Дурной глаз

За всю поездку Олег Разула, который с мешком на голове сидел на заднем кресле пассажирского фургона «Фиат Дукато», насчитал двадцать пять остановок – очевидно, на светофорах и пересечениях дорог. Когда автомобиль сделал двадцать шестую, чутьё шепнуло: приехали. Сердце Олега забилось сильнее.

На улице грохотнули металлические ворота. Фургон проехал ещё немного – шелест шин по асфальту сменился хрустом гравия – и, наконец, закончил путь. Водитель заглушил мотор.

– Вот мы и на месте, – подтвердил догадку Олега его спутник. Олег не ответил, дожидаясь, когда тот снимет мешок. В его работе успех во многом зависел от того, насколько ты терпелив… и насколько кажешься покладистым.

Он услышал шаги снаружи. Где-то совсем далеко с надрывом перелаивались собаки. Шаги приблизились и стихли у фургона. Спутник Олега то ли хмыкнул, то ли вздохнул и стянул с него мешок. Дышать сразу стало легче.

В салоне было темно. Гладко выбритое лицо сопровождающего, белое и будто напудренное, маячило у левого плеча Олега, как луна, всплывшая в полночь со дна колодца.

– Вы большой молодец, – похвалил луноликий. – Иные владеют собой не столь хорошо.

Его звали Борис – точнее, Брат Борис, вот всё, что Олег о нём знал. Члены Церкви Круга Неразмыкаемого в общении между собой исключали такие свойственные непосвящённым вещи, как фамилии. Или, например, рукопожатия.

– Я не из пугливых. – Наверное, его вид говорил об обратном – Олег весь взмок под проклятым мешком. Чтобы его слова звучали убедительней, он адресовал Брату Борису самую бодрую улыбку из своей коллекции улыбок.

Боковая дверь отъехала в сторону. Олег поморгал, чтобы привыкнуть к чахоточному свету затянувшегося бабьего лета. Лучи заходящего солнца били прямиком в салон. У Олега возникло непривычное, почти мистическое ощущение, словно всё вокруг, и он сам, застыло на стоп-кадре плёнки, которая в следующий миг рванёт вперёд с бешеной скоростью и последствиями, о которых лучше не знать.

Он спрыгнул на гравий и огляделся.

Забор из белого кирпича опоясывал двор, просторный и полностью лишённый каких-либо примечательностей, призванных создавать чувство уюта. Вдоль забора было припарковано несколько малолитражек. В центре двора высился двухэтажный особняк, который выглядел так, будто к его постройке приложили руку подрядчики, всю жизнь возводившие крепости и фортификационные сооружения. К не знающим краски стенам дома жались чахлые, бледные кусты шиповника. Немногочисленные окна были маленькими и непрозрачными, как в общественной бане. Олег прикинул, насколько непросто будет отыскать потом здание, у которого отсутствуют приметы. Или отсутствие примет уже само по себе примета?

Церковь Круга Неразмыкаемого.

Олег посторонился, чтобы дать выйти Брату Борису.

– Вот-вот начнётся, – произнёс человек, встречающий их возле машины. Его голос звучал укоризненно, но лицо было лишено всякого выражения. Это придавало ему сходство с гигантской личинкой насекомого, притворившейся человеком.

Водитель хлопнул дверью и, не оборачиваясь, направился к дому. Олег взглянул на часы. Поездка заняла всего сорок минут – а он думал, что раза в два больше.

– Московский траффик, – кротко откликнулся Брат Борис и представил встречающего. – Брат Евстигней. Это… – Он указал на Олега, но тот опередил:

– Олег, Жаждущий Истины.

Он выдал очередную улыбку, на которую Брат Евстигней никак не отреагировал.

– Истина открывается всем, кто ищет, – произнёс сектант сколь весомо, столь и туманно. – И всем, кто достоин. Так говорит Глашатай Давид.

На этот раз в его тоне Олегу послышалась угроза, но, поскольку для неё не было никаких оснований, он списал всё на расшалившиеся нервы.

