Война ротмистра Тоота

– Где ты стоял, ублюдок?

– Мой пост расположен во фланкирующем капонире, у спаренной пулемётной установки. Под моим началом состоят двенадцать нижних чинов, заместитель…

– Твоего заместителя мы допросим позже. Вы обязаны прикрывать ближние подступы к заводской проходной. Так или нет?

– Так точно, энц бригадир, – обречённо вздохнул фельдфебель.

– Где вы были в момент нападения?

– На боевой позиции.

– И что вы там делали? У вас обзор – полный круг, мёртвая зона – минимальна. Как вы умудрились просмотреть нападавших?

– Не могу знать. Они появились внезапно. Только мы закончили песню, тут вдруг двери настежь, врываются эти в глухих шлемах, автоматы наизготовку.

– Массаракш! Вша паскудная! – Бригадир Луд ударил кулаками по столу. – Как они оказались возле дверей? Ты что же, не понимаешь, о чём я тебя спрашиваю?!

– Не могу знать, энц бригадир!

– Я тебя заставлю говорить, изменник!

– Постойте. – Странник подошёл к столу, и бригадир с помощниками, узнав знакомую длинную фигуру, вскочили и вытянулись. – Расскажи о шлемах.

– Да что тут говорить, – со вздохом ответил фельдфебель. – Круглые шлемы. У каждого сбоку вроде антенна, лица не видно, стекло дымчатое.

– Они что-то говорили? Как-то приказали вам сложить оружие? Или вы сами с перепугу автоматы побросали?

– Никак нет, не побросали. Двое из наших попробовали даже с предохранителя их снять, но не успели. В решето их.

– Так что насчёт слов?

– Они говорили. Голос шёл как будто из груди. Там штуковина висела.

– Понятно, – оборвал его Странник. – Нарисовать сможешь?

– Попробую.

– Возьми бумагу, стило и тщательнейшим образом изобрази вчерашних диверсантов. Всё, что ты запомнил. Как можно подробнее.

– Слушаюсь! – расправил плечи фельдфебель.

– Бригадир, этого и всех, кто видел нападавших, ко мне. Где начальник лаборатории, на которую был совершен налёт?

– Он у себя, разбирается как раз. С ним первый лейтенант…

– Где лаборатория? – оборвал его Странник.

– Через двор налево, там дальше по аллее, за ней справа увидите двухэтажное здание.

– Ясно.

Начальник контрразведки вышел во двор и направился к тенистой аллее, придававшей унылому заводскому двору вид небольшого уютного сквера.

– Поберегись! – вдруг послышалось сбоку.

Странник отпрянул в сторону, и как нельзя кстати. Столетний зеленый великан с грохотом рухнул наземь.

– Что вы делаете? – подходя к лесорубам, спросил он.

– Вот, – один из пильщиков вытер пот со лба, – деревья валим. В целях безопасности.

– С какой целью? – Странник недоуменно поднял брови.

– В целях безопасности, – повторил работник, – мэр приказал. Там диверсанты прячутся.

– Вот как? – усмехнулся Странник. – Интересно, а откуда они там берутся?

Второй лесоруб, радуясь возможности передохнуть, пустился в разъяснения:

– Мэр сказал, они там растут. На лиственных – хонтийцы, а на хвойных – пандейцы.

– Нет, – вмешался его товарищ, – они из стволов выходят. Я точно запомнил!

– Что за чушь? – поморщился Странник.

– Никакая не чушь! – оскорбился первый лесоруб. – Мэру, ему виднее. А сам-то ты кто таков?

Штаб-врач Зогу измерил пульс, приложил два пальца ко лбу, потом зачем-то помял шею Тоота в районе сонной артерии, затем помолчал и изрёк глубокомысленно:

– Что ж, вам несказанно повезло. – Он отошёл от кровати за занавеску смотровой, и оттуда послышался звук льющейся воды. – Вам дважды повезло, господин ротмистр. В первую очередь, потому что гривастый питон долбанул своим гадским клювом не по макушке, как обычно, а по прикладу вашего автомата. Приклад, ясное дело, в щепы. И второе: большая часть пастей оказалась на мундире, который сшит, слава Творцу, из исключительно крепкой ткани. Так что у вас обнаружено всего два прокуса: один – в районе шеи, другой – на запястье правой руки, которой вы держали автомат. – Штаб-доктор вернулся к раненому. – Чуть больше бы точек контакта – и я вас, пожалуй, не откачал бы.

– Но ведь гривастые питоны не ядовиты, – едва шевеля губами, прошептал Тоот.

– Да. В привычном нам понимании не ядовиты. Та дрянь, которую они выделяют при укусе, даже полезна. Но только в очень-очень малых дозах. Это сильнейшее обезболивающее, а заодно и успокоительное. Жертва впадает в сонное оцепенение и перестает сопротивляться, только и всего. Дальше питон жрёт её всей сотней пастей.

Ротмистр поёжился.

– Энц бригадир уже самолично о вас справлялся, – продолжал говорить штаб-доктор. – Спрашивал, как ваше самочувствие, разрешены ли посещения. Я сказал, что уже лучше, после обеда он сможет вас навестить. Но! – Лекарь поднял указательный палец. – По моему квалифицированному мнению, вас следует как можно скорее отправить в столицу для детального обследования. В конце концов, не так часто мы имеем дело с человеком, выжившим после атаки гривастого питона. И личная от меня вам рекомендация… Вы ведь в прошлом году не отдыхали?

– Не до того было.

– И в этом тоже в отпуск ещё не ходили.

– Некогда, – делая попытку чуть приподняться на локте, ответил Тоот.

– Лежите, лежите. Покуда яд не начнёт рассасываться, ничего у вас не получится. Лежите, отдыхайте, ни о чём не волнуйтесь. Сейчас мы измерим тоны вашего сердца, а через пару часов снова возьмем кровь, гляну динамику изменений, и тогда смогу вам, энц ротмистр, ответить, что вас в ближайшее время ждет.

Штаб-врач Зогу откланялся, оставив ротмистра в полном одиночестве. Тоот лежал, закрыв глаза, и в голове у него бесконечной каруселью без связи и порядка крутились разрозненные картинки вчерашнего дня: упырь, вахмистр Грас, нелепая пальба на огнемётной позиции, снова вахмистр, но уже лет на пятнадцать моложе. Питон, обвивший ствол огнемёта, развалины Торнаты, брат, поздравляющий его с первым самостоятельным уроком в гимназии, вчерашний экран с идиотскими ментаграммами захваченного намедни горца с непроизносимым именем… Стоп! Ротмистр изо всех сил постарался остановить исчезающую из памяти картинку. Что-то не так! Ну конечно, не так! Обнаруженное несоответствие отчего-то вдруг развеселило его, захотелось вскочить и броситься спрашивать у всех, кто смотрел вчерашнюю передачу, заметили или нет? Всё вроде бы в ментаграмме было хорошо, красиво, зрелищно: чудовище, человекообразные уродцы. Но тень! У всего и всех была двойная тень. Одна сильная, тёмная, другая едва заметная, чуть в стороне. Но всегда тени было две.