Выживая – выживай!

И для скорости мыслей и действий Сергий наградил сына крепким подзатыльником. Анастасий, спешно одевшись, бросился к дверям базилики. Сергий проследил за ним, пока тот не скрылся из вида.

Затем он неторопливо обошел еще раз портики сада, словно лев, загнавший, наконец, свою добычу, специально оттягивая время, чтобы сполна насладиться своим триумфом. Там в глубине сада лежала она, во всей своей бесстыдной природной пугающей красоте, там, в этом саду, в этом Эдеме, лежал подарок, посланный ему кем-то на склоне его почтенных лет и славной карьеры.

Он начал потихоньку пробираться к ней, раздвигая рукой непослушные заросли сада. Нет, он, конечно, не воспользуется ее положением, …..ведь он священник, ……он давал клятву соблюдать целибат, он папа римский и наместник самого Апостола на земле, его положение, его роль обязывают его быть выше всех этих дьявольских искушений. Он,….он всего лишь ненадолго посмотрит на нее,…. спящую,…. насладится красотой, на которую только способна природа и Творец ее,….. ведь никогда более ему уже не суждено будет увидеть подобное,…никогда,…никогда….Он должен взглянуть на нее, он никогда не простит себе, если сейчас повернется и уйдет прочь из этого сада. А вот и она, и по-прежнему спит, и слава Богу, а он, он подойдет к ней всего лишь на минуточку…. Всего лишь посмотреть на это чудо, …..но как же она обольстительна, как же она хороша!

Он очутился перед ней и опустился на колени. Мароция лежала на спине, нахально являя свою наготу миру. Папа приблизился к ней и, не находя в себе смелости коснуться ее, начал жадно вдыхать ноздрями запах ее тела. Странным и страшным, наверное, показалось бы это зрелище тому, кто случайно забрел бы в этот миг на эту дьявольскую полянку. Главный иерарх церкви дрожащим хищным шакалом склонился над спящей красоткой, чья юность и свежесть, казалось, свидетельствовали о бесспорной ее невинности и искренности.

Он приблизился к ее лицу, ощущая на себе ее дыхание, приблизился к черной копне ее волос и вдохнул их пряный запах. От сладострастия папа на мгновение закрыл глаза, наслаждаясь моментом и пытаясь навсегда запомнить этот аромат. Открыв глаза, он невольно вскрикнул от ужаса. Мароция глядела на него, глядела недопустимо спокойным для такого момента и преступно насмешливым взором!

Сергий инстинктивно закрыл лицо руками и отвернулся от нее. В этот миг весь мир для него скрутился в одну маленькую точку, его имя, его авторитет, авторитет вверенной ему церкви внезапно оказался в руках этой щуплой нагой отроковицы с порочным взглядом. Сергий зажмурился, он призывал все силы Небесные унести его немыслимым путем отсюда прочь, он проклинал себя за то, что не удержал себя от посещения этого дьявольского сада. Поистине, и после убийства папы Стефана Люцифер и его слуги не покинули это место, губя всех, кто заходит сюда!

Вдруг он почувствовал, как его епископский палий начал скручиваться в узел и, повинуясь злой воле, неумолимо склонять голову вниз. Он открыл глаза, страшась и желая одновременно. Мароция, все с той же лукавой усмешкой, своими маленькими пальчиками держала его за священный атрибут власти папы над этим миром и плавно, но настойчиво тянула его к себе. Последнее, что запомнил папа Сергий, были ее черные бездонные глаза, на дне которых мерцали огоньки ада, и совершенно странный, определенно сладкий, вкус ее губ.

