Пессимисты, неудачники и бездельники

Так же не врубаясь, Саня сказал:

– Дай, конечно! – чем окончательно загнал Федора в ступор.

– Дам! – уверенно сказал Федор. – Обязательно дам!

В комнате резко зазвонил телефон. Музыка звонка была торжественна и настойчива и называлась «Время, вперед!». Раньше она звучала в титрах программы «Время».

– Какого черта в двенадцать ночи кому-то надо, – подумал вслух Саня.

А Федор, видно забыв, что ради прикола перед утренним собеседованием закачал эту мелодию на общий сигнал – в надежде, что во время собеседования кто-то позвонит ему и он вальяжно скажет, что, мол, извините, знакомый депутат звонит, чем подчеркнет свою значимость и состоятельность, – офигев от рассказов Сани и приключений с зайцем, брякнул:

– Это ПУТИН!

Звонила Санькина Мамулька, так как Санька сразу после того, как проинформировал жену об отъезде, выключил свой мобильник. Федор, до конца не въехавший в реальность, сказал ей, что, мол, Санька звонил из Конотопа и у него все хорошо. Мамулька обозвала его дебилом и положила трубку.

Всё потихоньку возвращалось на круги своя. Раздавив четвертую, решили ложиться спать, с условием на следующий день отнести зайца на кладбище к ботанику и оставить его там вместе с парой хороших вязаных носков.

Утром все пошло наперекосяк. Спустившись к почтовому ящику за «Спорт-Экспрессом» (Санька в любом состоянии должен был знать, что творится в спортивной жизни страны), Федор обнаружил там очередную платежку от управляющей компании. Платить надо было с каждым месяцем все больше и больше, на что Санька сказал, что эти ТСЖ, судя по счетам, могут содержать как минимум команды первого футбольного дивизиона, о чем предложил незамедлительно сообщить министру спорта, чтобы тот внес эти организации в программу развития массового спорта в стране. Покопавшись в инете насчет управляющих компаний, мужики поняли, что страна поддержит их начинание, – в противном случае вся эта веселуха закончится Ходынкой.

Поправившись по сто пятьдесят, поехали на кладбище, забыв, конечно, взять с собой зайца, но носки возле метро купили. Вначале, приобретя два букетика алых гвоздик, по заведенной у них традиции зашли к Ленчику. Ленчик был когда-то фигурой городского масштаба. Можете представить себе: в начале девяностых на улице провинциального русского городка навстречу туристам, приехавшим посетить местную достопримечательность в виде музея старинных хомутов и подпруг, выходит пара мужиков, как две капли воды похожих на Леонида Ильича и Рональда Рейгана, идет и мирно беседует на тему, как тогда говорили, развития двусторонних отношений. Туристам не приходило в голову сразу сложить два и два, что в истории они как-то не пересеклись: их напрочь убивал шепелявый тягучий голос нашего генсека и чистый «американский» товарища американского президента. Это потом ребята узнали, что наша политическая парочка репетировала день и ночь с привлечением всей лингвистической верхушки преподавательского состава местного вуза и что товарищ Рейган, отработав двухминутную речь до автоматизма, больше по-американски ничего не знал и на вопросы импортных туристов, невесть как оказавшихся в российской глубинке, отвечал коротко и ясно: «No comments». Куда со временем пропал господин американский президент, знают только история и, наверное, его бывший партнер по переговорам, но он пропал, как только Ленчик на пике своей популярности в городе подался на выборы в мэры. И каково же было удивление политологов и социологов, когда по всем их опросам этот старый маразматик (а они так его называли) стал лидировать в предвыборной гонке! Что тут сказалось, понять не мог никто: то ли ностальгия по колбасе за два двадцать и водке по три шестьдесят две в эпоху роста цен и дефицита, то ли просто протестные убеждения народных масс, – но шухер случился большой. Приезжали даже консультанты из центра – но нет: его рейтинг, паскуда, только рос. И вот незадача: чем больше Ленчика хаяли-поносили, тем увереннее были он и его кривая роста. В конце концов его все же сняли с дистанции, не найдя ничего лучше, чем привлечь к этому его дебила сынишку, пообещав ему, видно, проездной на городскую карусель либо экскурсию в главный «Макдональдс» страны на Тверской, но факт остается фактом: папашу он сдал. Мешая русские слова с феней, он выступил на городском телевидении, рассказав при этом, что у него есть документ, подтверждающий его, то есть отца, зоофилические наклонности, и все собаки и даже кошки в городе, если бы могли, подтвердили бы его, сына, слова. Папашу тут же, в парадном мундире маршала, скрутили и сдали в дурку на освидетельствование. Выпустили его ровно через четыре года, как раз накануне новой предвыборой гонки, но, наевшись лечебного борща в больничке, изрядно потускневший Ленчик решился лишь на то, что пришел голосовать в больничной пижаме с биркой «Первая демократическая жертва России». Дальше, видно, не пережив предательства близких, он стал угасать на глазах. После его смерти сынок, ставший к тому времени бандосом, видно, раскаявшись, спер где-то бюст Брежнева и водрузил его на могиле отца, чем сделал ее точкой скорби униженных и оскорбленных демократическими режимами разных периодов. Вот и Федор с Саней, иногда заходившие на кладбище навестить уже ушедших друзей, завели традицию возлагать деду-баламуту букет гвоздик, заодно помянув веселое время самой дешевой на их памяти продовольственной корзины.

