Капитан «Неуловимого»

Времени было одиннадцать ночи, так что я отправился в душ (а то пропотел хорошо – нервы), а после и спать. А форму отдал дежурной: мне нужно было пришить дополнительный галун на форму, так как у капитан-лейтенанта два средних галуна, над ними узкий и выше звезда. Дежурная забрала форму и заверила меня, что их мастер всё сделает.

* * *

Утром я посетил наш наркомат, Кузнецов приказал. Здесь мне сменили удостоверение, выдав новенькое, соответствующее моему званию, и только после этого отвели в кабинет к адмиралу. Он поговорил со мной на общие темы: видно, что знакомился со мной, желая узнать, что я за человек и можно ли на меня положиться.

Всё-таки я твёрдо сказал: семь дней. И всё, что я перечислил, должно быть тут, а не у Ленинграда. Хотя насчёт Ленинграда ещё решают: возможно, что-то придётся там передавать, а что-то тут. Требуются списки вооружения, но понимая, что я просто не мог помнить и знать всё, решили, что передавать будем по ходу дела. Я его успокоил: мол, всё будет решено.

После этого он отправил меня обратно в гостиницу. Вопрос насчёт меня всё ещё решается, а иначе летел бы уже в Ленинград. Кстати, истребитель, на котором я прилетел, ещё вчера отправили обратно, поэтому возвращаться буду на транспортнике.

Вернувшись в номер, я попросил вызвать мне портного: шинель пошить, а желательно из готового подогнать, так быстрее, а то моя в Ленинграде, а в Москве действительно холодно. Забавная ситуация: я в Ленинграде, где севернее, гонял по окрестностям в обычной повседневной форме и ничего, только пар шёл, а как сюда прибыл, мёрзнуть начал. Это точно из-за истребителя: пусть колпак хорошо был закрыт и не дуло, но заморозило меня в нём, вот и не могу отогреться.

Поэтому я и лежал, отогреваясь, в ванне, в горячей воде, пока не пришёл портной. Он снял мерки, сказал, что через час шинель будет у меня, и ушёл. И ведь не обманул, принесли, сидела как родная, так что расплатился с портным и ещё сверху доплатил, в качестве премии. Ну, теперь легче.

А после обеда, ближе к двум, за мной прислали машину, которая отвезла меня в Кремль, где Сталин у себя в кабинете лично поблагодарил за знамёна и приколол к моей груди орден Ленина – это второй у меня. После Сталин сказал, что ждёт меня в Москве через шесть дней, для передачи вооружения и техники, а пока свободен. Наградное удостоверение я забрал у секретаря.

Заехав в гостиницу, я забрал свои пожитки, и меня отвезли на аэродром, с которого как раз отправлялся в Ленинград ПС-84, копия американского транспортного «дугласа». Вот на нём я и долетел. Над линией фронта нас встретило звено истребителей и довело до аэродрома, поэтому полёт закончился благополучно. А вообще, стоит ночью летать, а то засветло в Ленинград прибыли, а это дело опасное.

* * *

Следующие две недели прошли в такой спешке, что я даже спать не успевал. По пять часов на сон тратил, не более. И только дважды на час вырвался на борт своей лодки. Учёба там шла аврально, но, похоже, подходила к концу. Можно было планировать первый выход, о чём я отрапортовал командующему.

Был я и у родственников Мальцева. Поругали меня, что забыл о них, но понимали: война и служба. Сделали семейное фото со мной при полных регалиях. Я ещё пару раз заскакивал гостинцы передать и запас угля в квартире сделал. Там печь дровяная, но с углём тоже работает. К тому же мало ли зимой буржуйку потребуется поставить.

Сегодня было двадцать четвёртое сентября, восемь часов утра, и моя «семёрка» в сопровождении двух тральщиков шла в сторону минных полей. Я стоял на рубке, держал в руках отличный трофейный бинокль и, иногда осматриваясь, размышлял. Мне не мешали вахтенный командир и двое сигнальщиков, которые также внимательно наблюдали за горизонтом. Зенитчиков у орудий не было: если что, мы сразу уйдём под воду. Кстати, перед пересечением минных полей нас ожидало первое учебное погружение. На мелководье, там сорок метров всего.

