Заговор Кентервиллей. книга первая

Джинни всё понимает, да и всегда всё понимала лучше самого него, Гарри. Иногда, вечерами, как например этот, на Гарри накатывала тоска. А в горле стоял большой комок, и на глазах выступала влага. Против его воли или желания. Это было неуправляемо его силами, да и разве стоило подавлять это в себе. Светлая память о его родителях, которых он так никогда по-настоящему и не знал, память о Сириусе… Всё это так сильно оживало, и погружало Гарри в особый мир. Грустный, но по-своему очаровательный. Трогательный и нереально заманчивый. У Гарри не раз создавалось ощущение, что это проявление ещё одного вида магии, о которой так просто не сказать словами, о которой мало кому известно. О ней не расскажут на уроках в Хогвартсе или автор какой-нибудь толстой книги с пожелтевшими от времени листами. Неужели Джинни чувствовала то, что происходило в этот момент с Гарри? Неужели она так хорошо понимала его? Или просто не хотела его беспокоить? Она несколько раз уже удивляла Гарри своей силой воли, своей чуткостью сердца и добротой, преданностью и терпеливостью к нему, к Гарри, словно и в этом было что-то магическое и необычное. Такой и была всегда младшая сестра Рона – Джинни – необычной.

Гарри ждал, что сейчас Рон развернется в другую сторону и его шаги стихнут за углом, но тот все еще стоял и молчал. Затем двинулся к котлу, на котором сидел Гарри, обернувшись назад, словно проверяя: нет ли кого-нибудь позади, сказал:

– Да что с тобой происходит? Всё уже закончилось и могло же быть и намного хуже… – Рон говорил тихо, почти шёпотом. В его голосе Гарри расслышал стремление поддержать друга. Гарри был благодарен ему за это, но сейчас Гарри всё ещё хотелось остаться в одиночестве. Хотя при упоминании Рона о Джинни, да и само его появление «оборвало» ту незримую нить к прошлому.

– Могло. – Вымолвил Гарри, словно вторя своим мыслям.

– Давай, пошли! Нечего тут сидеть! От этого ничего хорошего не будет!

Гарри перевел взгляд себе под ноги. Рон с надеждой смотрел на него.

– Могло, конечно, могло… – Сказал Гарри с горечью в голосе. Рон приоткрыл рот и склонился к Гарри.

– Смотри на жизнь веселее…

– … быть и лучше. – Донеслось до ушей Рона. Рон помолчал с минуту, но видя, что Гарри больше ничего не добавил к своей туманной фразе, спросил:

– О чём ты? Ничего уже не изменишь… – Рон тут же пожалел, что сказал это. «И почему я всегда горожу какую-нибудь необдуманную глупость»? Но Гарри медленно закивал головой в знак согласия. Рон всегда говорил искренне, и Гарри ценил это.

– Камень. «Второй дар смерти». – Эта фраза прозвучала особенно горестно и трагично.

– Что-о? – Шёпотом спросил Рон и, не сводя с Гарри удивлённого взгляда, уселся рядом на дырявый котёл поменьше. Гарри снова кивнул и, не поворачивая головы, вымолвил:

– Помнишь камень, «возвращающий» к жизни?

Рон посмотрел на сад, потом на свои руки и, облокотившись локтями о колени, уставился перед собой задумчивым взглядом. Гарри знал, что Рон несомненно помнит о камне, и ждал что он скажет.

– Но он ведь… не воскрешает, – Сказал всё также тихо Рон. – В том смысле, что это не по-настоящему. Ведь нельзя воскресить того, кого уже нет!

– Я жалею, что не оставил его у себя. – Сказал Гарри. – Теперь я нашёл бы ему применение!

Рон выпрямился, но не повернул головы к другу. Снова повисла пауза и, спустя минуту, Рон прервал её первым:

– Но ведь Дамблдор говорил, что камень не вернёт… не может вернуть…

– Дамблдор не знал наверняка. Да и откуда он мог это знать? – Сказал Гарри спокойным, а может безразличным тоном. Мысли его были не о профессоре Дамблдоре.

– Но ведь это не возможно! – Воскликнул Рон.

– А кто знает, что возможно, а что нет? – Сказал Гарри. – Сириус исчез в каменной арке в «Отделе тайн»! В этом нет ничего магловского, только магия! А именно магией камень и «воскрешает»!

