Дети войны

На следующий день, размахивая кожаной сумочкой, Нина отправилась вместе с помощником коменданта лейтенантом Миллером замерять запасы угля у водокачки и, выбрав удачный момент, бросила толовую шашку в груду угля.

Через два дня водокачка взлетела на воздух. Целую неделю, пока устанавливали временный насос, паровозы заправлялись водой ведрами.

Много эшелонов, спешивших к фронту, надолго застряло на станции.

Однажды комиссар отряда предупредил Фрузу о своем приходе и приказал в определенное время собрать комитет. Комсомольцы поняли, что на этот раз их ждет какое-то важное задание. И они не ошиблись.

– Как вы думаете, – начал Маркиянов, – какие предприятия Оболи работают на врага?

– Льнозавод, кирпичный! – раздались голоса.

– Правильно. На Обольский льнозавод поступает лен не только из Витебщины, но и из Смоленщины.

А что такое лен? Это же стратегическое сырье. А знаете, куда идет кирпич? На строительство укреплений!

«Вы раньше били по военным целям», – говорил комиссар, – а теперь придется ударить и по этим, будто бы мирным, объектам.

Уничтожить нужно и электростанцию, которая обеспечивает энергией гарнизон, железнодорожный узел, а также вывести из строя технику торфозавода. По–моему, ударить лучше всего одновременно.

Предложение комиссара зажгло подпольщиков. Тщательно и детально продумали они план каждой операции.

Наступило 3 августа 1943 года.

Рано утром, едва только проснулась деревня, Фруза вышла из дому. Прошла метров двадцать проселочной дорогой и оглянулась. У порога стояла мать, провожая ее тревожным взглядом.

Фруза помахала рукой и как-то озорно улыбнулась. Эта улыбка словно говорила: «Ну, что ты, мама, тревожишься? Ведь не в первый раз и, будь уверена, не в последний» …

Да, Марфа Александровна хорошо помнит, как, так же озорно улыбнувшись ей на прощание, шла Фруза обольским большаком, неся в деревенской кошелке буханку хлеба, бутылку молока и два детских платьица. В той буханке был вырезан мякиш и заложена спецмина для взрыва водокачки. И еще несколько раз ее дочь носила в обольский гарнизон мины в хлебе. Вот и на днях – для Ильи Езовитова.

И хотя все обошлось хорошо, материнское сердце не обманешь: на очень большой риск идет Фруза.

Но, волнуясь за дочь, старая колхозница и не подозревала, что беда была почти уже рядом. Это случилось в тот первый раз, когда Фруза несла мину для взрыва водокачки.

На большаке она наткнулась тогда на немецкий патруль.

Предупредив возможный обыск, девушка поспешила объяснить:

«Майн фатер арбайт станция Оболь. Вот я ему и несу обед». Один из немцев ткнул пальцем в кошелку и, наткнувшись на платьица, только заметил: «Кляйне киндер, паненка». «Так, кляйне киндер, пан офицер!» – поддакнула Фруза.

Опасности тогда удалось избежать. Но теперь, когда надо было пронести сразу три мины, Фруза решительно отвергла прежний способ доставки.

Она придумала нечто совсем новое и остроумное. Кому это придет в голову, что на дне бидона с молоком лежат завернутые в клеенку мины?

И кто это догадается, что в нижнем конце цветного платка, которым покрыта ее голова, увязаны небольшие капсюли для этих мин? Чтобы к ней привыкли, несколько дней подряд она носила продавать молоко на немецкую кухню, несколько дней прохаживалась с бидонами почти до самых Зуев. Все обходилось благополучно.

Теперь она шла по большаку, деланно улыбаясь проходившим мимо немцам, отвешивая поклоны знакомым полицаям. Без происшествий прошла Мостище. Вот и Зуи. До дома Володи Езовитова остались считанные метры.

И вдруг… Перерезая деревенскую тишину, раздался отчаянный свист. А следом грубый окрик: – Эй, что несешь? Иди сюда!

Тревожно сжалось сердце девушки, когда она увидела пьяного рыжего полицая Трофимова и его брата, которые прослыли на всю округу как самые бесстыдные мародеры.

Фруза сделала независимый вид и пыталась пройти мимо.

– Сто–о-ой! Стой, говорю. – Полицай бросился ей наперерез.

– Чего тебе, Михась? – с наигранным спокойствием спросила Фруза. – Разве не видишь? Несу молоко.

– Эге! Не вижу… Мне в самый раз горло промочить после похмелья. Ну, давай! – Рыжий лапищей схватился за ручку бидона.

«Неужели попалась? – Фруза оглянулась вокруг, сзади приближался немецкий офицер. – Что делать?»

И вдруг возникла дерзкая мысль, Фруза что есть силы закричала:

– Господин офицер! Спасите, грабят!

Офицер набросился на девушку:

– Чего кричишь, дура!

– Господин офицер. Я несу немецким солдатам гостинец, а они отбирают.

Офицер подошел ближе, приподнял крышку бидончика.

– О–о, мильх немецкий зольдат. Зер гут, – и, повернувшись к полицаям, крикнул: – Пшоль вон!

Не ускоряя шага, Фруза неторопливо пошла по улице, завернула за первый же угол. Переждала, пока ушли полицаи. Затем вернулась назад и прошмыгнула в сени дома Езовитовых.

– Если бы офицер не выручил, я бы этих гадов укокошил. «Из окна бы их уложил», – сказал Володя, едва дав Фрузе отдышаться.

– Скажешь… – Видя, как горят от возбуждения глаза парня, Фрузе на этот раз не хотелось распекать его за горячность и несдержанность. «Все-таки он замечательный хлопец», – подумала она с нежностью, а вслух сказала:

– Одну мину спрячь. Пусть будет про запас. Сходи к Нине. Будешь с ней дежурить возле льнозавода. В случае чего – предупредите. А я малость отдохну.

Из дома она вышла без четверти пять. За пять минут до гудка уже была у ворот завода. Не задерживаясь, свернула на узкую стежку, что вела к покосившейся деревянной уборной. Уборная стояла в конце заводской ограды. Поэтому ею пользовались как заводские, так и посторонние.

Едва Фруза прикрыла за собой дверь, как следом прошмыгнула Зина Лузгина.

– Быстрей давай, рабочие уже расходятся, – торопит она, нетерпеливо поглядывая назад через щелку дверей.

Минута – и две мины замедленного действия, каждая размером с портсигар, спрятаны в одежде работницы.

Фруза, а чуть поодаль Нина Азолина и Володя Езовитов смешались с толпой выходящих через ворота рабочих. Вскоре у проходной показалась и Зина. Она неторопливо вместе с рабочими прошла мимо часового.

Метров через сто с ней поравнялась Фруза

«– Заложила в сушилку», – говорит, чуть волнуясь, Зина.

– Никто не видел?