Шлейф прошлых жизней

Но жаль возврата в юность не бывает,
И время в вечность мчит на всех парах.
А счастье – вон – на лавке почивает,
Иль выпивает с другом в гаражах.

Да и моё куда ушло – не знаю.
К такому, как я в прошлом пареньку?
Сегодня счастье – есть лимончик к чаю.
А если друга встречу – к коньяку.

Двери в детство

Когда на грани сна смыкаются глаза,
Вдруг память, как волна, несёт меня назад.
Туда, где тёплым днём приятный ветерок,
Где пряди всех времён сплелись в один клубок.
Там возле древних скал, простором опьянён,
Любой пацан искал следы былых времён.
Вдруг, в глубине пещер, заброшен и забыт
Басмаческий аскер[1 - Аскер – воин.] у золота лежит.
Истлел его халат, но сразу рядом с ним
Застыл стволом назад заржавленный «максим».
Вот если повезет то место отыскать,
Сгодится пулемёт в Чапаева играть.
А золото вернуть в какой-нибудь музей,
И взять совсем чуть-чуть, чтоб одарить друзей.
Бутылок изумруд меняет детвора
На радость, что везут в арбах «шара-бара»[2 - Шара-бара – сборщик бутылок, обменивавший их на самодельные игрушки.].
И я бутылки нёс на их гортанный зов,
Заслышав стук колес и цокот ишачков.
Там лет уже с пяти любой малец готов
Отчаянно грести сквозь пену бурунов.
И сквозь водоворот пройдя по бурунам
Прижать худой живот к нагретым валунам.
О, если б было так, чтобы однажды днём
Мне Бог в родной Чарвак[3 - Чарвак – небольшой поселок в горах, неподалеку от Бричмуллы, воспетой в песне Никитина – 70 км от Ташкента.]
открыл дверной проём.
Не в этот, что сейчас заброшен и уныл,
А в тот, каким для нас Чарвак когда-то был.

Рукописи горят

Мастер в сером чистилище без Маргариты.
Есть ли судьба печальней? Похоже нету.
Рукописи горят? Тут вопрос открытый.
Может быть, если любовь вдруг упала в Лету.

Светлыми каплями с чёрной водой смешалась…
Мойры плетут планиду неутомимо.
Яркую нить любви перекрасили в жалость.
Значит гореть стихам на огне камина.

Ведь не осталось в катренах волшебной силы,
Точки везде, и кавычки внахлёст закрыты.
Да, он был Мастером. Так она говорила.
Жаль, что она не была до конца Маргаритой.

Река на рассвете

Прохлады хризолитовая небыль
Наполнит душу, вытеснив печали.
Черпну ладонью слабый отсвет неба,
От берега тихонечко отчалив.

Клепсидрой капли отбивают склянки,
С весла в рассвет размеренно стекая.
На растворённой в сумерках полянке
Весна токует голубиной стаей.

Здесь в предрассветье все неясно, зыбко.
Туманом тает опыт многолетий.
Бетонный довод может стать ошибкой
В заведомо составленном ответе.

Под сапогами полумесяц рыбкой
На дне челна колеблется вопросом.
И полумрак с чеширскою улыбкой
Шепнёт: «Кво вадис?»[4 - Кво вадис? – камо грядеши? – куда идёшь? (латынь в транскрипции кирилицей).], щёлкнув перед носом.

Все, что имело накануне смысл
Фальшивой медью тихо канет в воду.
Внутри катарсис, лишь мелькает мысль:
«Я суете себя задаром отдал».

В чем смысл жизни? Где на все ответы?
Быть может просто пренебречь делами,
Сойти к реке по лезвию рассвета,
Достав луну из лужи под ногами.

Сталкер

Причудливых теней когтистый абажур
Надменную луну узором оверлочил.
Бреду по зоне я, и нужен перекур,
Но в спину странный взгляд из сердцевины ночи.

Он бьёт из темноты невидимым лучом.
И точно под ребро, и далее под печень.
Но я не оглянусь, мне словно нипочем,
Да, честно говоря, и защититься нечем.