Рон не нашёлся чего ответить. Он помнил, что до того, как Сириус исчез за прозрачной пеленой каменной арки-портала, в него ударило убивающее заклятие Беатрисы, но напомнить об этом Гарри Рон не посмел.

– А мои родители… – Продолжал Гарри. – Они были убиты заклинанием! А вдруг камень обладает ещё большей силой, чем это самое заклинание? Ведь он был дан самой «Смертью»! «Второй дар Смерти». А силу камня никто не знает…

Рон опешил и испуганно смотрел на Гарри.

– А я его так не обдуманно… – Голос Гарри оборвался. Комок снова накатился к горлу. Снова повисла пауза. Рон чувствовал, что должен что-то сказать, но не мог найти подходящих слов. Да и что противопоставить такому заявлению. Рон никогда не слышал о магии сильнее, чем заклятие «Авадра кидавра», но с другой стороны, он и о «Дарах Смерти» узнал совсем недавно.

– Ты не собираешься искать камень? – Спросил, наконец, Рон.

– Нет… – Тихо донеслось от Гарри. – Он потерян. Я не смогу его найти, ведь на него не действуют чары вроде «Акцио»… – И Рон расслышал всхлип. Первый за этот нелёгкий разговор. Рон почувствовал, что должен оставить друга, дать ему время придти в себя, но не смог встать и продолжал сидеть, проникнувшись горестью друга и растерявшись.

– Но… ведь у тебя есть Джинни. – Сказал Рон. – И сейчас она, ну… тоже переживает.

– Гарри, Рон! Где Вы? Ужин стынет на столе! – Послышался приближающийся и взволнованный голос миссис Уизли.

– Это моя мама! – Прошептал Рон. – Всё-таки решила тебя поискать сама.

Гарри привстал и обратился к Рону. Гарри не хотел расстраивать миссис Уизли и знал, что она такая же настойчивая, как и его Джинни, и не сомневался, что она быстро доставит его на кухню.

– Я хочу побыть один и… – Гарри запнулся. Он не хотел сказать лишнего и обидеть миссис Уизли или ещё кого-нибудь из близких ему людей. Рон обернулся на голос матери. Торопливые шаги приближались из-за дома.

– Скажи, скажи, что я не голоден и… – Гарри показалось, что Рон не слышит его… – И со мной всё в порядке, просто я не хочу есть.

Рон встал и кивнул Гарри. Шаги приближались. Гарри почувствовал себя неуютно и виновато из-за это такой очевидной лжи, удаляясь за небольшой сарайчик, где мистер Уизли хранил всякую поломанную магловскую рухлядь, бесполезную и пыльную. Гарри против своего желания расслышал бормотание Рона и озабоченный голос миссис Уизли, от которого Гарри стало только еще хуже на сердце:

– Бедный, надеюсь с ним всё в порядке?

Сердечные вздохи и взволнованный голос скоро утих. Гарри оставили в покое. Он чувствовал себя и брошенным и неправым. Неправым своим поведением. Своим поступком он только доставляет беспокойство и заставляет нервничать миссис Уизли и Джинни, конечно, и Рона с Гермионой. Они сейчас, должно быть, сочувствуют ему, Гарри, жалеют его. А может, считают отчасти и себя виноватыми. Гарри тяжело и громко вздохнул. В глазах пощипывало, но слёзы уже не текли.

«Я не должен себя так вести» – думал Гарри. – «Да ещё и Рону наговорил тут про „воскрешающий камень“. Надо продолжать жить и отпустить от себя… прошлое…» Но сердце Гарри говорило совсем другое. «Надо во что бы то ни стало вернуть их! Ты избранный! Тебе всё по плечу. Просто сейчас ты ещё не пришёл в себя, ты чуть потерялся. Но в дальнейшем ты обязан попытаться и стремиться… это теперешняя твоя цель, Гарри – вернуть Сириуса, маму и папу… и…» Гарри вспомнил тот день на кладбище. Тот самый, который снился ему в ночных кошмарах. Тогда Хвост убил Седерика Дигори. Тогда Волан де Морт обрёл своё сильное тело с помощью крови Гарри и попытался убить его. Но, именно в тот самый момент, и произошло, то самое «чудо», которое Гарри не сможет забыть никогда. Из палочки Волан де Морта появились бестелесные, прозрачные как дымка его мама и папа, Седерик и другие, убитые «тёмным лордом». «Амприори инконтатум»!

Именно так потом назвал это явление Дамблдор. Но папа и мама смотрели на Гарри, разговаривали с ним. По их щекам текли слёзы. Они спасли тогда Гарри. Как короток был тот миг и так ценен. Это было не самообман, который давало зеркало «Елиналеж». Это было наяву. И если камень, второй «дар смерти» может это дать, то ради этого стоит его снова обрести. Но, как говорилось в сказке Бардля Бидля, камень, принесёт только горе и страдание. И если представить себе, скорее всего так бы и стало, если бы эти бестелесные призраки, но такие дорогие сердцу папа и мама Гарри, будут всё время с ним. А он, будет хворать, и стариться, и вскоре умрёт, закончит свой человеческий век. А они так и останутся в промежуточном своём состоянии. И, возможно, они никогда более не встретятся. Тогда сам Гарри обречёт их на вечные муки. На такие же душевные боли и терзания, в плену которых оказался и он сам.

«Должен быть другой выход! Я знаю»! – Сказал сам себе Гарри не так уверено, как хотелось. Но сейчас он был слишком уставшим. А тем временем тень легла и на сад. В воздухе повеяло прохладой, и Гарри впервые поёжился. На коже рук высыпали мурашки. Сарайчик, о стену которого облокотился Гарри, уже давно был окружён мраком. Не окунувшиеся, в тёмную синеву неба, показались маленькие облачка, крапленые тёплыми красными лучами солнца, укрытого за «Норой», за далёкими деревьями и холмами на самом горизонте. Снова подул ветер. Холодный и жёсткий. Природа клонилась ко сну, погружалась в дремоту. И яблони, и кусты смородины, и ветер, и всё-всё продолжало свою жизнь. Да и не могло быть иначе. Это «закон природы». Сейчас она отходила ко сну, что бы на утро снова радоваться тёплому солнцу, щебетанием мелких пташек, суетливых жуков и копошащихся пчёл на распустившихся цветах.

Вдруг что-то зашуршало в высокой траве напротив Гарри. Но, тут же, успокоилось, а может и затаилось, увидев Гарри или почувствовав, что здесь кто-то есть. «Мышь или садовый гном»? Гарри обтёр ладонью уставшие глаза. Затем прислушался и посмотрел в ту сторону, в которой шевелился неизвестный «гость». Тишина. Гарри хотел было достать свою палочку, но передумал. «Зачем пугать маленького грызуна, и без того таящегося от хищников. Или садового гнома». Да и настроение у Гарри было не подходящим для этого.

Гарри поднялся на ноги и медленно побрёл к дому. У него не было никакого желания встретиться сейчас с миссис Уизли и выслушивать её утешения и причитания, что он слишком суров к себе. Гарри остановился и посмотрел на окна «Норы». Где-то наверху подрагивал свет. Это была комната Рона. Наверное, он ещё не спит. Возможно, Гермиона сейчас с ним, обсуждают переживания Гарри. А может и вовсе, она с Джинни или с миссис Уизли на кухне. До слуха Гарри донеслось сразу несколько звуков. Это был непонятный протяжный, но знакомый скрип, хлопанье крыльев и тихий угасший стук. Что-то легкое и небольшое промелькнуло в небе. «Сычик»? – Подумал Гарри. – «Рон выпустил его поразмять крылья и поохотиться». Это был скрип окна в комнате Рона. Гарри попытался разглядеть сову в фоне неба, но она была неразличима среди тёмных деревьев сада. Вскоре и шелест крыльев канул в безмолвие и тихий шум ветра. Гарри сделал несколько шагов к котлу, на котором сидел ранее, когда разговаривал с Роном. Сидеть тут ему не хотелось, но и попасться на глаза миссис Уизли, или Джорджу ему не хотелось так же. Он замер в нерешительности. Мягкая поступь шагов тихонько известила Гарри, что кто-то вышел во двор. Гарри не смог понять сразу, с какой стороны идёт источник звука. Гарри посмотрел на угол дома. Секундой позже, появилась Джинни. На нее падал мягкий свет, льющийся из окна кухни. Она посмотрела прямо на Гарри и неторопливо двинулась к нему, пав во тьму. Звук аккуратных и мягких шагов снова потревожил слух Гарри. Она подошла к нему, и… Гарри и так уже чувствовал себя виновато. Да и как он мог ещё и ей причинить душевную боль? А в этом Гарри не сомневался. «Надо было все-таки послушать Рона». Но сердце Гарри возликовало. Гарри был рад увидеть Джинни. Что-то такое неподъёмное и большое, подавляющее настроение и волю Гарри, испарилось. Волшебное чувство спокойствия и нежности наполняли его сердце. Гарри хотел что-то сказать, но не запнулся. Комок в горле чуть помягчел и поубавился в размере, таял, отпускал. Хотя они и стояли в тени дома, Гарри казалось, что он видит зелённые глаза Джинни. Он побаивался её слов, но она ничего не сказала, а просто сделала ещё один шаг и… обняла его. Гарри всхлипнул помимо свой воли. Волосы Джинни мягко коснулись его щеки.

