Кавказский дебют. От Екатерины II до Павла I

* * *

Ага Мохаммед-хан двинул на покорение Закавказья победоносную 35?тысячную армию, прекрасно вооруженную и снабженную. Такого большого воинства Персия не собирала уже давно. Надо ли говорить, что едва шах с войском вступил в сопредельные Грузии магометанские ханства, то никто не посмел ему противиться. Только владетель Карабаха, хан Ибрагим, наотрез отказался принять послов шаха и, укрепившись в высокогорной Шуше, приготовился к отчаянной обороне.

Некогда принадлежавший Армении Карабах (что в переводе значит «Черный сад») когда-то являлся одной из богатейших и плодороднейших персидских провинций в Закавказье. Однако в 1747 году Карабах отложился от Персии, провозгласив своим повелителем некого Пана?хана. Так возникло небольшое независимое ханство со столицей в неприступной горной Шуше, упорно отстаивавшее свою самостоятельность.

Еще при Пана-хане в Карабахе вспыхнула междоусобная война между местными татарами и карабахскими армянами, старавшимися выдвинуть в правители одного из своих меликов Атам?Шах?Назарова. В результате Пана-хан вынудил соперника бежать в Гянджу, но при преемнике Пана-хана Ибрагиме тот снова явился в Карабах, и новый хан, чтобы отделаться от опасного претендента, отравил Назарова. С его смертью смута в Карабахе закончились, и Ибрагим получил возможность заняться устройством ханства.

…Узнав об упрямстве хана Ибрагима, Ага Мохаммед даже не обиделся, а удивился:

– Он что, имеет в запасе десять жизней, чтобы мне перечить?

Подойдя к Шуше, Ага Мохаммед-хан отправил Ибрагиму грозное письмо, которое должно было повергнуть защитников карабахских гор в смятение: «Рок обрушивает камни, ты ж, глупец, стеклом укрылся». Здесь крылась игра слов, т. к. на фарси «шуша» – это стекло.

Прочитав послание, Ибрагим-хан велел написать ответ своему придворному поэту Вагифу. И тот сочинил: «Если тот, в кого я верую, мой Хранитель, то он сохранит и Шушу под мышцей камня». От себя же Ибрагим дописал: «Лучше умереть в бою, чем сдать город евнуху!»

На это Ага Мохаммед уже обиделся.

– Этот глупец решил противиться мне! Я закидаю нагайками своих воинов Шушинское ущелье, а затем насажу его живым на вертел, чтобы потом бросить на поживу диким собакам!

В устах кровожадного Ага Мохаммеда такая перспектива была вовсе не фигурой речи, а жуткой реальностью…

– Узнайте, кто написал столь оскорбительные стихи? – велел Ага Мохаммед.

Вскоре ему доложили:

– Это карабахский поэт и любимец Ибрагим-хана Вагиф.

– Мерзкого пересмешника я казню, как только захвачу Шушу! – объявил Ага Мохаммед.

Тридцать три дня длилась осада Шуши, персы били из пушек, палили из ружей, но, как и предсказал поэт, никакого урона ее защитникам не нанесли, а на штурм, во избежание больших потерь, так и не решились.

В стороне от раскинутого под крепостью ханского шатра располагалась особо охраняемая большая палатка. Там жили французские офицеры-инструкторы, помогавшие Ага Мохаммеду организовать кавалерию, артиллерию и пехоту на европейский манер. Помимо хорошего заработка, французы выполняли здесь задачу, поставленную в Париже, создать в горах Кавказа непреодолимую преграду для продвижения России. Пока Персия и Закавказье не входили в зону приоритетных политических интересов Парижа, но как знать, что будет завтра…

Между тем строптивый Ибрагим был готов обороняться в Шуше хоть до скончания дней. Шушинская крепость была воздвигнута средь отвесных гранитных скал, имеющих лишь один узкий проход, прорываться сквозь который было бы безумием. И хан Ибрагим, и его карабахцы смеялись над хвастовством Ага Мохаммед-хана:

– Когда же этот получеловек накидает в наши ущелья столько хвороста, чтобы мы могли лучше греться ночами у костров!

