Своих не бьют

– Прекрати ерничать, кто тебя так разукрасил?

– Ма! Я же говорю, ничего серьезного.

– Хватит! – раздраженно прикрикнула на него мать. – С отцом будешь иметь дело.

– Чуть что, сразу отец, – пробурчал Стас вдогонку матери, раздраженно хлопнувшей дверью.

«Половина седьмого! Скоро батя вернется, – пробормотал Стас, усаживаясь за письменный стол и открывая учебник французского. – Что я ему скажу? Синяки—то ладно, как—нибудь объясню. А вот трояк… да и еще по французскому. Он даже не в курсе, что я его изучаю».

Услышав в коридоре шаги вернувшегося с работы отца, Стас быстро захлопнул учебник французского и спрятал его в ящик стола, разложив перед собой алгебру. Он вслушивался в каждый шорох, каждое движение отца, пытаясь уловить, в каком тот настроении. Шумно ударила струя воды в раковину. Вот, пофыркивая, он вытирает лицо горячим полотенцем, снятым с раскаленной батареи и идет в кухню.

Стас вылез из—за письменного стола и перед едой зашел в ванну вымыть руки. Он посмотрел в зеркало, откуда на него глянуло лицо, с синяком под левым глазом, припухшей нижней губой и немного похожим на орлиный клюв носом. Умыв и вытерев лицо, Стас собрался с духом и вошел в кухню.

– Привет, пап, – поздоровался Стас с сидящим за столом отцом, которому мать подкладывала маринованных грибов.

Тот изучающе посмотрел на сына и небрежно кивнул головой в ответ, прожевывая кусок свиной отбивной. Стас занял свое место и, опустив глаза в тарелку, быстро заработал вилкой. Наконец отец отодвинул от себя пустую тарелку и вытер рот полотенцем.

– Как успехи в школе? – холодно поинтересовался он.

– Нормально, – не осмеливаясь посмотреть ему в глаза, тихо ответил Стас.

– Это я вижу на твоем лице. А почему не отлично? Чего—то не хватает? Или наоборот, что—то мешает? – спросил отец.

– Пап, да это так пустяки, – пытаясь побороть волнение, ответил Стас.

Отец ударил кулаком по столу.

– Пустяки? – рявкнул он. – Ты хочешь сказать, когда пацан не может за себя постоять это пустяки? Я в твои годы никому спуску не давал! Салага! – презрительно измерил Стаса взглядом отец. – Так… нужно усилить физическую подготовку.

Мать вскочила с места и быстро вышла из кухни, чтобы не вмешиваться в мужской разговор.

Из—за закрытой двери доносился надрывный голос отца, отчитывающий сына и рисующий страшные картины ближайшего будущего, если тот не будет следовать его житейской мудрости. Когда нравоучительная часть подошла к концу, Стас убрал со стола и хотел выйти с кухни.

– Подожди, – остановил его отец охрипшим голосом. – Подготовь мою парадную форму к завтрашнему дню. А потом марш за уроки, – скомандовал он. – И мусор вынеси. Ясно?

Стас кивнул головой, сделал кругом и вышел из кухни.

«Блин, опять эта казарма. Сделай то, сделай это, пятьдесят отжиманий, сто приседаний. Я же не прошу за меня в школу ходить или уроки делать. – Размышлял Стас, приводя в порядок отцовскую форму. – Понятно, есть обязанности. Ну, мусор вынести, в магазин сходить, убраться. Но с какой радости чистить форму и отжиматься именно пятьдесят раз? А если я могу всего пятнадцать? Я же не солдат, а сын! Не, не хочу я быть военным. Как же мне до него донести, что я хочу заниматься совершенно другим. Он же сам себе профессию выбрал. А если мне это не интересно? – возмутился Стас. – Даже если запихнет в суворовское, я все равно не прекращу заниматься языками».

Когда все было готово, он примерил отцовскую фуражку и, взглянув на себя в зеркало, показал отражению кукиш.

8

Ровно в шесть запел будильник. Стас как по команде вскочил и, нащупав рукой кнопку, отключил сигнал. Затем уселся на диване и минут пять тер глаза, пытаясь проснуться. Наконец он поднялся, широко зевнул и потянулся. Выключил горевший всю ночь светильник и, распахнув шторы, приоткрыл балконную дверь. Сделав несколько глотков бодрящего утреннего воздуха, он натянул шорты с футболкой и уселся за рабочий стол. Включил плеер и, беззвучно шевеля губами, начал повторять за диктором французские диалоги.

