Подлинная история жизни и смерти Емельяна Пугачева

В битве 24 марта 1774 г. с подошедшим к Уфе карательным корпусом подполковника И.И. Михельсона отряды Зарубина были разгромлены, сам он бежал в Табынск, где 26 марта схвачен и выдан Михельсону.

В течение пяти месяцев Зарубин содержался в заключении в Уфе, позднее был под следствием в Казани и в Москве.

По приговору Сената Зарубин был казнен в Уфе 24 января 1775 г.

Справка: Мясников Тимофей Григорьевич, яицкий казак, участник восстания 1772 г. на Яике. В 1773 – 1774 г г. один из первых сподвижников Е.И. Пугачева, командовал "гвардией" – сотней казаков, составляющих личную охрану Пугачева. После поражения повстанческого войска в битве у Сакмарского городка (1.IV.1774) Мясников бежал в Илецкий городок, где 7 апреля был схвачен карателями, содержался под следствием в Оренбурге и в Москве.

По определению Сената от 10 января 1775 г. Мясников был бит кнутом, заклеймен и сослан на поселение в Поморье, в Кольский острог.

«Как же сих увидели, то Шигаев пришол в сумнение и говорил:

Надобно-де от них укрыться, его люди ненадежный, а особливо – Чика”.

И так я с Шигаевым бросились в траву. А Караваев остался тут, к которому, Чика, подъехав, спрашивал: “Что-де ты. Караваев, зачем тут?”

А Караваев ответствовал, что приехал бить зверя. Чика говорил:

“Нет, видно, людей обманывать. Вы-де приехали к государю, да и я вить того же ищу”.

Как же Караваев услышал, что Чика уже обо мне знает, то из травы их и кликнул.

Почему я с Шигаевым и вышли. А поздоровавшись дружелюбно, сели обедать. Когда же пообедали (за которым о намерении еще не говорили) и помолились богу, то Караваев мне говорил: “Покажи-тка-де, государь, нам царския знаки, чтоб было вам чему верить, и не прогневайся, что я вас о сем спросил”.

Почему я взял ножик и, разрезав до пупа ворот у рубашки, показывал им свои раны.

А как они спросили: “От чего-де эти знаки?”

На то я говорил: “Когда-де в Петербурге против меня возмутились, так его гвардионцы кололи штыками”.

Потом на спрос их сказывал я им каким образом при возшествии ея величества на престол из Петербурга ушол, якобы выпустил меня офицер, и вместо меня похоронен другой.

А казаки говорили: “И нам слышно-де было, что государь скончался, однакож-де более проговаривали, что он жив, да взять-де не знали где.

А теперь и видим, что ваше величество здесь. Да где же вы так долгое время были?”

На то я отвечал: “Был-де я в Киеве, в Польше, в Египте, в Иерусалиме и на реке Терке, а оттоль вышел на Дон, а с Дону-де приехал к вам.

И слышу, что вы обижены, да и вся чернь обижена, так хочу за вас вступиться и удовольствовать.

И хотя-де /л. 117/ не время было мне явиться, однакоже, видно, так бог привел. А когда вы меня не примете, так пойду на Узень для жительства до времяни”.

Потом Шигаев, да и все сказали: “Примем, батюшка, только вступись за нас, и в наших от старшин обидах помоги.

Мы-де вконец раззорились от больших денежных поборов”.

После спрашивали: “Да где-де, уметчик?”

На то я отвечал: “В Мечетной взяли под караул”.

А как спрошен: за что, – то я говорил: “Бог знает. Вить мало ли есть злых людей!

И меня было хотели заарестовать, однакож, я ушол. И где-то я не был!

Был в Царицыне под караулом и в Казане, и изо всех мест меня бог вынес”.

Когда же спросили: “Да каким образом вы спаслись?”

А я на то сказал: “Вить везде не без добрых людей, помогли, – как не уйдешь.

Да вот-де и теперь надобно думать, что из Мечетной будет погоня за мною, так надобно отсель скрыться, куда ни есть.

Вам уже известно, что я был в Мечетной слободе, где нас ловили. Я, слава богу, ушол, а товарища моего, Курицу, схватили. И когда он скажет, что я здесь, так верно здесь меня искать будут”.

А на то Шигаев говорил:

Теперь-де поедем ко мне в хутор, и там поживете. А мы между тем станем соглашать к принятию вас войско”.

Караваев же и Чика говорили: 

У тебя-де, Шигаев, в хуторе быть неможно для того, что многая ездят”.

И потом Чика сказал: “Я-де лутче возьму на свои руки, а где будем с ним жить, я вам после объявлю, а теперь никому не скажу. А вы-де поезжайте в городок и купите материи на знамена и все, что должно исправлять надобно проворно”.

Потом Шигаев с Караваевым и с живущими на Таловском умете с показанными выше сего двумя крестьянами поехали в телегах. А я с Чикоя и Мясниковым верхами поехали ж на казачьи уметы»

Так с 29 августа 1773 г. руководство группой сторонников Е.И. Пугачева, взявших на себя подготовку вооруженного выступления, перешло к И.Н. Зарубину, ближайшими помощниками которого были Т. Мясников, М. Г. Шигаев, Д.К. Караваев, В.Я. Плотников, Я.Ф. Почиталин и другие.

Но с каждым днем Пугачев становился все более «марионеточным персонажем» в подготавливаемом яицкими казаками вооруженном востании! 

Ведь они уже знали правду о том, что Е.Пугачев авантюрист-самозванец!

И.Зарубин, беседуя с Пугачевым наедине как говортся «расколол» его!

Зарубин, говорил ему, что он напрасно скрывает от него, что он, Пугачев, – донской казак, а не Петр III: "От людей-де утаишь, а от Бога вить не утаишь, – ты-де донской казак!"

На что Пугачев вначале все отрицал, продолжая называтьсебе императором.

На это Зарубин ему ответил:

"Я-де в том Караваеву дал клятву, чтоб никому о том не сказывал, так и тебе-де, батюшка, даю, – вить-де мне в том нужды нет: хоша ты и донской казак, только-де мы уже за государя тебя признали, так тому-де и быть".

Выслушав это Пугачев признался:

"Ну, коли так, то смотри же, держи втайне: я-де подлинно донской казак Емельян Пугачев. Не потаил-де я о себе и сказывал [о том] Караваеву и Шигаеву, также Пьянову".

И так мы видим, что четыре первых сторонника Е. Пугачева, занявшие вскоре руководящие должности в его «войске» достоверно знали, что перед ним беглый донской казак, а не «спасшийся император» и не строили никаких иллюзий на свое и Пугачева будущее. 

Они начали использовать «затею Пугачева» исключительно для реализации своих очень смутных планов «по укреплению яицкой казацкой вольницы».