Аудиокнига Исторические корни волшебной сказки

Если в "Морфологии волшебной сказки" Владимир Яковлевич Пропп проводит глубокую, детальную классификацию мотивов сказок, то в "Исторических корнях волшебной сказки", как это, думаю, уже и так понятно из самого заглавия книги, он обращается к реальным основам их возникновения - а сказки, как выяснится из этого исследования, действительно возникли не просто так, не на пустом месте.Необычайно познавательным и очень любопытным оказалось для меня данное исследование (несмотря на научный характер, читается тоже увлекательно, при условии, конечно, что вам в принципе интересна данная тематика). Благодаря книге Проппа взглянула на сказки с новой, неожиданной стороны.На основе обширного этнографического материала (столь же обширной, кстати, будет и библиография в конце книги - думаю, полезно для тех, кто соберется продолжить знакомство с теорией сказок) и многочисленных наглядных примерах автор удивит читателя тем, как точно отражает сказочный материал реально существовавшие у разных народов ритуалы, обычаи, верования, быт. Все это тем или иным образом и переплавлено в форму сказки - художественный рассказ, который нам до сих пор кажется вымышленным.Чтобы не быть голословной, приведу лишь несколько примеров, отлично иллюстрирующих последнюю мысль.Пример №1. Всем знакомая с детства Баба Яга - практически ни одна сказка не обходится без ее участи - старая, полуслепая женщина, живущая в одиночестве в лесу, до сих пор ассоциируется с ужасами (и, к слову, не зря: она же, как известно, охраняет вход в царство мертвых), разнообразными жуткими пытками, испытаниями, но отчего на эту роль выбрана именно она? В древности женщины не допускались обычно к проведению ритуалов (да, сразу возникает недвусмысленная ассоциация с ведьмами, но они же были и целительницами, к ним обращались и за помощью, поэтому все равно подобного животного страха люди перед ними не испытывали). Так почему же старая женщина стала воплощением зла? Если верить книге В.Я. Проппа, все куда проще: в древности были распространены обряды посвящения (что-то типа инициации для подрастающего поколения - мальчиков и юношей, символизировали они вступление во взрослую жизнь), проводимые мужчинами, переодетыми в старух. И не женщины истязали кого-то (вспомним сказки - "поджаривали в печи, сдирали кожу"), а вот эти мужчины. Ритуалы инициации были довольно жестокими (неслучайно возрастной ценз книги - 16+). Так, юношам наносили раны, а затем посыпали их жгучим перцем. Часто испытывали и огнем...Пример №2. Герой отправляется в лес, чтобы пройти некое испытание. Его собирают в дорогу, дают хлеб, стрелы, железную обувь. Зачем и тут все просто: лес, согласно древним верованиям, был символом загробного царства. Логично, что героя собирают как покойника (вот в такой обуви и хоронили), никто ведь не верит, что после испытания он вернется домой (с этим же связаны испытания возможного жениха, когда перед мужчиной ставятся заведомо невыполнимые задач, и главное - не испытать жениха, а пожелать, чтобы не вернулся).Вообще говоря, все сказки тем или иным образом связаны или с обрядами посвящения, или с имевшимися представлениями о загробном мире, существовавших погребальных обрядах и вере в тотемных предков (кстати, пример №3: выловленная щука просит героя не есть ее. А ведь у каждого рода было свое тотемное животное, свой покровитель. Кроме того, люди верили, что умершие возвращаются на землю - опять же в виде животных. Так потому и нельзя их есть - как же можно есть предков?)Цикл инициации, по Проппу, составляет основу сказки. А вообще сказка - это некое перерождение мифа, его гиперболизированная форма (миф более близок к обряду). И единство сказки и достигается за счет исторической реальности прошлого.На всем протяжении чтения было интересно следить за своеобразной дискуссией Проппа с Фрэзером - "Золотая ветвь" последнего у меня теперь тоже в читательских планах. Пропп не единожды приведет примеры для своих умозаключений из книги Фрэзера, что, однако, совсем не мешает ему критиковать автора "Золотой ветви".Некая полемика усматривается мне здесь и с Кэмпбеллом, который при анализе мифов упор делает на особенностях человеческой психики и нашего бессознательного, Пропп же не придает этому такого значения.Как и предыдущая прочитанная мною работа Проппа, эта порадовала отличной систематизацией материала, изложенного в строгой и логичной системе. Вдобавок к каждой из глав имеется обобщающее заключение для лучшего усвоения информации - повторить основные тезисы, особенно при изучении сложных тем, никогда не бывает лишним.Рекомендую к прочтению всем интересующимся темами мифов, сказок, архетипов, ритуалов и т.п. Повторюсь, что написано живо и увлекательно, многочисленные примеры отлично иллюстрируют авторские умозаключения. Мне же захотелось после чтения этой книги перечитать Эдуард Бернетт Тайлор - Первобытная культура (помню, когда-то она меня очень впечатлила), ознакомиться с главным оппонентом Проппа - Джеймс Джордж Фрэзер - Золотая ветвь: Исследование магии и религии и дойти наконец-то до - Коми-пермяцкие народные сказки (сборник) (у меня в роду были не только белорусы и русские, но и коми-пермяки) - с полученными из книги Проппа знаниями чтение их обещает быть интересным)

