Русич. Генезис

– Да. Буду тянуть до последнего. Сами все сделали, под трибунал отдали, сами пусть и прыгают. Говорю же, буду тянуть до последнего.

– Ага, ясно.

Он ушел, унеся форму, я же быстро оделся, винтовку в стойку с оружием поставил, подсумки снял и убрал в сидор и направился в столовую, завтракать. Оттуда меня прогнали, распоряжения не было кормить, в списках меня не значилось. Тогда пошел на поиски командира БАО. Раз уж за ним закреплен. Насчет меня у него распоряжений не было, но отправил на помощь мотористам, которые двигатель меняли на одном из бортов. Там мне выдали старый комбинезон, так и работал. На завтраке не был, да и обед мимо меня пролетел, пришлось своими, из собранного мамой вещмешка припасами питаться. Как раз темнеть начало, меня вызвали в штаб полка, и командир предъявил мне решение военного суда с восстановлением в звании и наградах. Пришлось менять красноармейскую форму на командирскую. После этого я поспешил сдать все, что получил, обратно ротному старшине.

Там меня и нашли. Оказалось, борт наш на разведку десять минут назад должен был отправиться, только меня искали. Я на это лишь пожал плечами. Меня никто не поставил в известность о времени вылета. Да и вообще о том, что он будет. Получить оружие и спас-набор я не успел, пришлось так вылетать. Рейс тоже прошел благополучно, хотя дважды пришлось прятаться от истребителей-«ночников», много их летало, явно нас искали. Однако вернулись с новыми разведданными. Турбин тут же отбыл, а я отправился ужинать и отдыхать. Не со всеми в столовую, с экипажем нашего транспортного борта и разведчиками, а в землянку, где забрал сидор, и, отойдя в лес, достав припасы, стал ужинать. Позже вернувшись, разделся и лег спать.

Проснулся я в четыре часа дня, как показывали наручные часы. Дневал я снова в палатке командиров, сюда меня перевели. Умывшись и посетив удобства, я отправился к старшине. Там получил оружие, пистолет ТТ, довольствие, шинель, укрываться, когда спать буду, ну и спаснабор. У него же взял плотную бумагу для посылки. Вернувшись в землянку, я доел остаток того, что Тося собрала, позавтракал и, сняв с себя все награды, положил в сделанный конверт. Заклеил его и, прихватив пустой сидор, прогулялся до ближайшей деревни. Там прикупил припасов, отдал конверт местному почтальону, он отправит, и вернулся. Хм, а был соглядатай, что сопровождал меня туда и обратно.

– Лейтенант, ты почему в столовую не ходишь? – спустился в землянку командир БАО, майор.

Вскочив, я вытянулся и, вскинув руку к пилотке, успел ее надеть, доложился:

– Товарищ майор, был вчера, прогнали. Сказали в списках нет. Я уже закупил припасы в деревне, буду питаться ими.

– Не дури, лейтенант. Иди в столовую, тебе там оставили, – буркнул он и, развернувшись, ушел.

– Есть, – хмыкнул я и снова развалился на нарах.

Жаль, Юрки нет, в рейсе, поболтать не с кем. Экипаж борта, с которым я летаю, в другой землянке проживал.

А вообще мне сменили должность, я теперь не летчик, а заместитель начальника штаба полка по разведке. Сомневаюсь, что такая должность раньше была, видимо, для меня придумали. Тем более я действительно разведкой занимаюсь. Вздохнув, в столовую сходить все же нужно, прогулялся, там меня покормили, как раз и экипаж борта, с которым летаю, там встретил. А потом рутина. Снова вылетели на разведку и благополучно вернулись, разминувшись с истребителями «ночниками», но попав под огонь зениток в одном месте. Ладно хоть все мимо. А после посадки, сдав парашюты, когда мы направились к столовой, Турбин уже укатил в штаб, сегодня ночью мы закончили охватывать всю линию фронта, меня перехватил посыльный и отправил в штаб полка. Тут и командир обнаружился:

– Товарищ подполковник, лейтенант Некрасов по вашему приказу прибыл.

– Это что такое? – спросил он, высыпав из конверта мои бывшие награды на стол.

– Я могу ошибиться, но кажется, ордена и медали.

– Не дерзи, лейтенант. Почему ты награды отправил на адрес своей матери?

– Я подумывал их выкинуть, но решил все же отправить родственникам, хоть какая-то память обо мне будет, – честно ответил я.

– Выкинуть? – вздохнул комполка, оперевшись кулаками на столешницу.

Присутствующие в землянке комиссар и начальник штаба только зло выдохнули, с возмущением взглянув на меня. Именно комиссар и спросил:

– Лейтенант, почему? Ведь это доказательство твоих заслуг перед родиной. Преступление отказываться от них.

– Преступление отбирать их… Знаете, я долго думал насчет них. Да, государство наградило меня ими, но так же легко и лишило, ясно показывая, как относится к ним. С безразличием относится. Как это так? Захотели – наградили, захотели – отобрали? Я еще понимаю, звание – это отобрать можно, но награды? Не представители трибуна награждали меня, не им и отбирать награды. А они отобрали. Я этого не приемлю и мысленно отказался от них, так же, как государство от меня. Так будет справедливо.

– Это твоя работа, – повернулся комполка к комиссару: – Ты у нас целитель человеческих душ, вот и разбирайся.

– Идем, лейтенант, прогуляемся. Ты успел поужинать? – спросил он, выводя меня из землянки наружу.

– Нет, товарищ батальонный комиссар.

Мы неторопливо шли в сторону столовой. Я нес на плече сидор спаснабора, не успел в землянку закинуть. Шлемофон на голове, комбинезона не было, в форме летал. Комиссар явно собирался с мыслями, после чего сказал:

– Знаешь, поразмыслив, я начал понимать твою позицию. Именно понимать, хотя я и не согласен с ней. Ты сейчас как еж, выставил иголки и отталкиваешь всех.

– Поговорить за жизнь не удастся, – пожал я плечами. – Я не потому ершусь, что обиделся или что-то подобное. Вот еще, я взрослый человек, чтобы обиды держать. Да, того сержанта, что погиб, когда нас расстреливали, вот его жаль, но он отмщен. Нет, вся эта ситуация, что создается мной искусственно, проводится не для этого.

– Заинтриговал, – сказал комиссар.

– Вы, я смотрю, образованный человек. Кем были на гражданке? Если не секрет. Так я разберусь, что стоит говорить.

– Заведующим я был. Заведующим городской библиотеки. В партии с двадцать третьего года.

– Понятно. Может, слышали такую фразу? Незаменимых у нас нет. Кто ее сказал?

Мы прошли в столовую и сели отдельно, где одна из официанток начала носить нам пищу. Мне ужин, а комиссару завтрак, тот явно недавно встал. Мы приступили к приему пищи. Комиссар все обдумывал сказанную фразу и, когда мы поели, все же признался: