Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты

Вскоре лазутчики донесли, что основные силы персов уже соединились с передовым отрядом Аббаса-Мирзы. Персидский летописец писал по этому поводу так: «Продвигаясь со скоростью ветра и молнии, они соединились друг с другом в местечке, называемом Девелу». Теперь персов собралось более 40 тысяч – сила вполне достаточная, чтобы пройти огнем и мечом по всему Закавказью.

А что имел под рукой Цицианов? В его распоряжении были только полки Тифлисский, Кабардинский, Саратовский и Севастопольский мушкетерские полки, Кавказский гренадерский, да два драгунских – Нижегородский и Нарвский. Всего каких-то неполных семь тысяч штыков и сабель.

Для полномасштабной войны с таким большим государством, как Персия, кот наплакал. К тому же даже эти силы были разбросаны в гарнизонах от Армении до Каспия. Так, 9?й егерский полк удерживал Карталинию, причем две роты занимали городок Цхинвал для присмотра за тамошними осетинами. Тифлисский мушкетерский полк прикрывал границу со стороны Ахалциха и удерживавал от мятежей мусульман Памбакской провинции. Знаменитый 17?й егерский полк составлял гарнизон Елизаветполя и обеспечивал спокойствие в близлежащих провинциях. Севастопольский мушкетерский полк располагался в Тифлисе и по границам Грузии. 15?й егерский полк и два батальона Кабардинского мушкетерского полка составляли Лезгинскую оборонительную линию по течению реки Алазань. Что оставалось для противостояния персам? А ничего!

Если бы Цицианов решил собрать все свои полки в кулак, то мгновенно в опустевших городах и ханствах начались бы мятежи, усмирять которые было бы нечем… Увы, но по причине надвигавшегося столкновения России с Наполеоном рассчитывать на серьезные подкрепления из России Цицианов тоже не мог. Спасение было в одном – в стремительном нападении на персов, пока те еще полностью не изготовились к войне.

– Наш шанс – игра на опережение! – объявил Цицианов генералам. – Поэтому не будем отсиживаться за горными перевалами, а выступаем в поход немедленно!

– Но мы еще не все сгребли до кучи? – выразил сомнение генерал-майор Портнягин.

– Времени уже нет, обойдемся тем, что имеем под рукой. Выступаем на Эривань! Вы, Семен Андреевич, – командир авангарда! Я верю в выучку и стойкость господ офицеров и солдат. Будем воевать по-суворовски!

– Авангард так авангард! – коротко кивнул Портнягин, не слишком расположенный что-то доказывать строптивому главнокомандующему.

8 июня 1804 года отряд Цицианова выступил в поход, успех которого был весьма сомнителен. Что вел он с собой? Всего ничего: два батальона Саратовского полка, три неполных батальона Кавказского гренадерского полка, два батальона Тифлисского полка, четыре эскадрона нарвских драгун, три сотни казаков, да столько же грузинской дворянской милиции генерал-майора Ивана Орбелиани. Всего четыре тысячи штыков и сабель при двух десятках пушек.

Впрочем, и в офицерах, и в солдатах Цицианов был уверен – все были опытны и дело свое знали. Несмотря на трудность дороги, батальоны шли быстро и отставших почти не было.

Ряд историков считают, что намерение идти на «вы» и атаковать первым объясняется лишь «пылкостью натуры Цицианова». Что ж, генерал действительно бывал зачастую излишне горяч, однако на сей раз он руководствовался трезвым расчетом.

Дело в том, что персы могли ворваться в Грузию через четыре горных прохода. Пятый путь в Грузию через долину Куры запирал Елизаветполь, и там обязательно следовало держать приличный гарнизон. Если разделить все русские силы на пять частей, расставив их по всем горным проходам, то поражение было бы неминуемо, так как угадать, куда направят главный удар персы, заранее было невозможно, а когда об этом станет известно, будет уже поздно перебрасывать подкрепление к атакованному горному проходу. Кроме этого, Цицианов, сам будучи грузином, хорошо знал психологию восточных воинов. Дать персам сделать хотя бы шаг в пределы Российской империи значило воодушевить их на победу. Главной мечтой каждого перса была богатая добыча, ну, а когда эта добыча совсем рядом, то желание овладеть ею возрастало многократно.

Что касается выбранной для удара Гянджи, то Эриванское ханство грузинские цари исстари считали «своим», что являлось хорошим поводом для ее присоединения к России как законной собственности Багратидов.

Помимо этого, эриванцы постоянно угоняли скот с территории Грузии, грабили купцов и разоряли приграничные села. Этому так же надо было положить конец. Ну, и наконец, на территории ханства находился Эчмиадзин – древняя резиденция армянского патриарха. Таким образом, присоединение Эривани многократно усилило бы влияние России на армянское население Закавказья. Наконец, присоединение Эривани создавало удобный плацдарм для последующего наступления на территорию Турции и Персии.

Однако расчеты расчетами, что же в реальности ждало горсть русских офицеров и солдат, занесенных волею судеб в далекие и дикие горы, не знал никто…

* * *

А что происходило в это время на западном берегу Каспийского моря? В начале XIX века астраханская торговля с ханствами, лежащими по берегам Каспийского моря, постоянно подвергалась опасностям от множества отмелей, подводных камней и слабой штурманской подготовки шкиперов. При этом на Каспии вовсю действовало т. н. «береговое право», согласно которому выброшенные на мель суда немедленно разграблялись местными жителями. Узнав об этом, Цицианов велел немедленно учредить в Астрахани штурманское училище, дабы выпускать на купеческие суда толковых штурманов.

С приобретением Карабахского и Ширванского ханств Цицианов решил построить укрепление на Сальянском полуострове, при устье Куры, которое защищало бы русские суда, следующие из Астрахани. Этим путем предполагалось также перевозить тяжелые грузы для войск, находящихся в Грузии, а также организовать взаимный сбыт товаров и продуктов России и Закавказья.

Россия давно пользовалась исключительным правом плавания по Каспийскому морю. По существующим трактатам на Каспийском море мог господствовать один русский флаг. По снисхождению Россия допускала плавание мелких судов-киржимов для перевозки хлеба. Но в 1803 году неожиданно появились конкуренты – три больших морских судна построили бакинский и талышинский ханы. Узнав об этом, император Александр приказал князю Цицианову принять меры, чтобы эти суда не плавали по морю, а также изыскать способы перевозка хлеба по пристаням исключительно русскими судами. О немедленном уничтожении больших судов Цицианов немедленно сообщил их владельцам, что и было беспрекословно исполнено.

Ну, а чтобы персам и в дальнейшем было неповадно составлять нам торговой конкуренции на Каспии, Цицианов запретил нашим купцам продавать им якоря, без которых персияне просто не могли плавать по морю. При этом наместник все же мост для местных ханов не сжег.

– Я дам позволение на покупку якорей тем из них, кто окажется наиболее преданным России! – заявил он.

Уверовав в наше господство на Каспийском море, под русское покровительство попросились обитавшие на восточном берегу Каспия абдальские туркмены, занимавшиеся торговлею и хлебопашеством. В 1803 году их посланцы прибыли в Петербург с просьбой принять их в подданство России, построить для защиты их от киргиз-кайсаков крепость при Мангышлаке, а также дать им льготы в ловле тюленей. В Петербурге приняли туркмен с большим участием, надеясь с их помощью расширить торговлю с Бухарой и Хивой. Увы, хорошая затея провалилась. Как оказалось, часть абдальских аксакалов вовсе не желали тесного сближения с Россией. Поэтому отправленный князем Цициановым для обзора восточного берега и поиска места для постройки укрепления поручик Лошкарев неожиданно встретил затруднения. Даже получить разрешение для осмотра берега он смог не прежде, чем заполучил в свои руки несколько заложников-аманатов. Осмотрев же берег, Лошкарев нашел, что наиболее удобным местом для постройки крепости является не Мангышлак, а урочище Гедик в Тюк-Караганском заливе. Но ничего из этой затеи так и не вышло. Цицианова отвлекли куда более важные дела в Закавказье.