Потом они подошли к новому памятнику солдатам всех войн, который по замыслу автора (как говорят в народе, сделавшего точную копию с революционных матросов, встречающих поезда метро на станции «Площадь Революции»), видимо, должен был воплощать в себе связь времен, что является новым концептуальным ходом в монументальном искусстве. Ребята, если честно, были рады и такому творчеству, так как каждый, приходя сюда, нес в мыслях свое, а это невозможно было опрокинуть даже скульпторам-новаторам.

Помянув друзей и товарищей, двинули к месту захоронения загадочного ботаника. На его могиле Федор торжественно доложил покойному про свои приключения с зайцем и, хлопнув двести за упокой, попросил его разузнать там, может ли эстонский косой иметь душевное обличье, и по возможности проинформировать его, Федора, по налаженному каналу, то есть в ближайшем сне его товарища.

На обратном пути заехав в супермаркет и купив самое необходимое, решили каким-нибудь образом отомстить за все Федькиному ТСЖ. Санька сказал, что он как юрист высшей квалификации сейчас накрутит им хвосты, но для этого ему необходимо пробежаться в инете по базе.

Забег по базе превратился в легкое алкогольное party на балконе с соревнованием, кто смачней плюнет на машину директора этого долбаного ТСЖ. Директор ТСЖ в России – это пенсионно наследственная должность бывших глав муниципальных образований и их родственников, и все закончилось как обычно – вызовом наряда милиции сердобольными соседями. Санька пытался отговорить пенсионеров от этого шага, убеждая их, что он с ними на одной стороне, что невозможно отдавать такие деньги за такой сервис, и что если они надеются благодаря этому платить за жилье меньше, то ничего не выйдет. Все коту под хвост. Наряд старые коммунисты вызывали три раза, так как милиционеры, видимо, находились в легкой депрессии, переживая позор переименования из милиции в полицию, как будто с этим проимпериалистическим словом уйдет вся коррупционная составляющая их должностного оклада.

Приехав, милиционеры-полицейские первым делом решили начать с ТСЖ как с самой платежеспособной единицы в современной России; там, не поняв, в чем дело, отправили их к дворнику-таджику; а тот, видно, задолбавшись критикой пенсионеров по поводу плохой уборки снега и мусора, сказал что-то типа того, что могучая прокоммунистическая организация ветеранов труда приговорила трудягу – директора местного ТСЖ – то ли к кастрации, то ли к расстрелу за огромные коммунальные счета и плохую уборку территории, и для начала они, то есть пенсионеры, оплевали его авто. Федор и Санька с балкона поддержали беднягу дворника, дополнив, что это не что иное, как попытка подорвать существующий строй через диверсию, и призвали служителей закона немедленно отреагировать массовым террором. Те не заставили себя долго ждать – видно, спешили побыстрей закончить это нерентабельное с финансовой точки зрения дело – и стали долбиться в квартиру старых сексотов. Федор с Санькой ретировались с балкона, по пути рассуждая на тему злодейки-судьбы.

– А ведь в тридцать седьмом такая неразбериха могла для стариков плохо кончиться, – сказал Саня и предложил выпить за невинных жертв тоталитаризма, не забыв при этом вспомнить и помянуть своего родственника, хотя, по его предыдущим рассказам, тот сидел и был расстрелян за то, что наладил трубопровод по перекачке огненной воды с Минского ликеро-водочного завода.

Федор не стал поминать лихое и выпил с ним.

Смеркалось.

Наряд с шумом вывалился из квартиры героев первых пятилеток и удалился собирать дань в более бонусные места, поближе к местному рынку.

– Саня, а как ты думаешь, кто придумал эту хрень с ТСЖ? – спросил Федор. – Ведь куда ни глянь – все реформы, госкорпорации, нанотехнологии, куча разных названий и организаций, результаты деятельности которых становятся либо фольклором, либо рабочим материалом для сотрудников прокуратуры.

Саня, поковырявшись в мозговом центре, изрек:

– Гоям это неведомо, хотя это явно для них. Я вот думаю, – оторвавшись от «Спорт-Экспресса» и посмотрев на Федора из-за его края, с хитрым ленинским прищуром продолжил Саня, – тебе, Федор, просто необходимо попасть в список кадрового резерва президента.

У Федора даже мелькнула мысль, что в «Спорт-Экспрессе» появилась новая политическая колонка – для тех, кто, кроме «Спорт-Экспресса», ни фига не читает, и что, зная о массовости такой аудитории, политики добрались до самого аполитичного «боевого листка» российских болельщиков.