Сначала давайте попытаемся ответить на сакраментальный вопрос: зачем капаться в сказках и разбирать их на составляющие?
Если вы не увлекаетесь литературоведением или философией, то, конечно, незачем. Думаю, что на этом вы можете перестать читать мой отзыв, так как ничего интересного для себя вы не найдете. Для «ботаников», которые любят покопаться где не попадя, постараюсь описать некоторые момент потрясающего исследования сказки от Владимира Яковлевича Проппа. Знаете, есть люди, прикоснувшись к труду которых ощущаешь всю свою ничтожность и серость. Смотришь на картины Рубенса и думаешь: «Ну вот как ТАКОЕ мог создать человек?». Читаешь Лосева и поражаешься: «Как удивительно стройно и логично он выстраивает мысли!». Книга Проппа поразила меня своей глубиной. Обратите внимание, это не исследование русских сказок, это исследование сказок в целом! В книге приводятся примеры из сказаний индейцев, племен Австралии, немецких сказок, сказок народов Севера. Палитра примеров настолько разнообразна, что с трудом можно представить себе человека, который не просто прочитал такое огромное количество сказок, но и проанализировал их, выделил общее и обобщил в своей удивительной книге.
Я бы выделила два основные направления книги.
Первое: исследование главных героев волшебной сказки. Владимир Яковлевич проводит разбор многих типичных героев сказок: бабы-яги, змея, помощника (в роли которого может выступать, например, конь или волк), царевны и т.д. Для каждого героя и даже для каждого типа героя Пропп проводит разбор его «родословной»: возможные причины появления, развитие в ходе истории и прогресса, выполняемые функции и взаимосвязи с другими героями сказки. Очень много для меня было откровением. Для затравки я приведу две картинки собственного производства (почти), описывающее двух героев. Итак, начнем, пожалуй, с Бабы-Яги.

Как вы видите, Баба-Яга – непросто вредная старуха, поставившая свою избушку на непонятной поляне, а, говоря близким мне айтишным языком, многофункциональное устройство. А знаете, почему я обозвала поляну «непонятной»? Вы никогда не задумывались, почему герой обязательно должен развернуть избушку, а не может взять да и обойти ее с другой стороны? А вот почитайте Проппа и узнаете!
Ну а теперь второй герой, который по своей роли в сказке близок ранее описанной бабульке, Змей.Дальше...