Чтобы несколько охладить пыл владетелей Восточного Кавказа в помощи Эривани, Цицианов распорядился провести отвлекающую операцию на каспийском побережье. Еще в январе 1804 года он написал секретное предписание командующему Астраханским портом и Каспийской флотилией генерал-майору по адмиралтейству Новикову подготовить к апрелю транспорты для полка пехоты и восьми полевых орудий. Для артиллерийской поддержки с моря предписывалось снарядить фрегат или бомбардирское судно, а также две бригантины. Через месяц Новиков прислал подозрительно многословный ответ, объясняя, что к началу апреля могут быть готовы немногие суда, а другие – лишь к маю и июню.

– Сдается мне, что сей каспийский Нептун что-то привирает, чтобы не слишком натруждать свою особу! – злился Цицианов.

Однако людей, хорошо знающих морское дело, у него под рукой не было и проверить Новикова он не мог. Пришлось смириться с тем, что доложил «каспийский Нептун», и ориентироваться на его сроки. Впрочем, если бы Цицианов знал специфику службы на Каспийской флотилии, то ответу Новикова он бы ничуть не удивился. Дело в том, что, в отличие от Балтийского и Черноморского флотов, на Каспии службу правили так, как считали нужным. Чинопочитание и субординация не приветствовались, о шагистике в Астрахани и слыхом не слыхивали, а отношения между офицерами были почти семейными. У флотских Каспий считался почти ссылкой, большой карьеры там не делали, а потому шли туда обычно служить те, кто хотел спокойной службы и жизни. Командующий Каспийской флотилией генерал-майор по адмиралтейству Новиков, к примеру, держал в Астрахани большой дом и немалое хозяйство с коровами и свиньями. По двору под ногами сновали гуси и утки, в вольерах надрывно вопили павлины. За всем этим ухаживали десятки матросов, которые и забыть позабыли про паруса и пушки.

Офицеров по делам служебным Новиков принимал обычно на веранде за самоваром. Потчевал горячим чаем с вареньем, да чтоб не меньше десяти чашек! Не чурался с подчиненными и четвертину пропустить.

Офицеры на Каспийской флотилии тоже были «оторви и выбрось»! И выпить, и морду набить, это всегда на раз-два.

При этом, несмотря на все послабления и откровенную партизанщину, прибыв в Астрахань и оглядевшись, некоторые вчерашние дебоширы и пьяницы начинали служить так, что только брызги из-под форштевней их утлых суденышек летели…

Чего стоил, например, лейтенант Митрий Челеев! Еще мичманом прошел страшную школу Роченсальмского и Выборгского сражений, когда людей разрывало в куски десятками, а в шпигатах стыла густым киселем кровь. На больших кораблях у Челеева служить не получалось, уж слишком был дерзок и своенравен. Поэтому командовал самыми малыми, что на посылках. По этой причине плавал Челеев много. Вначале исходил всю Балтику, а когда повздорил с заезжим адмиралом, был сослан в Архангельск, где описывал берега беломорские. Карты сделал Челеев преотличные, но едва вернулся командиром балтийского брига «Легкий» – снова скандал. После этого строптивого лейтенанта упекли уже в Астрахань, с надеждой, что там либо в драке прибьют, либо сам сопьется. Но, ни того, ни другого не случилось. Приехал Челеев, осмотрелся и начал править службу так, что одно загляденье. А чего не служить, когда никто у тебя над душой не стоит и во всем полная самостоятельность дана! Никаких тебе инструкций, никаких тебе регламентов. Первым дружком у Челеева и такой же, как и он, оторва, капитан-лейтенант Егор Веселаго. Офицеры-однокашники по Морскому корпусу. Разница лишь в том, что Веселаго за драку еще мичманом сослали в Астрахань верблюдам хвосты крутить. Здесь дружки и встретились.

Когда приказ о снаряжении судов против персов пришел, вызвал генерал Новиков к себе Веселаго с Челеевым, угостил чайком. Под ногами шныряли куры, а злобные гуси все норовили ущипнуть.

– Кыш-кыш, родимые! – ласково отгонял их Новиков. – Не до вас мне нынче!