– А что, – продолжал вещать Саня. – Образование у тебя что надо, языки, опыта не занимать, да и смотрел я этот список – и думаю: если не исходить из конъюнктурщины, то ты бы явно там не затерялся: этакий самородок из глубинки – это сейчас в тренде.

– Ты про «черную сотню», Саня? – спросил Федор.

– Черная она или красная, какая разница, – ответил Саня, – лишь бы дело было, а там ты им всем еще накрутишь хвосты.

– Послушай, Саня, ты же видел список и прекрасно понимаешь, как там в народе: «От осинки не родятся апельсинки». Там все продвинутые, отмобилизованные борьбой за власть и денежные потоки. Сожрут и не поперхнутся. Да и выстроена эта линейка в жестокой межклассовой битве, случайных людей там нет, – сказал Федор.

– Наверно, ты прав, – сникнув и как бы теряя интерес к этой теме, Саня отложил наконец-то газету. – Там они все, как в «Гербалайфе», заточены и проверены на верность и преданность, им даже незачем вешать значки.

– Какие, нахрен, значки? – не понял Федор.

– Ну помнишь, раньше ходили такие пижоны со значками «Я люблю Гербалайф». А эти бы ходили со значками «Я люблю ВВП»! Или нет, более актуально: «Я люблю…»

– Не надо, – переварив быстрее Сани его мысль, усмехнулся Федор, – хотя в этом явно больше креатива.

– Да так, без задней мысли, без прикола. Я даже голосовал за него. – Он встрепенулся, как будто отделение солдат получило команду «Товсь!». – Я недодумавши, и я…

Федор решил успокоить друга и, подойдя, шепнул ему на ухо, показывая пальцем вверх:

– Он знает!

Санька вообще был фантазер, и его постоянно заносило, особенно под влиянием горячительных напитков, а с учетом мистики, сопутствующей работе с усопшими, его сознание плавало и во сне, и наяву. То носки на кладбище носит, то Федора в президентские списки включает – сплошное Fantasy and Mystery! Один раз Федор видел, как Саня разговаривал с чайкой, которая каким-то образом оказалась в их краях. Так вот, он ей объяснял, как добраться до моря. Та сидела на столбе и как бы слушала его; потом, когда он ей разложил все по полочкам, она встрепенулась и улетела. Добралась она или нет – неизвестно, но рванула точно в сторону Питера, то есть к морю. Так что необходимо было принимать превентивные меры. Да и время поджимало.

Засобирались. Надо было как-то оживлять обстановку, тем более что время неумолимо двигалось к двадцати двум, а это новый чекпойнт для родной страны.

По дороге в супермаркет обсуждали выложенное в инете порно Волочковой и возвращение на киносцену Охлобыстина. Первое признали полным провалом, второе – успехом, хотя и с некоторой натяжкой. Коснулись темы отмены техосмотра, но вяло, как бы понимая, что это один из последних патронов в предвыборной обойме политпиара.

Проходя мимо старой, дореволюционной часовни, заприметили мужичка странного вида, который сидел под мраморной доской с надписью: «Произведение искусства. Охраняется государством». Надпись офигенно гармонировала с внешним видом сидящего под ней бедолаги. На нем были армейские сапоги – те, которые еще из прошлых, советских времен, – и камуфляж современного российского офицера, но на погонах не было звездочек; сохранился выцветший след от звезды на каждом из них, только уж слишком большой. Но не это заставило остановить на нем взгляд: на голове у мужичка была кепка-бейсболка солдата армии США, песочный цвет которой явно диссонировал с темнозеленым цветом камуфляжа. Бейсболка была надета задом наперед, так что можно было прочитать фамилию солдата, носившего ее.

Федор, поравнявшись с горемыкой, притормозил и прочитал вслух:

– ALLMIGHTY!

«Что-то знакомое», – мелькнуло в мозгу, но Федор продолжил движение вперед, так как сейчас время было на стороне президента и правительства, и это не давало расслабиться ни на секунду, хотя мысль о переводе на русский язык не покидала его и в магазине.

Выйдя на крыльцо супермаркета, Федор радостно крикнул: «Вспомнил!» – чем распугал суетливых прохожих и доходяг, толкущихся возле торговой точки в час икс.

– Что вспомнил? – спросил Саня. – Забыл что-то купить?

– Нет, вспомнил, что за хрень у него написана на кепке, – сказал Федор. – «Всемогущий» у него написано, по-английски. Это как в фильме «Брюс Всемогущий» – помнишь, был такой, еще Джим Керри в главной роли. Ну? Вспомнил? – не унимался Федор, глядя в глаза товарищу. – Я его три раза смотрел, прикольный фильм.

И Федор лениво, с чувством выполненного долга поплелся в сторону дома. Саня пошел за ним.

Сначала они его услышали. Мужичок пел что-то удивительно знакомое, но на непонятном языке.