– Известно ли вам, что у меня на руках имеется кодекс, в котором слепой Людовик перед казнью подписал свое отречение? – второе подключение к разговору Беренгария было намного удачнее первого. Но Сергий парировал и этот выпад:
– Да, ваше высочество, известно. Как известно мне существование другого кодекса, в котором Людовик объявил своим наследником, в случае своей смерти, Гуго Арльского, сына Берты.
– Скажите прямо, Ваше Святейшество, имеете ли вы что-то против кандидатуры находящегося здесь благочестивого Беренгария? – в лоб спросил его Петр.
Бывают моменты, когда соблюдение искусств дипломатии только мешает делу и затягивает время. Вопрос Петра застал Сергия врасплох. Можно было еще долго и выспренне забалтывать тему о возможных кандидатах на императорскую корону, цитировать к месту и не очень Священное писание, но теперь, когда взгляды всех присутствующих обратились в ожидании ответа на тебя одного, только здесь и прямо сейчас надо было либо заявить о своей лояльности к Беренгарию, либо раз и навсегда перечеркнуть все взаимоотношения с ним.
– Я считаю Беренгария Фриульского примерным христианином и достойным покровителем своих подданных, – тихо произнес Сергий, но также твердо добавил, – но в настоящий момент жив и здравствует Людовик, помазанный в соответствии с законами Церкви.
– Значит, собор необходим, только он может разрубить этот гордиев узел. Надеюсь, после решения собора в отношении Беренгария вас уже ничто не будет связывать? – спросила Теодора.
– Ничто, – Сергий был загнан в угол.
– Предлагаю издать вам специальную буллу, в которой права Беренгария будут документально закреплены, – с восторгом победителя заявила графиня Тусколо.
– Булла может касаться только проведения собора с указанием главных тем, планирующихся к обсуждению.
Теодора растерянно взглянула на своего Джованни, но тот ответным взглядом подтвердил ей, что это максимум того, чего сейчас можно выжать из папы.
«Ну что же, значит, все вопросы надо будет решить на этом соборе. Обещаю тебе, Святейший, что к тому моменту ты будешь куда сговорчивее, в чем мы, с дочерью, постараемся», – подумала она.
– Да будет так, – громко возгласили Петр и Иоанн.
– Да будет так, – тихо добавил Сергий и собрался уже встать со своего кресла, однако Петр жестом его остановил:
– Мы еще не все обсудили, Ваше Святейшество, – не слишком вежливо произнес Петр.
«Самое худшее, обычно, оставляют напоследок. Что же можно придумать еще более худшее? Что, как не судьбу папского трона?» – подумал Сергий. И не ошибся. Теодора вновь заговорила с обольстительной улыбкой смертоносной сирены:
– Правление короля Беренгария навело порядок в светских делах Северной Италии и, благодаря вашему решению, его мудрая и сильная длань распространит свое влияние на все франкские и италийские земли. Его правление, в сочетании с вашим руководством Святой кафолической церковью, поднимет авторитет Италии до высот Великой исчезнувшей империи. Но все мы смертны. И если король Беренгарий, статусом своим может рассчитывать на производство наследника своего, то как быть со Святым Престолом после вашей кончины, которая, надеюсь, случится нескоро, в чем мы неустанно воздаем молитвы Создателю?
– Выборы нового епископа Рима осуществляются по законам, составленным нашими предками, где нет места праву наследования, – сказал Сергий.
– Все так, но даже эти правила изменялись с течением лет. Когда-то епископа Рима избирал городской плебс, и так продолжалось до той поры, пока чернь не усадила на трон Апостола антипапу Урсина[16 - Урсин (? -ок.384), антипапа в 366—367гг.], весьма похожего, Святейший, по манере своих действий на вашего предшественника Христофора. Теперь же до сведения плебса доводят уже готовое решение синода и светских правителей. Когда-то выборы папы не могли быть признаны действительными без одобрения сначала византийского императора, затем равеннского экзарха, а до недавнего времени франкских королей. Сейчас светский и церковный Рим снова имеет свободу выбора своего епископа!
– И что же вы предлагаете?
– Уже сейчас выбрать достойного христианина, который станет вашим наследником. И Рим будет знать его имя уже сейчас, и заранее, без всяких смут и крови, одобрит ваш выбор. А если не одобрит, у вас будет время предложить им другого кандидата.
– В истории Рима уже был случай, когда папа Феликс[17 - Феликс Четвертый (? -530), римский папа (526—530), святой католической церкви, при жизни своей назначил своим преемником Бонифация Второго (? -532), что вызвало беспорядки в Риме], еще при своей жизни, назначил себе преемника. Без смуты и крови, как раз, не обошлось.
– От смуты, порождаемой кознями Люцифера, трудно уберечься. Однако Господь одобрил выбор папы Феликса, иначе как еще объяснить тот факт, что конкурент папского преемника, антипапа Диоскор[18 - Диоскор (? -530), антипапа, в 530 году большинством пресвитеров Рима был объявлен папой, но умер спустя три недели после избрания.], был поражен скорой и внезапной смертью?
– Все звучит логично, графиня Тусколо, с вами трудно спорить, но кого же вы предлагаете на пост епископа Рима? Уж не новоиспеченного ли архиепископа Равеннского? – не скрывая своего раздражения, бросил Сергий, пряча от всех глаза.
– А почему нет, Ваше Святейшество, если епископ Иоанн оставит о себе доброе мнение? Разве не самый достойный христианин должен избираться на пост преемника Святого Петра? – Теодора, сама того не подозревая, задала Сергию тот же вопрос, какой однажды ему задала Мароция.
– И вы предлагаете буллой закрепить права Иоанна в будущем занять престол Апостола?
– Вот именно. Заблаговременный выбор избавит Рим и Италию от ненужных смут.
– Я нахожу ваше предложение нарушающим устои Церкви и не поддержу его. Я считаю Иоанна достойным христианином, но он находится в середине своего жизненного пути и одному Господу известно, как он пройдет свою оставшуюся половину. Ровно также я выскажусь о любой кандидатуре, которую мне предложат сейчас в преемники. Кроме того, спешу напомнить, что Иоанн является отныне епископом Равенны и стать епископом Рима он может единственно, если объявят антипапой теперь уже меня самого!
Воцарилось молчание. Сергий, по всему, нашел неотразимый аргумент и начал выигрывать эту схватку. Вполне удовлетворенный реакцией своих торопливых собеседников, папа решил покинуть поле битвы и поднялся со своего места:
– Я считаю разговор законченным. Завтра я уезжаю в Рим.
– Это будет неосмотрительно с вашей стороны, – вдруг заявила Теодора.
– Что вы хотите сказать?
– Я хочу сказать, что даже прославленному и отважному милесу чрезвычайно опасно пускаться в дальний путь в одиночку.
– Почему в одиночку? У меня не менее сотни человек охраны.
– Эта сотня римской милиции. Она подчиняется Сенату Рима, представителем которого в настоящий момент являюсь я. Эти люди останутся со мной, так как есть дела, заставляющие меня задержаться в Равенне.
– Вот как! – от неожиданности папа плюхнулся обратно в свое кресло, – благородные мессеры, я что,…. я ваш пленник?
Он снова оглядел собеседников. Беренгарий и Иоанн, очевидно, смущенные таким поворотом дела, безучастно смотрели в пол. Теодора глядела на Сергия с насмешливым вызовом. Примерно также на него смотрел и Петр.
– О чем вы говорите, Ваше Святейшество, – сказал Петр, – как можем мы в чем-то ограничивать епископа Рима, тем более в его свободе? Но важность и удобство момента, когда отсутствуют главные интриганы Италии, и, напротив, присутствуют светский и церковный властелины, вынуждают нас стремиться к тому, чтобы судьбоносные для Италии решения были приняты здесь и сейчас.