Почему Пропп объединяет такие разные на первый взгляд сказочные существа? Это объясняется двумя основными причинами: историей появления этих самых Змиев и выполняемые ими в сказке функции.
Что же еще описывает Пропп кроме героев? Сказочные события. Все наверняка помнят, что в сказках периодически запирают героя в бочку и выкидывают в море, или царевна то и дело набредет в лесу на большой дом, в котором живут одни мужчины, а уж всякие там вариации на тему выгнанных из дома детей у каждого вызывали ужас, не так ли? Пропп разбирает множество сказочных мотивов очень подробно. Кстати, большой дом в лесу очень интересная история, советую почитать, мне кажется, что не только сказка вышла из его закрытых ворот!
Вторая не менее интересная тема, которую мне хотелось бы немного затронуть: функции сказочных героев. И вот тут явно прослеживается связь сказки с множеством книг и фильмов. Как всегда, мне очень не хотелось бы пересказывать книгу, но чтобы кинуть затравочку потенциальным читателям, я расскажу о действиях, которые встречаются в сказках, на примере всем знакомого фильма «Брат 2».
1. Главный герой фильма (Данила) узнает, что где-то за морем живет хороший парень-хоккеист, которого обдирает как липку злодей-американец.
2. Данила находит «волшебные предметы»: МР-38 и гранаты.
3. Г.Г. берет помощника (брата) и отправляется с ним за море (что важно!) восстанавливать справедливость.
4. На своем пути Г.Г. встречает испытания и трудности, которые преодолевает с помощью проститутки Даши, выступающей в роли второго помощника.
5. Данила восстанавливает справедливость.
6. Брат остается в другом мире (заморской Америке).
7. Данила возвращается домой.
Как вы понимаете, таким образом можно разобрать все, или почти все, боевики, а немного другим – почти все мелодрамы. Зачем я остановилась на этом разборе? Во-первых, чаще всего при описании связей сказок с литературой вспоминают, например, о «Капитанской дочке», которая от нас тоже достаточно далеко по времени, а до «Брата 2» можно достать рукой. Во-вторых, мне хотелось перекинуть невидимый мостик между книгой Проппа и исследованием Лосева о «Диалектике мифа». Человеческое сознание настолько пронизано мифом и сказкой, что мы даже не замечаем, как легко привлекает наше внимание и насколько быстро мы начинаем воспринимать сюжеты, которые близки к знакомым с детства волшебным сказкам.
Читать маленькими порциями и возвращаться снова и снова...

Жили-были дед да баба. Закопали они коровьи кости, окропили то место водой, и вырос у них Колобок. Зашили они Колобка в коровью шкуру, прилетела огромная птица, схватила шкуру с Колобком и перенесла её на вершину самой высокой башни. А на башне той сидит Баба-яга: зубы до титек, титьки до пояса, а волосы из носа в косу заплетены и из башни до самой земли свешиваются. Вырезала Баба-яга у Колобка со спины полоску кожи, залепила ему глаза и все остальные отверстия глиной, разрубила его пополам, окропила мёртвой водой, все внутренности ему перебрала, собрала обратно, окропила живой водой, и встал наш Колобок, но уже не простой, а тотемный. Схватил он Ягу за косу из носа, раскрутил и с башни вниз сбросил. Грянулась Яга оземь, да так сильно, что яму пробила. Спустился Колобок, закопал Ягу и пять дней на могиле сидел: отгонял воем дух помершей Яги, чтобы она обратно в тело своё не вернулась. На исходе пятого дня встала мёртвая Яга из могилы и говорит: спасибо, мил человек, что на могиле сидел, вот тебе за это дар. Плюнула на землю, а из плевка конь с рогами оленьими вырос. Сел Колобок на коня и поехал. Но недолго ехал, потому как встретился им на пути волк. Коню он брюхо разодрал, Колобка проглотил, сам в брюхо конёво забрался и заснул там. Колобок попал в брюхо к волку, глядит, а там - целый город мёртвых, суть Тридевятое царство. Возликовал Колобок, ибо его и искал он, царство это. Глядит ещё и видит: над царством натянут мост волосяной и идут по нему души умерших. Кто без греха - легко проходит. А кто с грехом - падает вниз и прямо в Тридевятом царстве оказывается. Катится он дальше, а в самом центре Тридевятом - камень, а из него меч-кладенец торчит. Схватился Колобок, вытащил меч-кладенец, откатился обратно и распорол изнутри волку брюхо. Выкатился из волка, выкатился из коня и покатился к себе домой. А из брюха того распоротого все мёртвые за ним полезли. Вернулся Колобок к деду с бабой, а дед его уже помер, свалившись с лошади. Месяц промаялся, да потом помер. И баба его померла от какой-то неведомой хвори в Великий Пост. И дети их померли. Только Колобок один и остался, пришли к нему сердобольные мёртвые и стали с ним жить да добра наживать. Впрочем, на следующий год, перед самой Пасхой помер и Колобок.

