– Лис! – скомандовал я. – Растолкай тех, кого можно растолкать, и готовьтесь к бою. Сейчас! – крикнул я, начиная снаряжаться. – Сейчас открою!
Вчерашнее неподъемным грузом прижимало дружинников к полу, мешая им не то что оторвать голову от свернутых на манер подушки плащей, но даже просто открыть глаза. Пожалуй, радость по поводу продажи кораблей и приобретения оплаченной работы была в алкогольном эквиваленте чрезмерной.
В дверь снова застучали.
– Иду-иду! – крикнул я и, поудобнее перехватив меч, отодвинул засов. – Что надо?
Лестница была забита молодыми людьми приказчицкого вида. Тот, кто стоял ближе всех к двери, явно добившийся столь выгодного положения благодаря недюжинной телесной мощи, затараторил, спеша опередить собратьев:
– Говорят, у вас продается два корабля…
– Уже проданы, – зло бросил я, закрывая дверь перед его носом.
– Здесь тоже проданы! – донеслось из-за двери, и два десятка ног затопали вниз по лестнице.
– Что это было, Капитан? – подходя ко мне, поинтересовался Лис.
– Десяток приказчиков интересовались, есть ли у нас корабли на продажу.
– Ну дела! И чего бы им вчера не прийти?
Я пристально посмотрел на друга:
– Лис, а скажи мне, пожалуйста, что ты имел в виду, упоминая вчера маркиза Карабаса?
– Ну-у… понимаешь… сущие пустяки. – Мой друг скорчил рожу провинившегося ребенка. – Я послал несколько человек, чтобы они побродили по пирсу, поговорили со шкиперами о цене на корабли в этом сезоне. Ну и выразили заинтересованность Ганзы в срочном увеличении своего флота.
Я вздохнул. Скорость распространения слухов в Новгороде была не менее высокой, чем в любом торговом городе.
– Ладно, давай поднимай дружину. Пора собираться на площадь.
– Неужели продешевили, – страдал Лис, размашисто шагая по направлению к площади. – Господи, интересно, а почем корабли сегодня?
– Можно узнать, – отозвался я, подыскивая слова для утешения своего друга.
– Ни в коем случае! – замахал на меня руками Лис. – Если выяснится, шо они сегодня стоят дороже, чем я взял с нашего терпилы, моя жаба примет невиданные размеры.
– Кто? – не понял я. – Жаба – это такая… вроде лягушки?
– Жаба – это вроде полный абзац, – хмуро кинул Лис. – Она нападает и давит, пока дерьмо из ушей не полезет.
Я с сочувствием посмотрел на своего боевого товарища. Чудовища, водившиеся в недрах российской глубинки, похоже, представляли леденящее душу зрелище.
– О, друзья мои! – Хельмут Штолль в окружении своей ободритской стражи уже поджидал нас у тисовых ворот гостиного двора. – Приветствую вас!
Мы с Лисом склонились в низком поклоне, спеша засвидетельствовать почтение щедрому нанимателю.
– Кстати, господа, как у вас обстоят дела с продажей кораблей?
Я услышал, как со скрежетом смыкаются Лисовские челюсти и невольно оглянулся посмотреть, не появился ли вдруг упомянутый Сергеем монстр. Слава Богу, страшилища не было.
– Вчера продали, – поспешил ответить я, искоса наблюдая, как у Лиса отливает от лица кровь.
– Очень жаль, – вздохнул Штолль, – а то у меня есть человек пять отличных покупателей. Дают тройную цену за самую никчемную лохань.
Лис был близок к обмороку. Он сомнамбулически шевелил ногами, продвигаясь вместе с нашей процессией, не в силах сказать ни слова.
– Сегодня с утра все как взбесились, – продолжал благодушно настроенный торговый гость. – Бегают, торгуются, толкуют о каком-то заморском походе, трещат как сороки: «Муромец приехал, Муромец приехал». И мне отчего-то показалось, что все ждут, когда я открою очень важную тайну.
Лицо моего друга приобрело оттенок той самой деревянной мостовой, по которой мы сейчас ступали.
– Что с тобой, Венедин? – Хельмут недоуменно смерил моего друга взглядом с ног до головы. – Ты болен?
– Вино, – не размыкая зубов, процедил мой напарник.
Так и осталось невыясненным, жаловался ли Лис на качество выпитого вчера на постоялом дворе или же, наоборот, просил поднести ему чарку, чтобы обрести силы жить дальше. С площади, бывшей уже совсем неподалеку, донесся слитный рев сотен луженых глоток: «Муромец!!! Муромец!!! Молви слово, Володимир!»