Эпизод 2. 1661-й год с даты основания Рима, 21-й год правления базилевса Льва Мудрого (август 907 года от Рождества Христова)

Следующие дни папа Сергий Третий весь светился от счастья переполнявшего его душу. Помимо радости плута, успешно провернувшего рискованное дельце, помимо собственно мужской гордости от одержанной в немалых своих годах очередной победы, основной долей в эйфории, охватившей его, стала та самая страстная и полубезумная любовь, которая иногда вспыхивает у пожилого человека к юному предмету своего обожания. Мысли о чудовищном своем грехопадении, конечно, ненадолго посещали его сознание, но всякий раз им самим же легко изгонялись. О ней, только о ней одной он думал, совершая рутинные часовые литургии, ей, только ей одной он давал Святое Причастие во время мессы, только ее губы, казалось, он ощущал, когда почтительно протягивал свою руку для поцелуя верующим. Слуги, конечно же, заметили перемены в его поведении, но сочли это явной благодатью Небесною, ибо понтифик отныне пребывал в благодушнейшем настроении, чем многие нечистые на руку члены паствы его даже успели с корыстью воспользоваться.

В число этих жуликов, разумеется, никак не мог попасть его сын Анастасий. Сергий уже на следующий день, приняв грозный вид оскорбленного в своих чувствах учителя, христианина и служителя Церкви, самым страшным образом отчитал своего сына за содеянное, наложил на него тяжеленную эпитимью и пообещал, что отправит Анастасия священником в одну из африканских церквей, если хотя бы минимально заподозрит Анастасия в продолжении его связи с Мароцией. Анастасий был до глубины души напуган и пристыжен и, к позору своему, даже не осмелился спросить, каким же будет наказание для его возлюбленной. Сергий выведал у него все – оказалось, что встречаются они еще с весны, и что инициатором-искусителем в их страсти была сама Мароция, в то время как Анастасий пусть и робко, боясь ее обидеть, но долго сопротивлялся, страшась смертного греха. В итоге Сергий сменил гнев на милость, но эпитимья, сама собой, осталась в силе.

Однако, ближе к пятнице, состояние души папы начало вновь испытывать признаки грядущего шторма. Первым делом свое место в его сознании занял понятный страх и неуверенность, а не было ли все это единичным капризом избалованной и распутной красавицы, ловко воспользовавшейся создавшимся моментом и теперь получившей повод вить из него веревки? Далее тревожной колонной вошли мысли, а что, собственно, надлежит делать дальше, как отныне поступать и вести себя по отношению к Мароции, и, главное, как дать понять, что он ….. хочет продолжения? До сей поры складывавшиеся обстоятельства сами собой привели его к нежданному и невиданному триумфу в его амурной биографии, сейчас же предстояло самому проявить инициативу, …. но как? Размышления на эту тему очень скоро сменились душевными терзаниями, ибо коварная совесть, воспользовавшись моментом, атаковала его упреками относительно его поведения, несовместимого с предназначенной ему Небом и Церковью роли.

День пятницы он встретил, проворочавшись всю ночь в своей постели, и утренние службы провел в весьма помятом виде и сумрачном настроении. Завтрак помог ему взбодриться, а уже перед самими занятиями с учениками Сергий решил, что не будет лишним, если он осушит кубок фалернского. Подходя к дверям библиотеки, где проходили уроки, он еще издали увидел ее. Мароция хорошела с каждым днем, точнее с каждой неделей, ибо в промежутках между занятиями Сергий практически не видел ее. Папа впервые за долгие дни с радостью помянул жару, установившуюся в Риме, благодаря которой на Мароции было легчайшее платье, чья снежная белизна буквально слепила глаз и невыразимо маняще смотрелась на ее загорелой фигуре. Ровесники роем кружили вокруг нее, обмениваясь шутками, причем было заметно, что каждый старался обратить на себя ее внимание. К группе молодежи присоединился было и Анастасий, однако, завидя Сергия, тут же испуганно шмыгнул в библиотеку. Мароция же каждого парня приветливо поцеловала в щеку, отчего Сергий нахмурился и, подойдя к молодым людям, дал им возможность обнаружить себя и, таким образом, прекратить излишне развязное общение.

