Исповедь командира

***

Первые дни службы были похожи один на другой. Сразу после приезда в полк все офицеры шли в столовую, на завтрак. Я застал то «золотое» время, когда все офицеры «стояли на довольствии по летной норме». Для «двухгодичников», которых в полку было немало, это было отлично.

«Двухгодичниками» в армии называли офицеров, которые закончили гражданские ВУЗы, получили звание «лейтенант» и были призваны на службу. Несколько офицеров нашего первого дивизиона жили в городке со своими семьями. С квартирами у нас было хорошо, а если у жен не было работы по месту предыдущей жизни, офицеры привозили их в Раквере.

Несколько офицеров -двухгодичников из нашего дивизиона были из Ленинграда. Обычно в пятницу вечером они уезжали домой, а возвращались в понедельник рано утром.

На завтрак в офицерской столовой, обычно, подавали стакан молока, небольшой кусочек варено-копченой колбасы, сыр, сливочное масло и второе. Обычно это был кусок жареного мяса или котлета. Ещё был чай или кофе. Обслуживали офицеров одна – две официантки и пара солдат. Повара, как правило, были солдаты. Но готовили вполне прилично. Я мог это сравнить с готовкой в студенческих столовых.

Некоторые двухгодичники вообще жили в полку, ездили в Раквере редко, только, чтобы позвонить по межгороду. Так за два года службы можно было скопить довольно приличную сумму.

После завтрака мы шли на развод. Там командиры ставили задачу на весь день. Мы, трое лейтенантов из трех разных батарей, шли в учебный корпус, получали секретную литературу, открывали секретный класс и занимались.

Мы были назначены на должность операторов третьего (электроогневого) отделения. В стартовой батарее, задачей которой было подготовить и провести пуск ракеты, было четыре отделения.

Первое – стартовое – устанавливало ракету на пусковое устройство и проводило прицеливание. Суть прицеливания заключалась «в установке плоскости первого и третьего стабилизаторов по нужному азимуту». Ещё это называлось «установка ракеты в плоскости стрельбы».

Второе отделение – двигательное – заправляло ракету сжатым воздухом и готовило двигательную установку ракеты к пуску. Кроме того, оно участвовало в заправке ракеты компонентами топлива.

Третье – электроогневое отделение – проверяло и готовило к пуску систему управления, задавало параметры, определяющие дальность полета и обеспечивало потребителей электропитанием.

Четвертое отделение – заправщики – осуществляли заправку ракеты компонентами топлива.

Это сейчас, через сорок лет после начала службы, я спокойно вспоминаю не только то, чем занимались все отделения стартовой батареи. Я могу назвать индексы почти всех агрегатов стартовой батарей, должности и обязанности многих сержантов и солдат. За восемь лет службы на этом комплексе я запомнил это на всю жизнь.

А тогда я не мог понять, почему надо все запоминать. Почему в любом радиоприемнике или передатчике я мог посмотреть на схему и сказать, зачем нужна любая деталь. А тут было много знакомых мне элементов, но никакой «логики» в их работе. Только все запоминай.

Через несколько дней, на утреннем разводе, комбат сказал, что завтра «КЗ, вот и посмотришь всю свою работу живьем». А когда я попытался уточнить «в каком классе КЗ и вообще, что это такое» мой начальник отделения Владимир Петрович Ласковенко ответил, что «КЗ – это комплексное занятие, и проводится оно на старте, а не в классе».

«Старт» или «стартовая позиция» – это комплекс сооружений, предназначенных для хранения ракет, боевой техники, компонентов ракетного топлива, подготовки и проведения пусков ракет. Для каждой батареи был предусмотрен свой старт.

Комплексное занятие – это мероприятие, на котором с той или иной степенью «полноты» проводятся мероприятия по подготовке ракеты к пуску. Естественно, на комплексных занятиях использовались «учебные» ракеты и грузомакеты головных частей. А вот остальная техника батареи была штатной. Мой первый «комбат» (так сокращенно называли командиров стартовых батарей) -капитан Глазачев Леонид Георгиевич, пытался написать диссертацию по поводу того, что боевые ракеты практически не стареют, а вся остальная техника нещадно эксплуатируется, стареет, чаще случаются отказы. И это может дать «нежелательный» результат – нужно будет произвести боевой пуск, а техника откажет.

Один раз в квартал каждая батарея проводила «комплексное занятие с заправкой компонентами ракетного топлива». Конечно, и на этих КЗ были ограничения.

Наш, четвертый (по номеру батареи) старт был самым дальним и находился метрах в шестистах от въездного (на боевую позицию) КПП.

Ракета и всё остальное меня поразили. Двадцатиметровая, как в те времена иногда говорили, «сигара» лежала на специальной тележке, которую вручную выкатывали из специального сооружения солдаты. Затем к ракете крепили, или, говоря армейским языком, «стыковали» головную часть. Ракету с тележкой поднимали специальным «установщиком», ставили на пусковое устройство, которое, обычно, называли «стол», тележку опускали. Ракета на «столе» впечатляла ещё больше. Потом приезжали «заправщики» с цистернами, в которых должны были находиться компоненты топлива, и имитировали заправку. А в это время «прицельщики» проводили разворот «стола» с ракетой по нужному азимуту, а мы – «оператор машины подготовки и оператор наземной кабельной сети» готовили к пуску систему управления ракеты.

Я буду готовить ракету к пуску!!! Настоящую!!! Боевую!!! Это мне будут отдавать приказ: «На боевое дежурство по защите нашей Родины – Союза Советских Социалистических Республик ЗАСТУПИТЬ!!!»

Меньше чем через неделю после прибытия в полк я впервые присутствовал на церемонии отдания приказа о заступлении на боевое дежурство.

