Крестник. Повесть

На вокзал, билет в плацкартный вагон до Оренбурга на ближайший поезд. В оставшееся время прикупаю малую толику снеди в дорогу, питья, сигарет. Все, как обычно перед отъездом. Наконец-то вагон, верхняя полка, постель. Умылся, сполоснул разопревшие ноги, и спать, спать, спать! Еще не знаю, когда придется в следующий раз спать в постели. Неизвестность, первый раз по этому маршруту. В другой ситуации сидел бы у вагонного окна и взирал на мелькающие мимо пейзажи, а сейчас не до того. Глаза слипаются, и сон окутывает меня с ног до головы сначала серой дымкой, а затем глубокий провал. Под мерное покачивание поезда спится прекрасно. Да еще после ночи, проведенной на вокзале, в сидячей позе, в полудреме. Да что это объяснять, многим знакомая ситуация. Дороги, путешествия, все это хорошо по своей, по доброй воле, в отпуск, в хорошую командировку, а не так, как я, как заяц от лисы – петлями по России. Да и цель этой поездки, мягко говоря, с душком. Что ж я не понимаю, глядя на ребят, у которых нет оснований для отмазки от этой войны, что им предстоит, все ли вернутся домой, а кто и вернется, то, возможно покалеченный, раненый, контуженый, а уж с нарушением психики – каждый второй. Первое время будут рады, что выбрались из этого пекла, из этого огня. А потом эйфория проходит, начинаются трезвые будни. С их болячками, как телесными, так и душевными. Да еще сознание того, что никому ты не нужен в этой стране, за которую кровь проливал, свою, чужую, какая разница. Тебя призвали, не обучили толком, отправили в эту мясорубку, выжил, радуйся. Что? Протез поудобней, а где его взять? Наши, времен Очакова и покоренья Крыма, Отечественной Войны 1812 года не хочешь?! А ты знаешь, сколько стоит нормальный протез, которым можно пользоваться безболезненно, да еще себя обслуживать, а может, даже работать? Есть немецкие, да за немецкие же деньги. Ты вместе со своей деревней столько не стоишь. Так что ковыляй, на чем есть. А те, кто в танках горел. С ожогами лица, тела. Те, вообще гнили заживо и умирали в страшных мучениях. Негласный приказ: строгий учет обезболивающих наркотических препаратов. А челюстно-лицевые, когда парень в двадцать лет становился уродом, возвращался в родное село, где его ждала девушка, которую он любил первой трепетной любовью юноши, которая при виде его лица падает в истерике, да и не мудрено, если мать родная не сразу признает сына, свою кровиночку. Для этого она его растила, холила, лелеяла, уму-разуму учила, надеялась, что в старости не даст с голоду пропасть, прокормит и обиходит. А сейчас, кому он нужен в свои двадцать с небольшим лет. Без специальности, инвалид, обреченный существовать на нищенскую пенсию, которую не жалко бросить в рожу тем государственным деятелям, политикам, министрам, президенту, за то, что исковеркали молодую жизнь, испоганили судьбу. Мало досталось этому пареньку, так ему еще предстоит испытание – любимая выйдет замуж за другого, будет жить рядом, в одном селе, в одной деревне, у него на глазах будет рожать детей. Ни ему, ни ее новой семье деваться некуда, так и будут жить бок о бок. Одна с чувством вины, другой озлобившийся на судьбу. Несправедливость сквозь всю жизнь, не красной чертой, а кровавой пеленой. Скольких ждет такая судьба? Многих! Они, это племя молодое, нужны лишь для того, чтобы прикрывать задницы политиков, заигравшихся судьбами людей, народов, стран и континентов. А затем на свалку истории в свои молодые годы, в отходы, в наркоманы, в уголовщину, в пьяницы. Мало кто выдерживает последствия войны. Человек не рожден для убийства в своей массе по природе, а когда приходится это делать, да еще по приказу, да под удобоваримым соусом, можно и привыкнуть, давая себе поблажку.

Это маленькое отступление от повествования, это попытка объяснить, что не с легким сердцем и чистой, незапятнанной совестью ехал я по следам Андрея. Мучил меня червячок сомнения, что не все так просто, не все так справедливо, пусть и законно. Поделиться, развеять эти сомнения, было не с кем. При куме и мыслить на эту тему было опасно, обязательно бы почувствовала. Ей и так досталось, а что там впереди, один Бог ведает.

Итак, что это со мной, сон не сон, оказывается, проснулся и размышляю лежа на своей полке. Встаю, выхожу в тамбур покурить. Смотрю на часы, час ночи. Недурно придавил подушку.

В тамбуре стоит мужчина, сосредоточенно курит, вглядываясь в темноту за окном. На вопрос где едем, неопределенно пожал плечами. Затем зло ответил, что, не все ли равно. Где надо, проводница высадит, дальше не повезет. Да, настроение у мужика явно в миноре. Перегаром вроде не пахнет, злые бывают непохмеленные, усталые и голодные мужики, остальные россияне добрые-предобрые, пока их не зацепишь чем-нибудь. А этого кто-то здорово зацепил. То и нервничает, вторую подряд закуривает. Постояли, молча покурили. Вдруг мужчина повернулся ко мне и спрашивает, да так, что как будто в воду с вышки нырнуть решился:

– Выпить хочешь?

И затем без паузы продолжил:

– Понимаешь, на душе муторно, а один пить не привык, а мне сейчас надо выпить, немного, но надо. Будь другом, составь компанию, ты, вроде, на язвенника не похож.

Я начал отнекиваться, неудобно вроде, в дороге, да и спиртного у меня нет, а на халяву привычки нет.

Мужчина отмел все мои доводы. Прошли в вагон. Пассажиры мирно спали. Проход освещался ночным освещением. Место мужчины было на нижней боковой полке. Постели не было, ложиться спать он не собирался. Я сходил к своему месту, достал ту немудрящую снедь, что брал в «С» в дорогу и подсел напротив мужика. Познакомились. Представился он, как выстрелил, коротко:

– Сергей.

А по отчеству, спросил я.

– Просто Сергей, выстрелил нервный попутчик.

Выпили из стаканов с подстаканниками, закусили. У меня разыгрался аппетит, немудрено, столько проспать.

Сергей, заметив это, только махнул рукой:

– Ты ешь, не смотри на меня, у меня сейчас с аппетитом плохо. И добавил:

– Вот со злостью, все в порядке.

Выпили еще. Видно было, что пьяницей Сергея назвать нельзя. Пил он как-то равнодушно, цедил маленькими глотками, как по необходимости, деловито. Аппетита это ему не добавило. Пожевал ломтик сыра и уставился в окно. Видимо таким образом проявляя свою деликатность, давая возможность мне закусить. Нервно достал из кармана пиджака пачку сигарет, повертел ее в руке, положил на столик.

Я не утерпел, спросил:

– Сергей, что-то случилось? Ты весь, как на шарнирах.

Он, как бы ожидая этого вопроса, резко выдохнул и начал свой рассказ.

Рассказ, повествование, былина, как ни назови, все одно, горькая правда, этой немудрящей, непутевой жизни.