Спустя полчаса, Гарри лежал в своей кровати. Дремота почти ощутимым туманом царила в комнате. Гарри зевнул. На тело навалилась усталость. Сказывался поздний час. Мирно посапывал рядом Рон. Гарри думал о Джинни, и её светлый образ в сказочной дымке памяти продолжал стоять перед глазами. Гарри незаметно погрузился в сладкий сон. Он был намного приятнее тех переживаний на заднем дворе. Джинни вернула уверенность и стремление смотреть в будущее, желание встретить завтрашний день, ведь он будет намного лучше. Гарри ждет нового утра с нетерпением потому что снова увидит ее.

Когда на ясном ночном небе царила бледное светило луны, Гарри заворочался и проснулся. Очарование сна пала с его сознания. Он повернулся на другой бок и глубоко вздохнул, готовясь и желая, снова погрузить свои мысли в созерцание неутомимого сновидения, протекающего рядом. Но новый сон отличался от желаемого.

Теперь Гарри спалось плохо. То и дело он просыпался и поправлял своё одеяло. Какое-то незримое беспокойство будоражило его. «Наверное, виной всему луна» – мелькнуло в голове у Гарри. Её серый свет ложился на штору и, проникая в комнату, падал на шкаф. Гарри поддался желанию сомкнуть веки и незаметно провалился в забытье. Сначала Гарри снился очередной день уроков в Хогвартсе, затем непонятные хлопоты в доме то ли Уизли, то ли Дурслей, понять было сложно, а затем и вовсе не желаемое событие: собрание «Ордена Феникса» в этом самом доме. Гарри было неприятно вспоминать этот самый орден по той причине, что входившие в него некоторые члены, отдали свои жизни в борьбе с «пожирателями смерти» и Волан де Мортом, и Гарри с горечью переживал их утрату, поскольку успел привязаться к ним и проникнуться тёплым, братским или родственным чувством. После этого сновидения Гарри проснулся и больше не смог заснуть. Тело всё ещё жаждало сна, но глаза больше не смыкались, и Гарри не хотел снова очутиться в том окружении, пусть даже во сне, поскольку это приносило ему душевную боль. Он видел перед собой безмятежные, или сосредоточенные, или улыбающиеся лица друзей. Гарри пытался предупредить их о надвигающейся опасности. Хотел остановить их, рассказать, что произойдёт, и как их настигнет смерть. Но они, такие живые, оставались равнодушны к его словам. Гарри смотрел то в потолок, то на зашторенное окно и вслушивался в ночную тишину.

