Время сурка

– Ни к чему, – отмахнулся тот. – Хотя своим позвоню, приедут и подстрахуют. Встреча у нас через час назначена, в лесу. Товарищ подполковник, вы пока, хм, второго Фёдора в нашей служебной квартире поселите, у Палкина жена молодая, стеснит, а вечером все вместе соберёмся и более предметно пообщаемся. А сейчас извините, меня ждут неотложные служебные дела.

Капитан почти что убежал, а комполка сказал, кивнув в сторону военного городка:

– Идём, если не против.

– Нет, вещи со мной, да и вспомнить молодость хочется. Сколько тут не был. Кстати, забыл, в следующем году у инженера полка сын утонет, купался. Что там случилось, точно неизвестно, может, ноги свело, но жена у него с ума от горя сойдёт, повесится, детей-то они больше не могут иметь, а Бочкин сопьётся в край, со службы будет уволен.

– Да что ты говоришь? – расстроился подполковник, пока мы шли к КПП. – Постараемся не допустить. Когда это произошло?

– День рождения жены тринадцатого июля. Значит, пятнадцатого. Бочкин считал, что сына убили.

– Ещё есть что из такого?

– Из срочного: когда на берегу залива будут копать берег, чтобы сделать пляж для жителей нашего городка, экскаватор, что снимал слой, зацепит авиабомбу времён войны. Будет взрыв. Погибнет экскаваторщик и двое солдат строительного батальона, ещё трое пострадают. Это через три дня случиться должно.

– Понял. Сапёров вызову. Ещё?

– Две машины будут разбиты в этом году, в одном случае техник виноват. Не уследил, что силовой каркас дал трещину. Машина развалилась от нагрузок, лётчик, лейтенант Бадов, погибнет. Во втором случае электрика вырубилась в полёте, лётчик сажал машину на ручном управлении. Рация не работала, и он не слышал ваши приказы покинуть машину, не хватило места для посадки, поздно сел, врезался в пожарную машину. Полыхнули обе. Трое солдат пожарной команды погибли, а водитель успел выскочить из машины. Только ожоги получил. Его и сделали виноватым. Нарушил инструкцию, перекрыл полосу, хотя находился за её пределами.

– Кто пилотировал?

– Майор Барсуков.

– Начштаба? Плохо. Это всё?

– Из серьёзного да. Разве что капитан Лукин напишет анонимку на капитана Базеева в КГБ. Так МГБ называться будет.

– Они же друзья?!

– Женщину не поделили. Это через два года случится. Базеев на зону загремит. Пять лет отсидит за то, что не совершал, мы с ним в восьмидесятых встречались, он на Севере работал, вертолётчиком у газовщиков, вот он и рассказал эту историю. Только на Лукина он не злился, тот погиб во время боевого вылета во Вьетнаме. А та девушка женой его стала, а как вдовой оказалась, уехала на родину, больше о ней не слышали. Лукин Героя посмертно получил. Один против семи американцев, сбил четырёх. Последнего тараном. Не давал прорваться к нашим бомбардировщикам. Потерял ведомого и один бился, не струсил и не отступил.

– Одни плохие новости. Хоть одна хорошая есть? – спросил тот, садясь на место водителя.

Сегодня батя был сам за рулём, капитан убежал на своих двоих, так что, прихватив вещи, я устроился на заднем сиденье. Фёдор сел спереди. После этого батя, развернув «козлик», погнал в сторону служебной гостиницы, что была на территории военного городка. Я же, чуть подавшись вперёд, громко сказал, чтобы услышали:

– Хорошие новости тоже есть.

– Вечером поговорим, когда Соломин вернётся, – не отвлекаясь от управления, сказал батя. – Тот велел пока без него не начинать.

– Добро.

Когда мы остановились, батя отправил Фёдора на аэродром, у того были дела по службе, а сам провёл меня в фойе гостиницы и велел выделить бронь, заселив меня в ней. Мы стояли у стойки администратора, и пока служащая, жена одного из офицеров, заполняла бланк постояльца, батя вдруг спросил:

– Кстати, раз ты из Кореи, оружие с собой привёз?

– Конечно, – даже удивился я вопросу. – Четыре единицы и пару гранат. Я без оружия себя голым чувствую.

– Надо сдать.

– Буду привыкать ходить обнажённым, – вздохнул я и подмигнул администраторше.

К слову, та жена лётчика из другого полка. Тут на аэродроме базировалось два полка, истребительный и бомбардировочный. Фронтовые бомбардировщики, не стратеги. Подполковник без спроса снял трубку телефона и вызвал штаб своего полка, велев дежурному офицеру прибыть к гостинице, принять у постояльца оружие по описи, поместив в оружейную комнату при штабе.

– Кстати, это вам. Подарок. Вы меня многому научили, – открыв вещмешок, я достал тяжёлую кобуру с кольтом, на ремне было три подсумка с запасными магазинами.

Батя покрутил пистолет, что достал из кобуры, оружие ухоженное, и кивнул, принимая, после чего спросил у меня:

– Это правда, ты в Корее сорок семь сбитых на счету имеешь?

– Да, всё верно. Лётная книжка при мне, только она на корейском и китайском заполнена.

– Найдём знающего языки. А гитара? Для виду носишь?