Пропп в данной книге разрабатывает теорию (предложенную другим исследователем фольклора), что в основе сказки лежат реальные события из истории или существовавшие ранее явления. Сказочные образы, особенно часто повторяющиеся, утверждает он, были взяты из реальной действительности. То, что мотивы и образы повторяются, я уже знаю из Морфологии волшебной сказки (которую я вообще не собиралась читать, но прочитала по ошибке), и здесь Пропп идет дальше. Он предпринимает попытку объяснить сказочные мотивы через обряды и ритуалы. Особенно мне понравилось то, что в этой работе он расширил свою сказочную базу иностранным материалом вплоть до африканского. Этот дополнительный материал он использует, чтобы расширить русскую сказку и понять смыслы, которые кроются за привычными образами. Я не обладаю достаточными знаниями, чтобы судить о надежности исследования, но в любом случае это очень увлекательная тема.Сказки в интерпретации Проппа приобретают инфернальный характер, становятся поистине гриммовскими. Они отражают ранне-исторические представления о смерти. За образами железного посоха, железной шляпы и обуви, таинственного леса, избушкой бабы-яги скрываются элементы смерти и потустороннего мира. С этой точки зрения можно исследовать того же самого Гарри Поттера, отыскивая в нем сказочные мотивы. В своей лекции Дмитрий Быков объяснял успешность цикла в том числе и тем, что Роулинг (осознанно или нет) воплотила в книге многие атрибуты, присущие сказке. И здесь Пропп стал преследовать меня. Сначала я наткнулась на видео Марии Штейнман, где она разбирает Гарри Поттера с точки зрения той же морфологии по Проппу, это очень любопытно. Она привела далеко не все моменты сходства, так что вы можете найти их куда больше. А сегодня мэйл.ру предложил мне короткую заметку о сказочных мотивах в Игре престолов. Могу добавить лишь то, что сказка перестала для меня быть наивным детским чтивом, а стала своеобразным исследованием представлений о смерти и инструкцией для детей эпохи раннего общества.Я обнаружила для себя интересную связь с Сорокиным. Момент, где Пропп пишет о временной смерти: Другая форма временной смерти выражалась в том, что мальчика символически сжигали, варили, жарили, изрубали на куски и вновь воскрешали. Воскресший получал новое имя, на кожу наносились клейма и другие знаки пройденного обряда.конечно, напомнил мне (и во многом объяснил) рассказ Настенька. Интуитивно я его понимала, но теперь знаю наверняка, что и это не берется с потолка, но имеет древние корни.Вообще, вот вам челлендж: почитайте Проппа, а потом сказки (и не только), и посмотрите, что из этого выйдет.

С В. Я. Проппом веселей -
Мотивы раскрыты в два раза быстрей!В тридесятом царстве, в тридевятом государстве жил да был сказочник Пропп, филологический лоб. И была у того сказочника молодая теория о том, как те или иные мотивы исторически к первобытным ритуалам восходят. И вот послал он как-то теорию по белу свету походить, да материалы разных народов со славянскими посравнивать. Шла теория долго ли, коротко ли, пришла к царю Фрезеру, который на троне из человечьих костей сидит, да золотой ветвью обмахивается. Говорит ему теория: "Поделись со мной, Фрезер, материалами, я волшебное слово знаю: инициация!" Делать было нечего, пришлось Фрезеру материалами делиться, да и слуги его тоже помогли - кто австралийский обряд подбросит, кто сказочку африканскую. Принесла теория все собранное обратно Проппу, тот материалы забрал, а интерпретацию раскритиковал. Дунул, плюнул, и появилась у него своя интерпретация, с позднейшими инверсиями и замещениями элементов. Так и стали они жить, поживать, да структурализм наживать.