Миновал предрассветный час. Тихий и нерадостный. Небо, наверное, посветлело, хотя округлый облик небесного тела – луны, скорее всего, ещё продолжил царить на небосводе, а сияние звезд уже померкло в предрассветном сером небе. Совсем скоро солнце зальёт своим светом сумрачную комнату Рона. Хотя в «Норе» было много народу: мистер и миссис Уизли, Джинни и Гермиона, и даже домовой эльф Гарри – Кикимер, спящий на первом этаже, а рядом с кроватью Гарри, на соседней койке изредка похрапывал в глубоком сне его верный друг Рон, Гарри чувствовал себя одиноко. Даже упырь, живущий на чердаке, не выказывал ничем своего существования, как будто его никогда там и не было. Деревянные балки дома иногда поскрипывали. Когда с соседнего леса доносился тихий шелест деревьев, и ветер поскрипывал приоткрытой рамой окна и легонько теребил не до конца прикрытую штору, Гарри казалось, что это прилетела его сова с ночной охоты. Тогда он чувствовал себя более спокойно и умиротворённо. Пропадало то едкое ощущения одиночества. Гарри так хотелось, что бы сейчас кто-нибудь не спал и был рядом. Гарри ждал, вглядывался и ожидал разглядеть свою белую сову, его верную Буклю, умершую ради него ил по его вине… Но скрежет когтей по оконной раме, тихое довольное уханье или тёмное движущееся пятно на фоне шторы не проникало в комнату. Это была ложная тревога. А клетка открытая и пустая так и выделялась на шкафу тёмным пятном в полумраке комнаты. Гарри так и не решился выкинуть ее клетку. Клетку Букли! Она словно шрам на сердце и на его памяти осталась. И здесь, даже тут Гарри терялся среди таких реальных чувств как в небытие и жизни. Рядом с трудом, но можно было угадать едва отличимый силуэт клетки поменьше. Это была клетка Сычика – совы Рона, которую ему подарил несколько лет назад Сириус. И эта клетка тоже пустовала. В последние дни, Сычик часто пропадал ночью. Он улетал поохотиться в близлежащий лес или поле. Так же он полюбил коротать утренние, дремотные часы на верхней перекладине, под самой крышей деревянного сарая Уизли, и часто не возвращался в свою тесную клетку в комнате Рона.

Гарри лежал и продолжал смотреть в потолок. Его грудь мирно вздымалась в равномерных вздохах. Как будто ничто не волновало Гарри. Вскоре пятно окна заметно посветлело. Ночное стрекотание кузнечика из удалённого куста или высокой травы незаметно потонуло в новом поскрипывании оконной рамы, при порыве ветра с южной стороны двора. А потом край шторы окропило и в тёмно-красный свет. Сова Рона так и не вернулась к своей клетке. Значит, она снова предпочла просторный сарай, в котором и сейчас царил мрак и безмятежное спокойствие, запах сена и куриного помета, покой и бодрящий, ещё не совсем утренний, воздух.

Спустя ещё какое-то время, воздух наполнился сначала редким и отдалённым эхом щебета ранней птахи в саду. Но вот прокукарекал петух в курятнике. Его скрипучий и сонный зов ещё раз разлился в прохладном воздухе и стих. Даже показалось, что слышно как он разминает крылья на верхней перекладине курятника. Гарри чувствовал свежий запах нового утра. Сырого и хмурого. Из-под одеяла всё равно не хотелось вылезать. Вскоре, как показалось Гарри, до его ушей донеслось тихое топанье и глухой стук входной двери. Гарри подождал ещё какое-то время, но желание спуститься вниз, было сильнее желания дождаться пробуждения Рона или поры завтрака.

«Интересно, спит ли сейчас Джинни»? – Мысль мелькнула в ясном сознании Гарри. Сейчас больше всего он хотел видеть только её. Гарри спустился по деревянной лестнице вниз, задержав свой взгляд на двери, ведущий в комнату Джинни. Но дверь была закрыта, и за ней царила тишина. А вот на кухне были признаки предутренней суеты. Огонь в очаге резво потрескивал на свежих только что брошенных в очаг поленьях. На столе стояло вязанное из соломы лукошко, наполненное яйцами. Значит, кто-то уже успел сходить за ними в курятник. Сомнений, что это была миссис Уизли, не было.

Кот Живоглот сидел на стуле напротив плиты и смотрел на потрескивающую сковородку с готовившейся яичницей. Пушистый хвост кота вальяжно лежал калачиком, а сам Живоглот лениво полизывал себе выпуклые подушечки лапы, пощуривая глаза, но не упуская сковороду из вида ни на секунду. Дверца в чулан была неплотно затворена. «Интересно, а где Кикимер»? – Подумал Гарри. – «Может ещё спит в своём укромном уголке и видит свой эльфийский сон, а может именно он и успел сбегать в курятник»?

Гарри подошёл к плите. Кот лениво перевёл на него свои глаза-искорки и снова воззрился на сковороду. Запах готовившегося завтрака был ему предпочтительнее кого-либо в кухне, даже сиреневой пуховки Джинни Арнольда. Та как обычно, была недосягаема для него. Или в своей клеточке, или на плече Джинни.