– Песен оттуда знаю тысячи. Про лётчиков тоже, вечером послушаете. Можно в клубе выступить, пианино и аккордеон я тоже знаю.

– Договорились.

На этом мы больше не дали администраторше нас подслушивать, получили ключ и поднялись в номер. Он был одноместным, со своим санузлом. Там унитаз, раковина и небольшая сидячая ванна, которую как душевую можно использовать. Единственное окно выходило на небольшую площадь и на вход в магазин.

– Вот, для старшего офицерского состава держим. Пока располагайся, питаться будешь из нашей столовой; я распоряжусь, помдежурные будут приносить к тебе в номер. Ты сейчас как, голоден?

– В поезде перехватил, так что ужина дождусь.

– Добро. Располагайся, если что нужно, магазин рядом, вон его видно. Купишь что нужно.

Тут раздался стук в дверь, и я открыл её, впуская молодого лейтенанта. Увидев комполка, тот вытянулся, но батя быстро его на место поставил, напомнив, зачем тот пришёл. Они вместе осмотрели оружие, что я достал, поцокали языками, наблюдая, как с щелчком из трости появляется лезвие, трость оставили, остальное по описи забрали и оба ушли. Лейтенанту батя сказал, что я оттуда, с Корейской войны. Только тс-с-с. Уверен, полк через час об этом будет знать, а через два – второй и весь военный городок. Я понял батю, тот подготавливал почву для моего вживания в местные реалии. Кстати, батя документы на китайского лётчика-добровольца забрал, прежде чем уйти. На этом всё, принял душ, полотенце в номере было, и, надев свежее бельё, бросив старое в стирку, сам постираю, в лёгких одеждах прогулялся до магазина, замечая некоторые взгляды. Думаю, привлекала внимание моя экзотическая внешность, информация обо мне ещё не успела разойтись, времени мало прошло. А когда купил печенья к чаю и возвращался, обратил внимание, что народу стало больше, что со стороны меня разглядывают. Дойти до гостиницы не дали, двое пионеров, в галстуках, одеты – как будто только что с линейки, подойдя спросили:

– Здравствуйте. А вы правда с войны приехали?

– Правда. С поезда, прямо сюда к вам. Воевал лётчиком, сначала на китайском бомбардировщике, «ту-два», а потом на истребителе «ла-одиннадцать». А когда предложили научиться летать на «миг-пятнадцать», я тоже согласился. И последние полгода до окончания войны летал на советском реактивном истребителе. Лично сбил восемь американских «сайбров». Общий счёт у меня сорок семь сбитых. Есть ещё обстрелянная подлодка и два утопленных транспортных судна. Повоевать пришлось изрядно.

– Ух ты! А вы можете нам об этом рассказать? В клубе. Мы всех наших соберём.

– Через час устроит? Я гитару возьму, несколько песен спою.

– Конечно.

Пройдя в фойе гостиницы, поднялся в номер, вскипятил чайку, хотя это правилами запрещено, но мы, русские люди, всегда найдём выход, попил с печеньем, переоделся в лучшие одежды – чёрные брюки от костюма, белоснежную рубаху, туфли так начищены, что в них как в зеркало смотреться можно – и, прихватив гитару, направился к клубу. Где он находился, я помнил. Оказалось, мне сопровождающего выделили, даже двух, две девчушки лет двенадцати, тоже в пионерских галстуках, ждали внизу. Мой номер на втором этаже был. Сдав ключ, я с ними и направился к клубу. Там меня встретила заведующая клубом и провела на сцену. Зал был битком. Тут не только школьники, но и много взрослых было. В основном женщины, пожилые, но и несколько парней в военной форме заметил. В самоволке, что ли? Хм, тут и жена Фёдора была. Сразу её узнал. Такая молодая…

Я уже три часа находился в клубе, мне и воды приносили, а то горло пересохло, когда зашёл в зал батя и погрозил мне пальцем. После этого громко сообщил об окончании концерта. Он его из-за песни, что я заканчивал петь, принял за концерт. А я описывал армейские будни фронтовых лётчиков, вылеты, бои. Что видел своими глазами расстрелянных мирных граждан, налёты вражеской авиации на мирных жителей. Сожжённые огнемётами госпитали и медсанбаты. Как американские лётчики расстреливали наших, что висели под куполами парашютов. В общем, много что рассказал. Изредка пел песни о войне. Аккордеон в клубе нашёлся, я исполнил песню «Фантом», слышал её ещё перед развалом Союза. К Корейской войне та тоже неплохо подходила, хотя пелась о Вьетнаме. Я лишь несколько слов изменил. А саму песню довел до совершенства исполнения ещё в Корее, пел для своих.

Попрощавшись со слушателями, предложил завтра в это же время дать концерт, юмористический. Ну и песни будут, на что слушатели охотно согласились, а меня отвлекла заведующая клубом. Сказала, что всё организует. После этого мы с батей пошли к гостинице.

– Соломин в госпитале. Врачи пытаются ему жизнь спасти, – с хмурым видом сообщил батя.

– Не помогла информация? – уточнил я с некоторым удивлением.

– Помогла. Соломину выстрелили в спину из арбалета. Рана действительно на ножевую похожа. Самоделкин хренов. Его там бойцы из осназа особого отдела корпуса и повязали. Соломина перевязали и сразу в госпиталь. Операция всё ещё идёт.