Брат Евстигней взмахом руки пригласил следовать за ним и, не дожидаясь, зашагал к дверям особняка, скорее напоминающим ворота небольшого частного бомбоубежища. Олег принял приглашение. Замыкал процессию Брат Борис.

На ступенях Брат Евстигней распахнул – не без усилий – дверную створку и пропустил Олега вперёд.

– Все сомнения останутся за этим порогом. – Брат Евстигней не говорил, а изрекал. – Сегодня ты в этом убедишься.

«И почему это звучит как: «Оставь надежду, всяк сюда входящий»? – подумал Олег. Тревога мохнатой сороконожкой шмыгнула по его позвоночнику и свилась на плечах.

Учитывая ситуацию, определённое волнение оправдано, сказал он себе и шагнул в плохо освещённую, тесную прихожую. Сектанты последовали за ним. Хлопнула дверь, и Олег услышал поворот ключа в замке.

***

За одиннадцать лет своей работы в журналистике Олег Разула с тоталитарными сектами имел дело дважды. В обоих случаях его статьи послужили основанием для возбуждения уголовных дел. Это было предметом особой гордости Олега. Когда Димка Тэлин спросил его, чем вызвано такое пристрастие, тот недолго раздумывал над ответом. Олег не имел личных счётов к сектантам – никакой матери, ставшей фанатичкой и лишённой родительских прав, никакой девушки, бросившей его ради служения очередному мессии. Дело заключалось в острой, до болезненности, нетерпимости ко всему, что, по мнению Олега, толкало цивилизацию назад. В этом проявлялся его идеализм. Алексей Пиманов однажды назвал Олега Доном Кихотом от журналистики, с той лишь разницей, что герой Сервантеса совершал подвиги во имя Дульсинеи, а для стрингера дамой сердца была сама профессия. Он был женат на журналистике. Примерно так Разула и ответил своему другу детства, ныне капитану МВД Дмитрию Тэлину, который иногда «сливал» ему кое-какую информацию (чаще всего это происходило за распитием виски). В некотором смысле у приятелей образовался симбиоз – оба выполняли разные части одного дела, борясь, каждый по-своему, с негативными явлениями общественной жизни.

Так вышло и на этот раз. Когда содержимое бутылки уменьшилось наполовину, Димка сиплым полушёпотом поведал Олегу о Церкви Круга Неразмыкаемого.

– У нас были обращения, – сказал Тэлин, теребя съехавший галстук. Они зависали в одном из баров с громкой музыкой, где по пятницам делали скидки на алкоголь. – Мы среагировали, но результатов никаких. Так ни к чему и не подкопались. Только там делишки определённо тёмные.

– Ухватил, – сказал Олег, чьи глаза заблестели не только от выпитого. – Покровители в верхах?

– А бывает по-другому? – ответил вопросом на вопрос Димка. – Отбор там, по слухам, крутой, хотя непонятно, по какому принципу гребут. На статус точно не смотрят.

Разбегающимися буквами Олег написал на салфетке: «Церковь Круга Неразмыкаемого» и хмыкнул. Названия сект всегда его забавляли. Это было получше, чем «секта бога Кузи», но в целом не отличалось оригинальностью – бесталанная попытка аферистов выразить представление о некоем таинстве, лексический уродец, рассчитанный на публику впечатлительную и невзыскательную.

– Мозги там промывают конкретно. Трудно будет подлезть, но если возьмёшься, помни: ты мой должник.

– Я как раз в поисках новой темы для расследования, – сказал Олег. – И кажется, этот поиск уже завершён.

– Тогда за удачу. – Димка плеснул в стакан виски и приятели выпили. – Ох, прибавишь ты нам работы.

– А по какому поводу у вас были обращения? – уточнил Олег, со смаком прожевав апельсиновую дольку. Тэлин насупился.

– Граждане пропадали, – ответил он нехотя. – Ты понапрасну не рискуй. Слышь? Знаю я тебя.

– Спасибо за предупреждение, – улыбнулся Дон Кихот от журналистики. – Лучше посоветуй, с чего начать.