– Мне необходимо время для размышлений, – заявил Сергий и на это ему никто не посмел возразить.
Вернувшись в свои покои, папа ничком упал на постель. Чтобы не говорили ему сегодня, а он попал в самый настоящий плен. Он был один против сплоченного и, видимо, уже давно выстроенного союза. И никто ему не мог прийти на помощь, его соратники остались в Риме и в Лукке, и никто из них не ведал, что сейчас происходит в Равенне. Впредь ему будет наука, как пускаться в дальний путь без личной и верной охраны. Да что там, пусть даже без прямой поддержки, но хотя бы в присутствии враждебных друг другу партий, когда можно было бы ловко играть на их противоречиях и выходить из этих интриг победителем. Ведь насколько проще здесь стало бы выжить, окажись в Равенне в данную минуту вечная смутьянка Берта Тосканская! На нее хоть приятно смотреть, даже если она замышляет против тебя очевидную пакость. А теперь,.… теперь опасно даже вкушать подаваемую ему пищу и бродить в одиночку по коридорам равеннского дворца! Кто знает, какой сценарий у тюремщиков заготовлен на случай его неповиновения?
Косвенные признаки своего пленения папа Сергий ощутил уже на следующий день. Он мог свободно передвигаться по улицам Равенны, но обязательно в сопровождении слуг Теодоры. Его попытка выйти за пределы крепостных стен была пресечена вежливо, но решительно, а люди, следовавшие за ним, наотрез отказались выполнить его приказ покинуть город. Ближе к вечеру папа получил письмо с приглашением вновь встретиться в стенах базилики Сан-Витале. С тяжелым сердцем, не видя повода без страусиной тактики это предложение отклонить, Сергий на закате поплелся к восьмиугольному зданию церкви.
Все повторилось вновь. Его оппоненты наседали на него с теми же доводами, что и накануне. Сергий защищался теми же аргументами. Переговоры снова зашли в тупик, Петр Ченчи и Теодора к исходу беседы были до крайности раздражены упрямством папы и последняя уже подумывала пустить в ход свое тайное оружие, выданное ей Мароцией. Впрочем, это, наверное, явилось бы концом всякой дипломатии и могло скорее все поломать, чем преодолеть локальное сопротивление Сергия. Поэтому Теодора в итоге благоразумно отказалась от применения своего последнего, убийственного, как греческий огонь, довода.
Собравшиеся битый час беседовали под сводами величественной церкви исключительно одни, все слуги вельмож и отцов Церкви были выпровождены вон. Поэтому гневу властителей не было предела, когда в дверях внезапно послышался шум и какая-то возня.
– В чем дело, олухи? Вам же сказали убраться вон и не беспокоить нас, – прокричал нетерпеливый Петр.
Шум нарастал и вскоре до слуха собравшихся отчетливо донеслось:
– Мне плевать на ваши приказы! Я подчиняюсь только епископу Рима!
Сергий от неожиданности даже приподнялся со своего места – услышать это для него было слаще райских арф. Теодора же, напротив, бессильно, и закрыв лицо руками, в своем кресле была готова утонуть. Она моментально узнала этот голос. Как же ей было не узнать его, раз этот голос принадлежал ее мужу!
Двери с шумом распахнулись, и в собор твердой походкой вошел сенатор Теофилакт, граф Тусколо.
– Приветствую высокое собрание! Мой поклон Его Святейшеству и пожелания доброго здравия! Мои приветствия королю Италию, благородному Беренгарию, храбрейшему королю из живущих под Большой Медведицей! Мой поклон вам, мессеры! – зычно проговорил Теофилакт, оглядев всех присутствующих и задержав на секунду взгляд на архиепископе Иоанне.
– Мое почтение ваше высокопреподобие! Разрешите вас поздравить с возведением вас в сан равеннского пастыря, которое с нетерпением ожидали мы все, – в голосе Теофилакта явно угадывался сарказм.
За всех ответствовал король Беренгарий.