«Нет, я не пойду в узел связи, я останусь в старте», -так я ответил своему соседу, начальнику связи полка, после его предложения.

И не пожалел об этом.

Через много лет после увольнения я встретил своего институтского сокурсника Владимира Ивановича Олейника. Он тоже, как и я, остался служить. Он служил в связи, закончил Академию связи, получил звание «полковник». И даже он удивлялся, как я мог прослужить всю жизнь РАКЕТЧИКОМ!

Через год я уже начальник двигательного отделения.

Через два года я заместитель командира батареи.

Через три года я КОМБАТ!!!

А весной 1978 года ничего нет!!!

***

Командир полка подполковник Соколых собрал офицеров и прапорщиков в клубе и довел директиву о снятии полка с боевого дежурства. На этом же совещании была поставлена задача о подготовке техники и личного состава к передаче в другие соединения. И вот тут началось…

Через пару дней после снятия с дежурства один из моих офицеров доложил о вскрытии сооружения и частичном разграблении одного из агрегатов. Такая же ситуация была и в других подразделениях. Сейчас уже не вспомнить, кто из комбатов предложил собраться. Мы, комбаты всех четырех батарей, приняли решение о порядке допуска личного состава на боевую позицию. А, главное, был выработан порядок вскрытия сооружений и работе в них личного состава. На совещании офицеров дивизиона поставили задачу офицерам, заступающим дежурными по парку об усилении охраны и контроле за работой водителей.

Через несколько дней приехали приемщики техники. Офицеры моей батареи, проверяя комплектации своих агрегатов обнаружили, что некоторые инструменты имеются в двойном комплекте. Я выделил одно из помещений на старте, куда приносили излишки. Оказалось, что «лишнего» инструмента очень много.

Чересчур «рачительные» начальники, да и солдаты, прятали по «загашникам» лишний инструмент. В то время личных автомобилей у офицеров было немного. У меня в батарее машина была только у Вити Дербышева, начальника отделения заправки. Однажды он зашел в эту комнату и обомлел. На полу навалом валялись ключи, молотки, отвертки, различные масленки и другие инструменты. При этом некоторые были в заводской упаковке и смазке.

«Дербаш», как его за глаза называли многие, спросил, может ли он взять кое-что для себя. Я не возражал. К этому времени большая часть техники уже была передана.

Передача техники заняла около месяца. В это время работы у личного состава и офицеров было много. Командиры батарей непосредственного участия в передаче агрегатов не принимали. В то же время мы контролировали ход работ и организовывали взаимодействие офицеров разных отделений.

Кроме того, мы готовили к сдаче другие материальные ценности: мебель, вещевое имущество и казармы. Надо сказать, что с момента постройки казармы ни разу капитально не ремонтировались.

Когда я начал сверять реально имевшееся имущество с тем, что числилось, оказалось, что при приеме батареи мне были даны неверные сведения. Реально многих элементов мебели не хватало. Попытки доказать, что я это не принимал, успеха не имели.

Однажды я шел на техническую позицию и догнал знакомого капитана из соседней части. Он спросил, почему у меня плохое настроение.

– Да откуда ему быть хорошим. По мебели недостача. Сейчас личный состав надо отправлять, и по имуществу есть проблемы, -вздохнув сказал я.

– Володя, а у тебя машина грузовая есть? – спросил капитан.

– Да, на «зоне» стоит («зоной» мы иногда называли боевую позицию), -ответил я.

– Слушай, я сейчас посмотрю, что у меня в сооружениях есть, подойди вечерком, договоримся, – с тем он свернул на дорогу, ведущую к сооружениям его части.

Зил130, бортовая машина, стояла у меня в одном из сооружений на старте. Оставлять почти новую машину в автопарке было рискованно. Не смотря на хорошую организацию парковой службы, случаи снятия с машин фар, зеркал, да и элементов с двигателя имели место быть. А на «зоне» и личного состава ночью не было, да и сооружение всегда днем было под присмотром.

По договоренности с капитаном утром следующего дня я пригнал машину в условленное место. Водителя этой машины у меня уже перевели. Поэтому, несмотря на то, что «прав» у меня не было, «рулил» я сам.

За руль я сел уже на первом году службы. Помню, что сначала меня учил водитель бортового УРАЛ375, который «таскал» мою ДЭСку (дизельную электростанцию). Через пару занятий я уже научился трогаться с места, «переключать скорости» и потихоньку ездить по «старту». Однажды я заехал прямо на старт, а когда остановился, увидел, что из помещения КП выходит мой начальник отделения капитан Ласковенко.

Я, улыбаясь, подошел к нему, но он проигнорировал протянутую руку, а пошел сразу к водителю.

Владимир Петрович был известным в полку «мастером» не только боевой работы, но и «крепкого словца». То, что он сказал водителю воспроизвести в печати невозможно. Кроме «изысканных» выражений эмоции начальника отделения были весьма красноречивы. Водитель, высокого роста, крупного сложения солдат, прослуживший полтора года, стоял навытяжку, хлопал глазами так, что, казалось, можно было это услышать. Изредка солдат, преданно глядя в глаза Ласковенко, а именно так он требовал от всех, всегда смотреть в глаза, что-то бормотал. Скорее всего, «виноват, товарищ капитан». Но услышать этого за тирадами начальника было нельзя.

Закончив «воспитательную беседу» с солдатом Ласковенко резко повернулся ко мне и голосом, не терпящим возражений, сказал: «А ты, лейтенант, если ещё раз сядешь за руль, будешь зубной щеткой драить все машины отделения с утра и до смены с боевого дежурства». С тем он повернулся, и пошел к одному из сооружений.

За пять с лишним лет службы «права» я так и не получил, а вот машины водить не бросил. Правда, ездил я только по «зоне».