* * *

Пока Ага Мохаммед застрял под Шушой, Грузия лихорадочно готовилась к обороне. Надо отдать должное царю Ираклию, в данном случае он поступил мужественно. Отвергнув все ультиматумы персидского шаха и отстранив ненадежных князей, он собрал войско и приготовился к жестокой войне.

Стратегическая ситуация была для Ираклия непростая. Из-за опасности вторжения на Кахетию войск аварского хана Омара, старший сын царя Георгий, с четырьмя тысячами воинов, располагался в Сигнахе, прикрывая Кахетию с востока. Поэтому непосредственно под рукой у Ираклия имелось менее трех тысяч воинов. Однако это были не набранные в селах вчерашние крестьяне, а воинственные и опытные арагвинцы и кизикинцы. Уже после вторжения Ага Мохаммед-хана к Тифлису подошел и царь Имеретии Соломон во главе двух тысяч своих всадников. Вот и все силы, которые смогла набрать Грузия для отражения персидского нашествия. И это против огромного войска Ага Мохаммед-хана!

Пока шла осада Шуши, Ага Мохаммед послал 12?тысячный корпус своего брата Али Кули-хана на Эривань. Но блицкриг «по-персидски» не получился. Царь Ираклий разбил Али Кули-хана еще на подходе на Картсанисской равнине, рассеяв персов одним своим авангардом. Ага Мохаммед был в бешенстве.

– Я лично вспорю брюхо старому нечестивцу своим кинжалом, когда обращу в пепел его города и селенья! – топал он ногами.

Тем временем наивные грузины праздновали победу своего царя так, словно они уже выиграли войну, с обильными застольями, искрометными танцами и многоголосыми песнями. Уверенность в том, что нашествие уже отражено, разделял и сам царь. В кругу сыновей и ближайших князей Ираклий делился своими мыслями:

– Пока карлик не возьмет Шушу, он не пойдет на наше царство, а Шушу он не возьмет никогда!

Увы, Ираклий просчитался. Ага Мохаммед был отличным стратегом и все просчитал. Вскоре в Тифлис примчался на взмыленном коне гонец из Шуши, который сообщил, что Ага Мохаммед-хан, узнав о неудаче под Эриванью, снял осаду Шуши и, обойдя горы Карабаха, со всем войском движется прямо на грузинскую столицу. Кроме этого, персам уже безропотно подчинились Гянджа и Эривань.

Противостояние входило в свою решающую фазу, и судьба Грузии должна была решиться в самое ближайшее время…

* * *

10 сентября 1795 года дозорные принесли в Тифлис тревожную весть, что передовые разъезды Ага Мохаммед-хан находились уже в каких-то семи верстах от Тифлиса.

Надо сказать, что столица Грузии была неплохо укреплена. На крепостных стенах стояли тридцать пять вполне современных пушек. Припасов в городе тоже хватало, и можно было выдержать довольно продолжительную осаду.

Увы, беда была в другом. Среди грузинской знати, по сложившейся традиции, не было никакого единства. Ряд сыновей-царевичей, сидевших в своих вотчинах, откровенно не спешили прийти на помощь престарелому отцу, наивно полагая, что смогут отсидеться и переждать нашествие по своим углам. В самом же Тифлисе мутила воду царица Дареджан (Дарья) – третья жена Ираклия из менгрельского рода Дадиани. Дареджан была женщиной деятельной и властной, она не только родила царю двадцать три ребенка, но и активно вмешивалась во все государственные дела. При этом Дареджан всегда ненавидела Россию, считая, что под персами или под турками ее подданным почему-то будет житься лучше.

Именно Дареджан распустила слух, будто Ираклий намеревается бежать в горы. После этого в городе начались волнения. Толпы народа, собравшись перед дворцом, на коленях умоляли царя не бросать их на произвол судьбы, обещая биться за него до последнего. Вышедший к народу Ираклий был так растроган, что перед всеми дал клятвенный обет умереть со своим народом.