Что касается передачи добычи Союзу, то на данный момент заполненность Хранилища составляла двадцать три процента, и то в основном за счёт топлива, слитого с терминалов. Большую часть продовольствия я передал командованию обороной Ленинграда и руководству города. Множество небольших складов было создано и взято под охрану. Одно ясно: продовольствия на пару лет блокады без экономии точно хватит. Этим я снял огромный камень со своей души.

Из вооружения я передал две сотни артиллерийских стволов, столько же миномётов, пару сотен грузовиков и не так уж много танков: сорок Т-28 и пятьдесят Т-34. Всё топливо, которое было в бочках, тут же передал на созданные склады, а также стреловое оружие на шесть стрелковых полков, патроны и гранаты, но не так и много: у самого мало было. Всё остальное осталось под Москвой. В это время произошла Киевская катастрофа, и вооружение как раз в тему было.

Сейчас по улицам Москвы катались тысячи две немецких авто, из них шестьсот роскошных. Свой наркомат я не забыл, Кузнецову «хорьх» подарил, Берии тоже. Да и пятьдесят машин в его гараж, как и обещал, поставил. Вот на всё это и ушло время.

Себе я оставил продовольствия двести кубов, топливо, которое было без ёмкостей, дрова да уголь. Из оружия два пистолета «Вальтер» с глушителями, и хотя они расстреляны так, что уже ничего не глушат, я ещё решу эту проблему.

У меня оставались также сотня СВТ, двадцать винтовок и двадцать карабинов Мосина, десять ручных пулемётов ДП, десять ДТ, пять «максимов», пять ДШК на пехотном станке и ещё пять зенитных. Плюс четыре зенитные установки счетверённых пулемётов. К каждому имелся двойной боекомплект. Пара ящиков оборонительных гранат, «лимонок» (РГД-33 я не любил) и три ящика противотанковых. Два полковых миномёта, два батальонных и два ротных, к каждому по пятьсот мин.

Из артиллерии оставалась лишь одна противотанковая пушка в 57 миллиметров и пять сотен снарядов к ней, и по одной гаубице – в 122 миллиметра и 152 миллиметра. Боекомплект каждой гаубицы составлял двести снарядов.

Из мото- и автотехники были два легковых мотоцикла-одиночки, один тяжёлый, советский, купленный мной в Минске, одна вездеходная «эмка», французский пикап, пять полуторок, пять ЗИС-5, один броневик БА-10М, пять танков Т-35А, два Т-40 и по одному БТ-7М, Т-28, ХТ-26, ХТ-130, ХТ-133, Т-34, КВ-1, КВ-2. Все на ходу, полностью заправлены, обеспечены топливом, огненной смесью и боезапасом – хоть сейчас в бой.

Из авиации был один У-2, два «шторьха» и два гидроплана «Арадо-196». Лётчик тот же. Также стоит упомянуть наличие советского автожира модели А-7. Он в полном порядке, заправлен, вооружение установлено, но лётчика для него не было.

Всё съестное, как купленное мной, так и приготовленное, осталось. Остались при мне и восемь армейских полевых кухонь, и наших, и немецких. Из золота, отбитого или захваченного немцами, а после захваченного мной уже у них, я отдал восемьдесят процентов, при мне осталось пять тонн в слитках и монетах. Из восьмидесяти миллионов рублей оставил пять, немецкие деньги все оставил – чуть больше двух с половиной миллионов рейхсмарок. Золото – мой НЗ.

Остальное всё ушло, включая трофеи от немцев, технику и авиацию. Ах да, морской моторный катер и моторная яхта, как и шлюпка, купленная мной в Риге, тоже остались в Хранилище. «Девятка» также на месте была. Ну и запчасти и боекомплект для субмарины. Вот теперь точно всё. Лошадей в этот раз я не брал, только тягачи, тракторы и грузовики.

