Все устроим, Лев, ты только скажи мне прямо – есть коробки?
Иванов (встает, берет из рук человека в очках рубашку, надевает, потом, молча и вздыхая, повязывает галстук, задумчиво проговаривает). Коробки? Да есть…
Человек в очках (радостно вздрагивает, поправляя очки). Ну и слава богу!
Смеется.
А то я как дурак с утра – по трубам прошелся, потом Хартману звонил! Ой, я же ботинки забыл!
Кладет пиджак и брюки на трибуну, возвращается к шкафу, вынимает черные ботинки, подает Иванову.
Носки там внутри.
Иванов (повязав галстук, натягивает носки, потом со вздохом принимается за брюки). Да… Вера тоже хороша… пришла, не сказала толком…
Человек в очках (успокоительно машет рукой). Да не волнуйся ты! Это их проблема, в конце концов. Они нам ведь маленькие должны, так что – плюнь…
Иванов (надевает ботинки). Плюнуть можно. Легче всего – плюнуть…
Человек в очках. Ну и плюнь! Подумаешь – взяли семерку!
Дверь № 8 открывается, входит Иванова. Она в форме полковника, в руках у нее – красный фен.
Иванова (с усмешкой). Ну вот, мужчины всегда опаздывают.
Включает штепсель фена в розетку, находящуюся рядом с трибуной, и, облокотившись на трибуну, просушивает свою совсем короткую седую стрижку.
Человек в очках. Танюш, мы не опаздываем.
Помогает Иванову надеть пиджак.
Все готово.
Иванов. Тань, мы вот про Веру тут… я все беспокоюсь…
Иванова. Что ты беспокоишься?
Иванов. Ну, знаешь, разговоры пойдут…
Человек в очках. Ну какие там разговоры! Что ты как ребенок! Я же говорю – это их проблема! Почему мы должны отвечать за обрезку?!
Иванова. Конечно. Обрезка, седьмые – это же не занятия…
Иванов. Да я понимаю. Но все-таки… знаешь…
Иванова (смеется). Ты сегодня чего-то какой-то решительный!
Иванов (усмехаясь, поправляет галстук). Да уж…
Человек в очках (тем временем, порывшись в шкафу, достает зеленую папку с какими-то бумагами). Так… это есть…
Открывает папку, быстро просматривает бумаги.
Иванова. Вить, сделай мне сзади…
Иванов. Ага.
Подходит к ней, берет фен и сушит ей волосы на затылке. Человек в очках тем временем что-то пишет в бумагах.
Иванова. Не торчит сбоку?
Иванов. Нет. Тут торчать-то нечему. Стрижка как у рекрута.
В молчании проходит несколько минут, потом человек в очках подносит папку Ивановым.
Иванова (выключая фен). Хватит, все сухо…
Человек в очках. Танюш… вот здесь…
Иванова (листает страницы бумаг, лежащих в папке). Так… это, значит, все по Ваське и по седьмым…
Человек в очках. Не только, Танюш. Тут вот там… посмотри… вот, видишь.
Показывает ей в папке.
Иванова. Ну… это не наши дела. Это посох.
Иванов (подходит, смотрит в папку). Посох? А мы при чем?
Человек в очках (волнуясь). Ребят, ну мы же тогда, в январе, обсуждали… посох идет по третьему, Танюша у нас доверенное лицо, значит…
Иванова (перебивает его). Значит, можно мне совать чужое?
Человек в очках. Как чужое? Танюша! Это же обсуждалось! Я тогда спросил Реброва – как быть с совместителями? Он сказал – Румянцева берет слово обратно. Ты не помнишь разве?
Иванова. Ничего не помню!
Достает из кармана ручку и подписывает документы по очереди.
По Ваське я подпишу… по седьмым подпишу… семеновскому подпишу… обрезку подпишу… а с посохом, дорогой, разбирайся сам.
Человек в очках (в сильном волнении). Как – сам?! Как сам?! Танюш! Это же…
Иванова (раздраженно). Что – Танюш! Как подписывать, так сразу – Танюш! А как фонды – так товарищ Николаева!
Иванов. Наташа права, Виктор Петрович. В прошлом месяце мы к тебе два раза ходили. И что? Ничего. А как вам приспичит – так вынь да положь.
Иванова. Мы вон с Борисом Иванычем тогда три часа просидели, ждали, когда этот ваш Морозов соизволит появиться. Сидим как дураки! А сейчас я почему-то должна брать на себя ответственность. Морозов-то не спешил с Магнитогорском! Тянули, тянули до осени, а в октябре уже и надобность отпала…