При этом сама Дареджан почла за лучшее все же покинуть город. Впрочем, у царицы была своя правда. Понимая, что в случае поражения жалости к побежденным не будет, она решила спасти хотя бы часть женщин и детей, спрятав их в неприступном Арагвском ущелье. Однако стремительный отъезд царицы, пусть даже с женщинами и детьми, вызвал в Тифлисе панику. Узнав, что царица их бросила, вначале горожане, а затем и часть воинов также начали покидать город, разбегаясь куда глаза глядят… В результате у Ираклия осталось под рукой не более тысячи князей и воинов-тавадов. И все же он решил не прятаться в Тифлисе, а принять бой перед его стенами.

Приближенные советовали семидесятипятилетнему царю хотя бы самому остаться в Тифлисе, а команду войском поручить одному из царевичей. Но Ираклий был непреклонен:

– Какой же я царь, если брошу в решающем бою своих воинов! Нет, я буду с ними до конца!

Чтобы затруднить противнику подход к городу, Ираклий приказал вырыть перед ним три ряда оборонительных траншей.

– Здесь мы и примем бой! – объявил он всем. – Здесь мы победим или умрем!

Решимость Ираклия сделала свое дело, и большая часть бежавших из города воинов все же вернулась в Тифлис…

* * *

Между тем, запасшись провиантом в Гяндже, Ага Мохаммед расположился в ближайшем к Тифлису селении Соганлуги. Там ему пали в ноги перебежавшие на сторону персов ханы Гянджинский, Шекинский и Эриванский, а также некоторые карабахские мелики, приведшие в знак верности даже свои отряды. Больше всех пресмыкался перед Ага Мохаммедом карабахский мелик армянин Меджлум, еще недавно столь же яростно клявшийся в верности грузинскому царю.

– О, великий потрясатель вселенной! – вопил Меджлум, ползая у ног Ага Мохаммеда. – Позволь мне заслужить твою улыбку и первым ворваться в Тифлис, в котором мне знакомы все улицы. Я устелю тифлисские мостовые головами твоих врагов, по которым будут ступать копыта твоего коня!

– Что ж, – презрительно усмехнулся хан, всегда презиравший изменников. – Твои воины будут наступать первыми! Если ворвешься в Тифлис первым, станешь его хозяином!

Первое столкновение состоялось 10 сентября на Крцанисской равнине. Авангард Меджлума сошелся во встречном бою с грузинским отрядом внука Ираклия Давида. Царевич показал себя хорошим военачальником и пушками буквально разметал вражескую конницу. Самому Меджлуму ядром оторвало голову.

Узнав о смерти карабахского мелика, Ага Мохаммед лишь усмехнулся:

– Собаке собачья и смерть!

Настроение у Ага Мохаммеда было отвратительное. Помня о былых победах царя Ираклия, известие о поражении Меджлума поколебало уверенность хана в легкой победе. Но в первую же ночь кто-то из грузинских князей предал своего царя и сообщил Ага Мохаммеду, что ряды защитников Тифлиса весьма немногочисленны. После этого хан снова приободрился.

На следующий день шел проливной дождь, и Кура вскипела пенными волнами. Ага Мухаммед хмуро обозревал издалека тифлисские стены, понимая, что эту цитадель ему одолеть будет нелегко. Не нравился Ага Мохаммеду и начавшийся ропот среди воинов, что в нынешнем походе уже не будет ни побед, ни добычи. Чтобы заставить их снова быть смелыми, Ага Мохаммед приказал поставить позади боевых порядков шесть тысяч конных туркмен, традиционно ненавидящих персов и столь же традиционно ненавидимых ими. Туркменам хан велел убивать всякого перса, кто побежит с поля боя. При этом хан мог не сомневаться, что те исполнят его приказ с превеликим удовольствием.

После этого персидская армия двинулась к Тифлису, под стенами которого на Крцанисском поле их уже ждало грузинское войско.

Правое крыло войска возглавил царевич Давид, левое – Иоанн Мухранбатони. Сам царь встал в центре. Там же встала и тысяча пришедших имеретинцев князя Церетели. В резерве Ираклий оставил отряды царевича Вахтанга и князя Отара Амилахвари, укомплектованные отборными воинами из провинций Птавов и Хевсу. Царь Соломон с еще одним имеретинским отрядом занял позицию непосредственно у стен Тифлиса, чтобы при надобности помочь артиллеристам. Передовой отряд грузин под начальством царевича Иоанна занял позицию у Южных ворот Тифлиса.