Нормальная история

– Катастрофа! У нас –4 градуса!

Пусть Европа боится мороза, это не их бренд. А нам его бояться – грех.

Мой вам совет: когда ударит приличный мороз и выглянет утреннее солнце, разденьтесь догола, выходите из своего жилища навстречу морозу, раскройте ему объятья. Он ответно обнимет вас и подарит свое особое тепло.

Завтрак

Мы сами выбираем его. Обед или ужин во многом выбирают нас: обстоятельства места и времени, сотрапезники, юбилеи, праздники, алкоголь.

Все-таки навязать человеку органически чуждый ему завтрак сложнее, чем ужин. В завтраке скрывается личный код индивидуума, его первое высказывание на тему начавшегося дня, первый акт потребления мира внешнего, первое активное вмешательство в окружающую реальность.

Дали сказал, что пейзаж – состояние души художника.

Завтрак – состояние персонального кода человека.

Сколько людей, столько и завтраков. Если, опять же, человек выбирает завтрак сам. Взять хотя бы куриное яйцо – сколько возможностей оно в себе содержит! Яйцо всмятку и вкрутую, сырое яйцо, яйцо с икрой и паштетом, разрезанное пополам яйцо, яйцо в утреннем салате, яичница простая и болтушка, омлеты с разнообразнейшими дополнениями, наконец, по-детски достопамятное яйцо в стакане с накрошенной туда булкой…

Многообразнейшую мощь завтраков человеческих можно почувствовать, проследив за началом утра литературных персонажей. Поле поистине необъятное: джойсовский Блум, обожающий потроха птиц, подающий изысканный завтрак в постель своей жене-певице; описанный Паустовским одесский биндюжник Хаим Серебряный, привыкший завтракать фунтом сала, “жменей” маслин и полбутылкой водки; неразлучные мушкетеры, завтракающие на бастионе Сен-Жерве под градом пуль жареной курятиной, бараньими котлетами и анжуйским вином; гоголевский майор Ковалев, решивший начать утро с хлеба и лука; две чашки кофея, калач с маслом и сырая утренняя газета Стивы Облонского; сложносоставные фруктовые соки гламурного Виктора Варда.

Персонажи завтракают.

“Был уж десятый час утра. Рашевич медленно оделся, напился чаю и съел два больших ломтя хлеба с маслом”.

– Элементарно, Ватсон! Сэру Генри опять подали на завтрак овсянку.

– Дорогой, я заказала нам завтрак в номер.

А завтрак Петра I, описанный Алексеем Толстым?

“Васька-денщик, дворянский сын Сукин, принес на подносе водки, огурцов, хлеб. Петр принял заскорузлыми пальцами стакан, медленно выпил водку, вытер губы ладонью и стал грызть огурец. Это был его завтрак”.

Или похмельный завтрак Степы Лиходеева, сервированный Воландом: водка в запотевшем графине, белые маринованные грибы, паюсная икра, сосиски в томатном соусе, хлеб, масло.

Вспоминается и завтрак чудовищного русского графа Минского, описанного де Садом в “Жюльетте”: восемь колбас с кровью девственниц, два пирога с мужскими яичками, восемнадцать бутылок греческого вина. Неплохое, надо сказать, начало дня.

Гоголевский обжора Петр Петрович Петух тоже, думаю, завтракал соответственно…

Советские литературные персонажи внесли свое посильное разнообразие в тему утренней трапезы:

– Я вообще-то по… ммм… по утрам очень суп уважаю… знаешь, как щами или борщом со свининкой заправишься… день можно на всю катушку пахать… в супе только и сила… а бутербродики да кофейки… это не по-рабочему…

В советском фильме “Деревенский детектив” пожилой милиционер негодует на своих взрослых детей, что они не едят утром суп, приготовленный мамой.

Хотя японцы, чей завтрак, вероятно, самый здоровый в мире, предлагают по утрам свой мисо-супчик. У них так же есть удивительная, неповторимая еда на завтрак: нато. Это прокисшие маленькие бобы, превратившиеся в нечто тянущееся, слизеобразное. Очень полезная вещь для крови и прочего оздоровления с весьма специфическим вкусом, делящим европейцев пополам – ненавидящих и обожающих нато. Попавшие в натоисты уже не в силах обойтись без него утром.