Ученики почтительно поклонились, а Сергий, осеняя каждого подростка крестным знамением, протягивал тому руку для поцелуя. Настала очередь и Мароции, она взяла его руку своими почти невесомыми пальчиками, и папа почувствовал одновременно с прикосновением ее губ, как она своими коготками больно вонзилась ему в ладонь. Приподняв на него глаза, она одарила его улыбкой из смеси почтения и лукавства, и Сергий ничего не придумал более, как еще раз произнести над ней слова благословения.

Начался урок. На этот раз, после долгого перерыва, вызванного приступами недомогания у папы, было решено посвятить день Священному писанию и обсуждению с учениками жития святых и мучеников Церкви. Надо отдать должное папе Сергию, понтифик давал себе и своим ученикам определенную свободу мыслей для разговоров на темы, в то время воспринимавшиеся единственно как догмы, микроскопическое отклонение от которых незамедлительно считалось тягчайшей ересью. Естественно, исполняя свои обязанности на престоле Святого Петра, Сергий не позволял никому какое-либо вольное восприятие Слова Божьего, но на занятиях с учениками разрешал умышленное послабление не только себе, воспринимая это как некий отдых своему мозгу от сковывающих оков Священной догматики, но и ученикам, в чьи слова понтифик внимательно вслушивался, пытаясь обычно понять, собственные ли это размышления подростка, или нечто втолкованное ему в голову семьей, а, следовательно, не появляется ли смысл эту семью изучить дополнительно в части наличия еретических размышлений. Впрочем, тут нелишне будет напомнить, что наказанию за ересь в десятом веке еще было далеко до изуверских форм, которые последуют спустя несколько веков, явившись ответной мерой Церкви перед лицом начавшихся реформационных раскольничьих процессов.

Папа усадил учеников на скамьи вокруг себя и повел неспешный разговор. Рассказчик папа был, безусловно, выдающийся, и истории о муках первых христиан в языческом Риме сопровождались столь подробным и красочным изложением, что это произвело огромное впечатление на всегда и во все времена ироничных до цинизма подростков. Смерч восторга вызвал у них рассказ Сергия о семерых отроках Эфеса, которых, за отказ принести жертвы идолам, император Деций Траян велел заживо замуровать, однако юноши заснули волшебным сном и проспали целых полтора столетия, после чего, как ни в чем не бывало, послали одного из своего круга купить всем хлеба. Но даже вечно смешливая Мароция передернула своими смуглыми плечиками, когда услышала об обстоятельствах казни Святого Лаврентия[3 - Лаврентий Римский (ок.225—258), архидиакон христианской общины, святой всех христианских церквей. За отказ поклониться языческим богам, заживо изжарен на железной решетке.], а все ученики испуганно закрестились.

– Представляете, дети мои, насколько сильна была его любовь к Господу, насколько крепка была его Вера в Слово Спасителя, раз он презрел свою смерть и немыслимые страдания, причиненные ему исключительно из-за его Веры! Ведь он был предупрежден о своих грядущих мучениях папой Сикстом[4 - Сикст Второй (? -258), римский папа (257—258), казнен в Риме, святой всех христианских церквей], который сам, в свою очередь, шел на казнь, и, тем не менее, спокойно и достойно испил до конца чашу судьбы своей. И таких, как он, были десятки, что приняли страшную смерть, но не отреклись от Веры своей и Любви ко Христу и страшное возмездие, постигшее затем языческий Рим, в связи с этим, является справедливой карой Господа жестокому и горделивому народу, погрязшему во грехе!

– А все эти люди, пострадавшие за Христа, были признаны Церковью святыми? – спросил Георгий Терентий, сын одного из римских судей.

– Увы, нет, но не корите в этом Церковь, дети мои. Имена многих из них остались неизвестными нам, но ведь их знает Господь наш и, значит, уже воздал им по достоинству за подвиг во имя Его!

– А за что, Ваше Святейшество, Церковь признавала святыми людей, живших позже, когда пал Рим? – не унимался Георгий.