Я оторвался от размышлений и, осмотревшись, сказал вахтенному командиру:

– Мы на месте, приготовиться к учебному погружению.

Он передал мой приказ вниз. Я первым скатился по лестнице, за мной вахтенный и сигнальщики, которые закрывали люки. Сигнал командам тральщиков передали, так что они отошли чуть в сторону. Вскоре лодка ушла на глубину двадцати метров, двигаясь дальше на электромоторах. Потом погрузились ещё на десять метров, дальше опасно: о дно можем удариться.

Всплыв на перископную глубину, я осмотрелся в перископ (неплохая оптика) и приказал сообщить по отсекам. Однако всё было чисто, акустик доложил, что кроме шума машин сопровождающих кораблей ничего не слышит, так что я отдал приказ на всплытие. Потом мы дошли до наших минных полей, тральщики провели нас, и дальше мы пошли самостоятельно.

В синеве сигнальщики засекли высотного разведчика, не нашего, так что мы ушли на глубину в пятьдесят метров и дальше пошли на малом ходу. Я находился у себя в каюте, изучал приказ, который мне вручили сегодня утром в шесть часов, фактически пинком отправив в рейд. Я прибыл на готовую к выходу лодку, загруженную припасами, и вот мы уже выполняем задание.

Естественно, нашу лодку в банальное патрулирование отправлять смысла нет, свои же потопят, поэтому приказ такой: дойти до порта Любек, раз уж я его знаю, и при возможности атаковать крупные суда и боевые корабли. То есть по факту учебный выход совместили с боевым. М-да, у нас одно учебное погружение без учебных пусков боевых торпед. Действовать мне надлежало по обстановке, и лично мне это очень даже нравилось. Думаю, Трибуцу кто-то умный посоветовал отдать такой приказ.

То, что я постоянно на связи с террор-группами, известно всем, значит, имея широкие полномочия, я могу устроить немцам что угодно, вот и дали мне такую возможность. И не зря, я на Балтике собирался устроить настоящий террор, благо запас торпед и снарядов для лодки тоже был солидный. Однако если что, у немцев же и позаимствую. А помощь моя была вовремя: сильно замедлились переговоры по ленд-лизу. А теперь по факту у нас всё и так есть, лишь боеприпасы нужны.

Закончив изучать приказ, я убрал его в сейф и, устроившись на койке, скинув ботинки, прошёлся Взором вокруг. На дальности работы на воде были одна сорванная с якоря плавающая мина и труп лётчика в спасательном жилете. Я уже посмотрел кто это: не наш, финн.

Вот на дне куда интереснее: одних старых парусников с полсотни только в зоне видимости, а также старый броненосец, который разломился пополам. У него были остатки больших гребных колёс по бокам. В общем, добычи внизу немало, только глубина большая, триста метров.

Хм, странно даже: лодка моя, а команду не знаю, её Мальков тренировал. Надеюсь, в этом боевом походе узнаю команду от и до. Да, со старпомом стоит поговорить о людях: что от каждого ожидать. На борту также имелся представитель особого отдела, он же штатный врач. Чую, весёлые денёчки нас ждут.

Закончив осматриваться, я разделся и вскоре уснул. Вахта у меня ночная, там подъём, запуск дизелей и дальше на них шуруем, заряжая параллельно аккумуляторы. А пока стоит отдохнуть. Уже засыпая, отметил, что наверху началось волнение. Похоже, буря идёт, а синоптики убеждали, что ещё сутки отличная погода будет. На этом и уснул.

* * *

Разбудили меня ближе к вечеру. Потянувшись, я отпустил матроса и вздохнул: немецкие подводные лодки типа VII были отличными машинами для войны, но в плане комфорта сильно уступали другим лодкам. Могу сказать только одно: на борту была всего одна индивидуальная каюта – у меня, капитана. У остальных ниши, которые закрывались занавесками. Койки друг над другом. Это у командиров. У унтеров (а у нас старшин) чуть хуже, и совсем в тесноте спали простые матросы.