Вот так, спустя две недели изысканий, он и очутился на заднем сиденье «Фиата Дукато», где Брат Борис надел ему на голову чёрный, пахнущий мышами колпак.

***

Пройдя по безлюдному коридору, где выстроившиеся в ряд закрытые двери провожали пришельцев угрюмыми взорами, они спустились по узкой лестнице, едва не задевая макушками лампочки, которые свисали на проводах с низкого сводчатого потолка. Ещё на ступенях до Олега донесся невнятный ропот, в который мощно врывался глас проповедника.

Вместительное помещение под домом, в котором проводилась служба, скорее напоминало театр или элитный клуб, над внутренним убранством которого поработал дизайнер, питающий слабость к тёмным оттенкам красного. Со стен ниспадали тяжёлые бархатные занавеси цвета венозной крови. За аскетичным, без лишних деталей амвоном утопала в тени вишнёвая портьера, натянутая по углам и оттого похожая на сморщенные губы ухмыляющегося великана. Из-за портьеры размеренно раздавался приглушённый гул гонга. Стоял крепкий запах благовоний, от которого у Олега сразу участился пульс.

Зал был полон людей. Они походили на стаю слепых пещерных рыб, что обитают в чёрных, не знающих света водах. Это пустое, зачарованное выражение на лицах Олегу случалось и прежде наблюдать в других сектах. Паства толпилась у возвышения, устремив остановившиеся взоры на невысокую фигуру, вещающую с амвона.

– Глашатай Давид, – благоговейно шепнул Олегу Брат Борис, после чего переключил всё внимание на происходящее.

Глашатай Давид выглядел совсем юным. Его миловидную, почти кукольную внешность несколько портил жирный блеск щёк, словно перед выступлением молодой человек усердно натирал их блинами. На нём было длинное складчатое облачение наподобие рясы серого цвета, лишённое какой-либо религиозной символики – как и окружающий интерьер. Глашатай рек:

– Пути мирские есть пути греха. Люди ходят ими и полагают это правильным. Но когда болезнь вдруг отбирает здоровье, когда смерть уносит близкого, когда наступает нужда и лучший друг отворачивается – каким вопросом задаются они первым делом? – За что?! Вот этот вопрос! И ответ на него: грех! ГРЕХ! О, этот ответ мало кто способен принять! Ведь люди считают, что злословить о соседе – это пустяк, а не грех. Они считают, что гневаться на брата своего – пустяк, а не грех! Все так делают. Да! Одиноки в миру, но не одиноки во ГРЕХЕ! Люди отказываются признавать, что из маленьких грехов состоит огромная пирамида ГРЕХА, попирающая МИР!

У него был лёгкий акцент – даже не акцент, а, скорее, выговор, выдающий в нём иностранца. Во время выступления Глашатай Давид порой делал резкие движения руками, будто разучивал новый танец или участвовал в рэп-батле.

– Три года назад и я был таким. Я вёл жизнь праздную. Клубы, беспорядочные связи, мотовство… НАРКОТИКИ! Заполнял этим пустоту внутри себя, но я был слеп. Я не знал, что заполняю пустоту СКВЕРНОЙ! Я погибал. Я уже погиб. И тогда меня нашла Истина. Предвечный Творец узрел меня из Пространств и, посчитав достойным, ниспослал свою Благодать. Великое чудо, ЧУДО, что я смог принять Её. Так я был спасён! С тех пор я имею счастье нести дар Благодати вам. – Лучезарно улыбаясь, он простёр руки к пастве.

Перед поездкой сюда Брат Борис забрал у Олега смартфон, пообещав вернуть после службы, но портативная камера размером с точилку для карандашей по-прежнему лежала в кармане куртки стрингера. Олег украдкой осмотрелся. Адепты были полностью поглощены действом. Он спрятал камеру в ладони, скрестил руки на груди и начал запись.

Глашатай Давид двинулся вдоль занавеса походкой стендап-комика – самого набожного стендап-комика в мире.