– Долгое время святыми признавали только тех, кто принял мученическую смерть за христианскую Веру. Такие подвиги происходят и в наши дни, так как нас и по сию пору окружают дикие народы, не знающие Христа, и, в прославление Веры и Церкви, многие священники и монахи ценой своей жизни несут варварам слово Божие. А, кроме того, святыми, то есть приближенными к Господу и отмеченными Духом Его, являются люди, ведущие праведный образ жизни и строго следующие Священному Писанию.

– Таковые есть и в наши дни?

– Ну, разумеется, ибо «дивен Бог во Святых Своих»[5 - Библия, Пс. 67, ст. 35]. Таким образом, святые люди своим житием свидетельствуют нам о Господе и славят его! Подумайте сами, могут ли прекратиться вдруг подобные свидетельства, напоминающие нам, грешным, о Господе?

– И вы знаете таких?

– Да не обидятся на меня Небеса за краткость мою, ибо всех имен не держит несовершенная память моя, но, из недавно пребывавших в мире нашем, я могу напомнить вам о патриархе Мефодии[6 - Мефодий Омологитис (не ранее 788—847), патриарх Константинополя (814—847)], Ирменгарде, жене императора Лотаря[7 - Ирменгарда Турская (804—851)], а также о кордовских мучениках[8 - 48 христиан, преимущественно монахов, казненных в Кордове в сер. 9 века за преступления против ислама.].

– Ну а из ныне живущих?

– Есть весьма уважаемые священники Церкви и достойные монашествующие люди, но поскольку их земной путь не закончен, оценку их деяниям и решение о признании их святыми Церковь, естественно, дать не может.

– А может случиться так, что человек проживший жизнь праведно и благочестиво окажется вне поля зрения Церкви?

– Да, но как я уже говорил, деяния человека могут остаться незамеченными для Церкви, но не для Бога.

В разговор вдруг встряла Мароция.

– А имеет ли право Церковь вообще осуществлять признание или непризнание людей святыми? Не берет ли она на себя больше, чем должна, когда выносит оценку человеку, тогда как ему один Господь является судьей?

– Церковь озарена Духом Святым, который дает ей, и только ей, истинно признавать святость людей, подразумевая при этом их близость к Господу.

– Но уверена ли Церковь при принятии таких решений, что знает о данном человеке достаточно, чтобы …ээээ…..дать ему истинную оценку? Неужели Церковь никогда не совершала ошибок в этом? Вот мой отец, являющийся судьей города, не раз рассказывал мне, как суд Рима ошибочно отпускал воров и казнил невинных людей.

– Я только что сказал, Мароция, что Церковь ведОма Духом Святым, а посему решения Церкви суть решения Господа нашего. Решения же светских людей есть решения субъективные. Errare humanum est.[9 - Человеку свойственно ошибаться (лат.)]

– Если Церковь озарена Духом Святым, значит можно предположить, что в круг высших иерархов своих она впускает наидостойнейших? За какие свои достоинства, к примеру, получает остиарий сан иподиакона?

– Да, собственно говоря, за те же качества, что выделяют его среди прочих младших сынов клира. За праведный образ жизни, следование Вере, благочестие.

– И такой отбор христианин, решивший посвятить себя служению Церкви, проходит на протяжении всей своей церковной карьеры? – спросила Мароция, состроив из себя самый невинный вид.

– Да, конечно, – ответил Сергий, не чувствуя подвоха.

– Стало быть, епископ Рима является наидостойнейшим христианином в мире? – сказала она и уставилась на Сергия, округлив свои глазки и сделав губки бантиком.

Сергий слегка смутился.

– Ты упрощаешь, дитя мое. История знает немало случаев, когда святым Церковь признавала безвестного монаха, поразившего всех святостью своей жизни и написанием книг во славу Господа, и в тоже время обходила вниманием высших иерархов, находя их недостойными. Необходимо разделять Церковь как таковую и служителей ее. Я бы солгал, если бы сказал утвердительно на твой вопрос, дочь моя. История знает, к сожалению, уже немало примеров, когда престол Апостола Петра занимали люди не то что недостойные его, но и являвшиеся врагами Церкви, ибо преступно роняли авторитет ее в глазах мирян. Все вы знаете, что более десяти лет назад папский престол занимал некий Формоз. Он стал папой, нарушив законы Церкви, ибо являлся епископом другого города, своими деяниями он вызвал войну в Риме и сопредельных странах, он привел в Рим и короновал варвара и приблудника Арнульфа из-за одного малодушного страха при виде орд его. Сравните, если найдете в себе дерзость сравнить, мучеников, погибавших на амфитеатрах Рима, с этим Формозом! Церковь по всей справедливости осудила деяния недостойного!

– Справедливость заключалась в выкапывании его из могилы и совершении потешного суда над ним? – бросила Мароция.

На несколько секунд воцарилась мертвенная тишина. Сергий заметно побагровел, вечно прищуренные глаза его расширились, будто он только что услышал зов трубы ангела, возвещающего конец времен.

– Осуждение Церкви Формозом было справедливым. Еще святой папа Николай говорил, что суд апостольской кафедры, выше авторитета которой нет ничего, никем не может быть отменен, о суде ее никто не может произносить приговора[10 - Лебедев А. П. «История разделения церквей»]. Форма же суда над ним не дает спать спокойно всем, кто участвовал в нем. И я не исключение. Я принимал в нем участие, дети мои, и до конца дней своих я буду молить Господа о прощении и надеяться на милостивую любовь Его, – Сергий говорил очень медленно, с трудом подбирая слова. Воспользовавшись молчанием учеников, он продолжил:

– Все это, увы, только подтверждает мои слова о том, что сидящий на престоле Святого Петра, сосредоточив в персоне своей руководство кафолической Церкви, может, тем не менее, быть человеком суетным и грешным. Высоко предназначение его, но неизмеримо выше мера ответственности его пред Богом и людьми. Вот и меня, вашего нынешнего епископа, выбрали священники Церкви, высшая светская знать и горожане Рима, и я теперь должен нести свой крест до конца своих дней, молить о прощении и воздерживаться от грехов новых, потому что епископ Рима в идеале должен в существовании своем и в своих решениях олицетворять собой непогрешимость. Infallibilitas[11 - Непогрешимость (лат.) Догмат о непогрешимости (безошибочности) римских пап в вопросах Веры принят на Первом Ватиканском соборе в 1870г.]! – громко произнес он, подняв указательный палец к небу. Когда-то это слово произнесут еще громче и утвердят собором как непреложную истину.

– Простите, Ваше Святейшество, что своими неразумными и дерзкими речами мы, возможно, обидели вас, – заговорил любимец Сергия, рыжий, забавно веснушчатый и не по годам рассудительный Агапит, сын знатных римлян из древнего рода Анициев, – Но скажите, были ли в истории папства епископы, чья деятельность запятналась смертными грехами?

– Опять же, дети мои, вернемся к этому Формозу. Его многократные лжесвидетельства дают мне право ответить на ваш вопрос, сын мой, утвердительно. Это печаль и позор кафолической Церкви, а также назидательный пример потомкам нашим.

– Вы называете лжесвидетельством его незаконный переход с одной епископской кафедры на другую? – Мароция извлекла на свет Божий второго вестника Страшного суда.

Сергий раздраженно взглянул на нее, но ответил быстро и все тем же тоном ментора:

– В том числе. В результате чего Церковью были признаны ничтожными все решения Формоза. Таким образом, я, волею Господа и решением Рима, получил право стать епископом Вечного города, через повторное рукоположение прошли и другие отцы Церкви, а некоторым, недостойным, это сделать не удалось. Не будь суда Церкви над Формозом, не состоялся бы и мой понтификат, поскольку сей Формоз назначил меня в свое время епископом города Чере, – Сергий решил самостоятельно опередить возможный ироничный вопрос своей бестактной возлюбленной.

– Ну а были ли в истории Рима папы, которые запятнали себя грехом убийства? – Агапиту, видимо, также не давали покоя темные страницы в истории папства.