Между прочим, многим после своей старой подлодки, уничтоженной авиабомбой, «семёрка» казалась совсем небольшой. Два гальюна на борту, сейчас работают оба, но не факт, что надолго: проблемы с ними, это больная тема немецких подводников. Когда немцы уходят в долгий рейд, то в одном из гальюнов делают склад свежих продуктов и пользуются одним на пятьдесят человек; думаю, вы поймёте, какая вонь там стояла. Мы же уходили на двадцать дней, если раньше не поступит приказ возвращаться.

Да, ещё у врача была своя каюта, но она же и санитарный пункт. Там он лечит, осматривает и проводит операции при необходимости, ну и живёт там же. Причём если есть раненый, он оставляет его на своей койке, а сам спит на месте раненого. Я уже говорил про тесноту. Добавлю, что некоторые койки имеют двух владельцев: пока один на вахте, другой спит.

Осмотревшись Взором, я отметил, что мы всё также идём под водой малым ходом. До заката час, на борту уже переизбыток углекислоты, всё же пять десятков человек в тесном замкнутом пространстве, семь часов под водой. Большая часть так и спали, но такая тренировка дала понять, что предел есть, эти семь часов команда под водой просидеть сможет. Я слышал, что какие-то команды и сутки на грунте лежали, пока над ними эсминцы ходили, но не знаю, правда это или нет. Сам я читер и собираюсь пользоваться своими умениями.

Позавтракал я в кают-компании вместе с другими командирами, была рисовая каша с маслом и чай с булочками. После этого, приняв лодку, отдал приказ на всплытие, который команда встретила с заметным облегчением. Многие из матросов лежали на полу: там дышалось легче.

Сначала мы всплыли на перископную глубину. Горизонт чист, небольшое волнение есть, но не более, небо тоже чистое, так что всплыли на поверхность, и я отдал приказ открыть люки. Наверх мигом поднялись сигнальщики, и вниз хлынул такой живительный воздух. Заработали дизеля, и пошла зарядка практически в ноль разряженных аккумуляторов, продолжалось тестирование систем лодки.

Пока зенитчики заряжали орудия – два зенитных автомата и палубное орудие, последнее для тренировки, – матросы получили разрешение проветриться и, поднявшись наверх, прогуливались по палубе.

Я не был вахтенным командиром, им был лейтенант Остриков, просто ночью я контролировал лодку, а старпом днём. Сейчас он, поужинав, отбывал ко сну. Лодка будет всю ночь идти в сторону Швеции, потом поворот. Через трое суток мы должны быть у Любека. Это если идти на полном ходу, но я думаю, что дорога займёт больше времени, может и до пяти суток дойти, если мы кого-нибудь встретим и придётся обойти или переждать под водой.

Двигались мы уже порядка шести часов, я как раз пил кофе у себя в каюте: кок, перед тем как отбыть ко сну, наварил и залил его в мой командирский, на два литра термос. И в это время Взор показал на границе дальности чужую субмарину, которая, как и мы, в надводном положении шла нам навстречу. Я сразу опознал британскую подлодку.

Быстро прослушав, о чём на ней общаются вахтенные, я понял, что они идут к Финляндии. Два офицера прикидывали на карте, как высадить пять человек, причём так, чтобы их не засекли. Они должны были сделать это поближе к Хельсинки. Я пока не понял их интерес к финнам, но мне это уже не нравится.

Я снял трубку, висевшую на стене, и услышал голос вахтенного:

– Товарищ командир?

– Стоп машины. Глушите дизеля. Тишина в отсеках. Акустику слушать.

– Есть.

Я как раз чашку помыл и вышел из каюты, направляясь к посту акустика, который располагался в соседнем помещении. И тут акустик как раз высунулся из помещения с наушниками на голове. Это был старшина первой статьи Голиков, который сообщил: