзал. Его персональный тренер-робот Боб легко настраивался для занятий с Максом на любом уровне, хоть чемпиона мира, по теннису, плаванию, боксу, единоборствам. Макс практически ни в одном виде не выходил за рамки способного новичка. Сегодня он решил слегка повысить уровень тренировок.

2

– Привет, мам. Ты что, опять с ним поссорилась?

– Привет, Макс. Да, мне всё труднее с ним общаться. Когда он начал заниматься своим «Шерханом», он превратился в какого-то сноба. Весь мир стал себе представлять состоящим из своих рабов. Включая и меня.

– Включая и меня.

– Что ты говоришь? Он же всегда тебя любил!

Макс пожал плечами.

– А что такое «Шерхан»? Я один раз слышал это слово, случайно.

– Так и я тоже один раз и случайно. Понятия не имею, видимо, какой-то новый проект. Слушай, мне надо слетать в «Инкубатор». Составь мне компанию, вдвоём веселее.

– А что такое «Инкубатор»? Далеко надо лететь?

– Это такое заведение, не очень, конечно, приятное, но. Это пансионат, что ли. Для суррогатных матерей. А лететь не очень долго, минут двадцать пять, а потом ещё на машине полчаса. Ну что, поедешь? Подождёшь меня, я только заберу результаты анализов. Какая-то непонятная инфекция.

– А это безопасно? Мы не заразимся?

– Нет, Макс, что ты! Защита там на высшем уровне.

Они ехали на аэродром. Вероника обходилась без водителя, поскольку сама прекрасно водила машину. Сейчас, на обратном пути, она выглядела, казалось, более озабоченной.

– Послушай, мам, а почему там всё так выглядит, как будто это тюрьма? Такой высокий забор, проволока колючая, охрана с оружием. Они что, эти матери, – преступницы, что ли? И ещё эта надпись на их заборе какая-то странная: «Усэсэрки, чтоб вы скорее сдохли». Это про кого?

Вероника молчала, лихо вписываясь в крутой поворот.

– Понимаешь… они вынашивают детей для состоятельных мужских семей. Однополых то есть. Причём из собственных искусственно созданных яйцеклеток одного из этих мужчин. По разным причинам эти, с позволения сказать, родители не афишируют, кто вынашивает их детей, у них это не принято. А высокие стены с колючей проволокой и охрана нужны для того, чтобы эту тайну никто не узнал. Этих матерей можно только пожалеть. Они приходят сюда молодыми – от безработицы, от безысходности, их вербуют, обещая после вторых или третьих родов много денег и дальнейшую безбедную жизнь. На самом же деле выхода отсюда нет; не доживая в большинстве своём до сорока лет, они оказываются на внутреннем безымянном кладбище.

– Слушай, мам, я что-то не понимаю. Какие яйцеклетки у мужчин?

– Да в том-то и дело, что эти идиоты от псевдонауки давно уже в своих опытах над человеком перешли все разумные границы. Взять хотя бы клонов твоего отца. Зачем они? Разве это нормально? Хоть бы не афишировал.

Сначала цели всех таких исследований были и благородны, и гуманны. Например, помочь женщине, которая по каким-либо причинам не может иметь детей.

Потом разрешили однополые семьи, в которых дети появлялись путём усыновления или удочерения чужих детей.

Затем человека предложили перестать называть мужчиной или женщиной, и он превратился в «оно». Многие продолжали думать, что в этом тоже нет ничего опасного. И вот это оно настолько обнаглело, что решило размножать самого себя в одиночку. Проводятся ведь и такие опыты, в которых женщина может оплодотворить себя своим же сперматозоидом… Это пока не поставлено на поток. Хотя, быть может, я просто не всё знаю.

Но вот мужчине уже можно заиметь при желании свою яйцеклетку. Только вырастить эмбрион мужчине до сих пор негде. Не сомневаюсь, что скоро и тут что-нибудь придумают.

Короче, нет Бога, нет морали. Человеческого в людях становится всё меньше.

А слово «усэсэрки» придумали давно те, кто ещё помнил такую страну – вернее, часть большой Страны Советов: Украинская Советская Социалистическая Республика. Поначалу «Инкубатор» был наполнен только украинками, беженками от войны. Постепенно состав девушек разбавился и негритянками, и испанками, даже англичанками.

Пожелание этим несчастным женщинам сдохнуть – это ещё одна отвратительная особенность нашего времени. Абсолютное большинство людей варится в той информации, которая выгодна властям предержащим. То есть одному проценту населения, виновного во всех бедах остальных девяноста девяти процентов. Разве эти женщины виноваты в том, что появляются на свет «дети из мужчин»? Что кому-то выгодно оскорблять саму природу человека? Но толпу писак на заборах натравливают на них.

Знаешь, Макс, там не всё хорошо с этими анализами. Ты не говори отцу, что ездил со мной, ладно?

Майкл Крот, генеральный управляющий «ГТК», остановил жену на пороге её спальни. Шатен лет сорока пяти, чуть выше среднего роста, гордо посаженная голова, правильные черты лица. Немного полноват, но это не портило впечатления. Портило другое: взгляд человека, который с трудом заставляет себя тратить на вас своё время…

– Вероника, – он взял её за запястье, – что там не так с анализами?

– С анализами? Всё так.

Майкл снисходительно и очень внимательно смотрел прямо в её глаза и молчал, не отпуская её руку.

– Откуда ты знаешь, что что-то не так?

– Ты живёшь со мной много лет и до сих пор не поняла, что я знаю про тебя всё? И зачем тебе понадобилось так подробно рассказывать Максу про «Инкубатор»? Про мужские яйцеклетки?

Вероника, приложив вторую руку к губам, теперь уже с ужасом смотрела на мужа.

– Это я тот самый один и единственный процент, который решает, кто и что должен знать. Так что там с анализами?

– Я ещё ничего не знаю, реактивы будут готовы только к утру. Неизвестная инфекция, непонятные симптомы. И последствия. Да отпусти! – Вероника попыталась высвободить руку, но тщетно.

– Когда информация появится, немедленно и только мне ты должна её предоставить. А я решу, что с ней делать дальше. Ты меня поняла?

– Да, я поняла, – ответила Вероника, разминая онемевшие пальцы.

Наутро они встретились в офисе. Майкл кивком выпроводил своего первого помощника.

– Ну что, дорогая, чем ты меня обрадуешь?

Вероника не верила своим глазам и ушам. Он сам пододвинул ей стул рядом с собой. Устроившись на своём стуле, накрыл её руку своими двумя ладонями и смотрел чуть ли не влюблёнными глазами. Таким приветливым и обходительным она не видела мужа лет десять.

– Это инфекция QR-118, зарегистрирована один раз, восемь лет назад в ЮАР. Тогда заразилось одиннадцать человек, они все в течение десяти дней умерли. Но больше нигде и никогда не проявилась. Работы над вакциной через два месяца остановили из-за прекращения финансирования.

Сейчас инфицированы четыре женщины, они в изоляторе. Их состояние стабилизировали, у двух, самых молодых, налицо даже некоторое улучшение. Но беременности, скорее всего, придётся прерывать. Насколько затронуты внутренние органы и плод, сказать трудно…

– Спасибо, дорогая. Я услышал то, что хотел. Заниматься этим тебе больше не нужно. Всё отдай Джону: анализы, реактивы, что там ещё. Вообще всё. Да, и скажи Максу, что в «Инкубаторе» всё в полном порядке, все здоровы, чтобы он не переживал.

– Ты хочешь, чтобы я обманывала сына?

Ладони Майкла непроизвольно напряглись, а взгляд стал жёстким. Он молча смотрел на жену.

– Хорошо, я поняла.

– Вот и умница!

Вероника вышла. Крот нажал на квадратик селектора – сенсорной панели, встроенной в стол.

– Джон, зайди.