Когда же супружница генеральская самолично гостям четвертину на стол поставила, хозяин гостей своих и о войне известил, показал им приказы наместника кавказского. В своем послании Цицианов писал, что решил отвлечь персов от похода в Грузию высадкой морского десанта на берегу Гиляни и взятием тамошнего города Решт. В то же время Цицианов желал, чтобы на возвратном пути из Гиляни флотилия заняла Баку и оставила там русский гарнизон. Начальство над этой экспедицией было поручено генерал-майору Иринарху Завалишину.

Рассказывая об этом, Новиков так кряхтел и охал, что казалось вот-вот помрет. Закончил же он монолог словами такими:

– Я человек старый и по службе своей не корабельный, а береговой, посему буду вам, ребятки, с берега помогать – порохом и провиантом обеспечивать. А вы уж на хлябях каспийских сами рулите, как знаете.

Веселаго с Челеевым весело переглянулись, а чего не повоевать!

– Плохо только, что наместник поставил главным генерала Завалишина, уж очень он беспокойный, – продолжал охать Новиков.

– С Завалишиным как-нибудь сладим! – дружно ответствовали друзья, закусив водку солеными огурчиками. – Куда плыть-то надобно?

Новиков вздохнул, посмотрел, как на дворе петух топчет в пыли очередную курицу, разлил еще по одной:

– А плыть вам надобно будет до города Энзели и палить по нему окаянному из всех пушек, а потом солдат генерала Завалишина на берег высадить.

Новиков еще раз вздохнул. Генерал-майора Завалишина он, прямо скажем, побаивался. Нет чтобы посидеть просто так, на берегу матушки-Волги, поговорить, не торопясь, за жизнь, а потом и вообще помолчать часик-другой философически, на вечернюю зорьку глядючи. Вместо этого непоседливый Завалишин все время суетится, куда-то торопится, бежит, вечно какие-то бесконечные служебные дела делает.

…Выпили и снова закусили.

– А теперь ступайте, ребята, думайте, как все это исправно исполнить. Я же пойду в перинах отдохновляться, потому как и так с вами много потрудился.

Вышли Веселаго с Челеевым, друг на дружку посмотрели.

– Ну, как Егор Власьевич, сдюжим?

– А где наша, Митрий Митрич, не пропадала!

По штату, утвержденному в 1803 году, в Каспийской флотилии положено иметь до 4 корветов, до 4 бригов, до 4 люгеров, 2 бомбардирских судна и до 10 транспортов. Но так как все было, как всегда, запущено, то малосильные Казанское и Астраханское адмиралтейства не могли быстро пополнить судовой состав до штатных норм. Единственно, что смогли выстроить к 1805 году – корвет, яхту, четыре галиота и шхоут. Правда, для перевозки десанта можно было приспособить и несколько купеческих судов.

Что касается назначенного командующим экспедицией генерала Завалишина, то он никогда ранее на Кавказе не был, а потому знали там о нем немного. Помимо своей знаменитой непоседливости говорили о генерале, что он отличается прямым характером, но самонадеян, что был в свое время обласкан самим Суворовым и пережил опалу императора Павла. Говорили, что весьма образован, любит литературу, что в честь своего кумира сочинил даже пространную поэму «Суворонида», которая самому Суворову, однако, не понравилась. Что касается опалы Павла I, то Завалишин попал в нее одновременно с Цициановым и атаманом Платовым, но если те угодили в немилость за конкретные дела, то Завалишин лишь за свой длинный язык и неумение хитрить. С воцарением же Александра I Завалишина вернули на службу, определив шефом Астраханского гарнизонного полка и инспектором всех гарнизонных частей на Кавказе, кроме этого, ему был поручен надзор за Астраханской флотилией и Астраханским казачьим войском. Цицианов, зная честный характер своего старого знакомого, предложил Завалишину стать гражданским правителем Грузии, пообещав чин тайного советника и Анну 1?го класса, но тот пожелал остаться при эполетах.

– Меня военному делу учил сам Суворов, а генералом я стал в двадцать девять лет, так неужто я изменю своему призванию ради сюртука, пусть даже и с Анненской лентой! – заявил без обиняков.

И Цицианов уступил, назначив строптивца командовать экспедицией на Гилянь.

– Вот это другое дело! – обрадовался Завалишин, узнав о назначении. – Преумножить дело Великого Петра – это ли не честь для русского генерала!