Литературы, связанной с темой завтрака, хватает: “Голый завтрак”, “Завтрак у Тиффани”, “Завтрак для чемпионов”, “Легкий завтрак в тени некрополя”, наконец, “Блондинка на завтрак”…

Кинематограф отдал завтраку много времени, есть что вспомнить.

Но меня волнует вопрос об идеальном завтраке. Представьте, стоит рядом полупрозрачный официант, готовый выполнить любой ваш заказ. И вы ему заказываете ваш идеальный завтрак.

У Джулиана Барнса в романе “История мира в десяти с половиной главах” герой просыпается в отеле, где ему молча подают идеальный английский завтрак, который он не заказывал, но о котором всегда думал. Начиная есть, он понимает, что умер и находится в раю, где исполняются все желания.

Могу рассказать о моем идеальном завтраке: свежевыжатый сок антоновских яблок, нато, два ломтя серого деревенского хлеба, слегка поджаренные в тостере, гречишный мед, коровье масло, кофе или зеленый чай.

Хотя… Иммануил Кант вообще не завтракал.

Масло

Загадочная, завораживающая субстанция…

Каждое утро, намазывая на хлеб ее, сбитую из сливок, при дневном свете разводя ею, отжатой из льняного семени, кобальт или охру на палитре, выдавливая ее из масленки в петлю скрипящей двери, смазывая ею, отжатой из кокоса, обветренные руки, а за ужином, поливая ею, отжатой из олив, листья салата и резаные овощи, не перестаешь удивляться и понимать, для чего нам дано это вещество: жизнь наша без смазки невозможна.

К черту сломалась бы машина бытия человеческого, посыпались бы шестеренки, треснули втулки и истерлись шкивы, если б не было сливочного, подсолнечного, оливкового, машинного, кедрового, тыквенного, льняного, хлопкового, кунжутного, кокосового и анисового.

А уж наша скрипучая русская жизнь без масла просто накрылась бы печным горшком. Без коровьего, без постного и без черного, горного, каменного, известного нынче как нефть. Без липкого мазута, без густо-чудовищного солидола и полуэфирных, ангелоподобных летучих масел.

Куда сунется русский человек без масла?

“Не подмажешь – не поедешь”.

“Масляный язычок сладко говорит”.

“Сухая ложка рот дерет”.

“Кашу маслом не испортишь”.

Это уже не просто пословицы, а жизненные руководства, экзистенциальные принципы.

– Подмазать бы надо, хозяин! – с разной интонацией тысячи раз звучало, звучит и будет звучать на российских просторах.

И хозяин подмазывает работника, работник – телегу, груженную маслом и направляющуюся в город, где маслом сим надобно подмаслить чиновника.

Смазанные салом сапоги, смазанные дегтем колеса телеги, масляные рожи, засаленные лацканы мундиров, сальная шуточка:

– Иван Иваныч нынче не ту щель смазать изволил!

“У них на масленице жирной водились русские блины”.

Но в конце концов – и не все коту масленица, гражданин подследственный…

Человек устроен как машина, шарниры и сочленения его костей надежно смазываются. Глазное яблоко, наш главный орган восприятия мира, неуклонно смазывается. Только смазанный слюной язык способен довести до Москвы. Завораживающая мальчиков своим пахучим запахом смегма с раннего детства смазывает готовящийся к работе орган. И во время этой сладкой работы тоже предусмотрительно выделяется смазка. Все учтено! Чтобы человек не надорвался, не заскрипел.

В общем и целом жизнь наша идет как по маслу. В Древнем Египте человеческими телами смазывали направляющие, по которым толкали блоки для пирамид. А в старой доброй Англии в Средние века фальшивомонетчиков варили в масле на площадях.

И у каждого есть, безусловно, свое любимое масло. Масло жизни. Кто-то любит сливочное, спустившееся с альпийских лугов, а кто-то млеет от розового, столь ненавистного Понтию Пилату. Сальвадор Дали, например, обожал оливковое, мог его просто пить, мазал им грудь и усы.

Я оливковым маслом восемь раз чистил печень, выпивая стакан его, подогретого, и запивая лимонным соком. Впечатляющая процедура, надо признаться.