– Продешевил! Продешевил! – услышал я причитания на канале мыслесвязи. – Ну надо же!
– Послушай, Лис, – пытался успокоить я своего друга, – всех денег все равно не заработаешь. К тому же зачем тебе их столько? Сегодня-завтра мы набираем достаточно материала для доклада в Институт и отбываем восвояси, сделав всем ручкой. Благо, при помощи Хельмута мы сможем достаточно близко подобраться к главным источникам информации, да и сам факт связи сегодняшнего мероприятия с политикой Ганзейского союза весьма пикантная приправа к нашим непредвзятым наблюдениям.
– А репутация! – продолжал причитать мой друг. – Моя репутация! Так лохонуться! – Отчаяние Лиса было столь велико, что его безмолвный вопль, похоже, заставил обернуться седобородого старца в черно-алом одеянии, опиравшегося на длинный посох.
– Приди в себя, на нас уже обращают внимание.
Ведун перевел взгляд с Лиса на меня и, скривив губы в какой-то странной усмешке, отвернулся.
– Ладно, все-все, проехали. Нет, но так лохонуться!
Сотни людей в кольчугах, колонтарях,[7 - Колонтарь – доспех из двух половин кольчужной сетки, соединенной по бокам и на плечах завязками, скрытыми металлическими пластинами.] байданах,[8 - Байдана – доспех, похожий на кольчугу, но кольца более крупные и плоские.] а то и в простых тегеляях[9 - Тегеляй – доспех, похожий на стеганый ватный тулуп.] толпились около каменной колоколенки, где в окружении недреманной стражи красовалась святыня и гордость Новгорода, залог его вольностей и прав – гулкий вечевой колокол.
– …Господин Великий Новгород с Русью испокон веку единой кровью был. Отсюда и Рюрик пришел, и князь Ярослав в трудную годину здесь хоронился. Ежели град Киев – отец иным городам русским, то Новгород, почитай, всей Руси колыбель. – Слова оратора были встречены гулом одобрения.
– Это Гнездило Рогволдович, – пояснил стоящий рядом Штолль, – старшина новгородский.
– Вот и сегодня, – продолжал выборный голова боярского совета, – Новгород в своих стенах собрал честных мужей, для коих кровь и слезы Руси больнее кнута и страшнее мора. И вновь Новгород готов силой, – Гнездило воздел кулак к небесам, – всей мощью своей поддержать славных витязей земли русской в столь трудную годину. И в этот великий день, великий час, – боярин развел руки, словно пытаясь охватить ими всю площадь, – клянетесь ли вы, други, и ты, Володимир свет Ильич, храбрый Муромец, беречь пуще глаза своего права и вольности Великого Новгорода? И в час победы вашей, в память о нашей подмоге, оружною рукой защищать его от злого ворога?
– Клянемся! Клянемся! – ревела площадь, и мне показалось, что, потребуй сейчас боярин у собравшихся после победы совершить церемонию харакири, и в этом не получил бы отказа.
Среди собравшихся у вечевого колокола я давно заприметил человека, которого мысленно окрестил Володимиром Муромцем. Макушкой вровень с рослым новгородским боярином, он был вдвое шире его в плечах, и огромная косматая голова, слегка склоненная набок, чтобы лучше видеть говорившего, производила впечатление какой-то стихийной, несгибаемой, неумолимой мощи, способной двигать горы и останавливать светила в полуденном небосклоне. Я невольно залюбовался матерым человечищем, но то, что произошло далее, повергло меня в шок. Он встал.
Толпившиеся на возвышении люди закрывали от меня богатыря, и мне казалось, что он стоит, слушая новгородского старшину. Так вот, это была ошибка – он сидел.
– Ну ни-че-го себе! – услышал я за спиной восхищенный возглас Лиса, рост которого достигал шести футов шести дюймов. – Это ж как такое уродилось?!
Голова боярина Гнездилы теперь красовалась где-то на уровне груди Муромца.
– Я свое слово уже молвил, – произнес Володимир голосом, которому гулко вторил молчавший дотоле вечевой колокол. – Все права и вольности на Руси и в землях новгородских от века существовавшие – святы. Другого слова у меня нет. Всем вам, други мои, ведомо, чего хочу я – Русь желаю видеть вольну и сильну. А кому из вас невдомек, что лишь в единении сила? Потому зову вас сегодня с собой не на разбой, а на деяния великие. Сегодня с нами в правом деле князья Рюрикова рода: Мстислав Киевский да Святополк Туровский. С утра нынче весть пришла из далекого Галича от князя Данилы, что с нами он. И как мы сегодня под единым великим стягом собираемся, так и вся Русь соберется!