Когда на циферблате было семь тридцать, он сложил в сумку тетрадки с учебниками, принял душ и исчез на кухне, плотно притворив за собой дверь. Сварил яйца всмятку себе и родителям, заварил чай, нарезал бутерброды с маслом и сыром. Отцу залил кипятком растворимый кофе в большой синей чашке и накрыл ее блюдцем.

К тому времени, когда Стас заканчивал завтрак, появились родители. Отец снял блюдце с чашки и с удовольствием втянул в себя кофейный аромат. Открыл форточку и прикурил сигарету, выпустив длинную струю табачного дыма. Стас быстро дожевал бутерброд и, убрав за собой посуду, пошел одеваться. Через несколько минут он выскочил на лестницу и, облегченно вздохнув, побежал вниз по ступенькам.

– Стас! – услышал он свое имя, едва выйдя из подъезда.

От неожиданности он вздрогнул и увидел перед собой Кешу.

– Здорово, ну ты как, чувак? Родичи—то чего сказали, когда увидели твой визаж? – обведя указательным пальцем вокруг своего лица, спросил Кеша.

– Да… – махнул рукой Стас, медленно двигаясь по вымощенной тротуарной плиткой дорожке в сторону школы. – Чего они скажут?

В этот момент Стас ощутил сильный толчок в спину, чуть не сваливший его с ног. Он отскочил в сторону и обернулся. На него, криво ухмыляясь, глазели несколько одноклассников, среди которых был Слюнкин. Они вытянули вперед зажатые в кулаки правые руки, оттопырив вверх большие пальцы.

– Ну чего, Хромой, угадаешь, кто из нас погладил тебя по спинке? Или продолжим игру? – спросил Слюнкин.

У Стаса от обиды навернулись слезы, которые он с трудом сдерживал. Андрей тем временем подошел к Кеше и пожал ему руку. Затем заглянул в лицо Стаса и удивленно воскликнул:

– Ба, Хромой, где такие стильные очки достал? Уж не Звезда ли подогнала? Круто, с синими стеклами! – заржал он, заметив синяк под глазом у Стаса, и протянул ему руку. – Хромой, да ты че? Не знаешь, как пацаны здороваются что ли? Ты думал я тебе как даме поцелую кончики пальцев? – заламывая Стасу кисть, продолжал издеваться Слюнкин.

– Отпусти, – тихо попросил Стас.

– А где волшебное слово? Тебя че, предки не учили, что нужно быть вежливым?

– Андрюх, кончай, – сказал Кеша Слюнкину, толкнув его в плечо.

– Да я и не начинал еще. Просто прошу чувака быть поуважительней. Так что, Хромой?

– Отпусти… пожалуйста, – выдавил Стас.

– Так то! – бросая руку Стаса, довольным тоном произнес Слюнкин, возвращаясь к поджидавшим его рядом друзьям. – О—о—о!!! А вот и наша любовь шлепает! – пропел Андрей, манерно кланяясь поднимавшейся по ступенькам Лене Звездиной. – Хромой, что же ты стоишь как столб? Встречай скорей утреннюю звезду!

– Проводишь? – обворожительно улыбаясь, спросила Лена, вплотную подходя к Стасу.

Он молча посмотрел в ее темные глаза.

«И чего ты ведешь себя как дура? Я ведь тебе слова плохого не сказал», – подумал Стас и, отвернувшись в сторону, отошел от Звездиной.

– Ладно, пошли, – хлопнув Стаса по плечу, сказал Кеша и потянул друга в раздевалку. – А на Слюну внимания не обращай. У него бывают заскоки, в детство впадает.

Войдя в кабинет, Стас поймал на себе пристальные взгляды одноклассников. По некоторым лицам скользнула ехидная усмешка при виде его разукрашенного лица. Он занял свое место, стараясь не обращать внимания на колкие выпады в свой адрес. Раздался звонок и вместе с ним появилась Елена Владимировна. Поздоровавшись с классом она заняла свое место за учительским столом и открыла журнал.

– Хромченко, к доске, – расстроенной стальной струной задребезжал ее голос.

Стас поднялся и вышел к доске. Он долго выводил решение сложного уравнения. За спиной слышалось шушуканье и смешки одноклассников. Иногда Стас улавливал приклеившуюся к нему кличку Хромой. В конце концов, он справился с задачей.

– Садись, Хромченко, четыре.

– А почему четыре? – возмущенно спросил Стас. – Я же правильно решил.

– Долго думал, иди на место.

– Хромай скорей, тугодум! – услышал Стас в свой адрес.