Режим бога

Собственно, непонятно было столь многое, что иметься ввиду могло все, что угодно. Поэтому Роман Крестов повернул голову и выразительно посмотрел на своего московского собеседника, ожидая очередного «витка» в деле загадочного информатора.

– На хрен вам здесь метро? – лишь и сказал Илья Матвеевич и, одарив прокурорского следователя прощальным взглядом и сухим рукопожатием, поспешил в свой автомобиль.

У Крестова тем временем окончательно занемели от холода ноги. Ветер поутих и вместо дождя пошел белый пушистый снег. Толпу на площади это явно обрадовало. Люди не спешили расходиться, продолжая праздновать столь значимое событие для города. Белые хлопья, будто обреченные воины света, падали на мокрую черноту асфальта и становились ее частью, не в силах ничего изменить. Не мог уже ничего изменить и Крестов.

«Не просчитал! Не продумал! Увлекся!» – корил себя он, плетясь к своему автомобилю. В белой «Шкоде» его ждал кипятильник, работающий от прикуривателя, растворимый кофе из пакетика и теплая печка, способная отогреть ноги.

На душе было погано. Роман прекрасно понимал, что потерял бдительность не из-за карьерных успехов, на что неоднократно намекал Илья Матвеевич, его опьянила «избранность». Каждый хочет стать не таким как все, а когда для этого и особых усилий не прилагаешь, так это сразу расправляет плечи и кружит голову. Когда тебя, как в фильме «Матрица», просто находит твой Морфиус и говорит, что ты его Нео. Только выбери нужную таблетку. И Крестов выбрал. Ведь мог же не поверить в первый раз и забыть о звонке. А нет, выехал и взял сначала педофила, а затем и Лентовского, человека, из-за которого, как выяснилось, без вести пропало с десяток людей. Потому что тяжело опознать жертв по выловленным из реки берцовым костям.

На самом деле Роман Крестов не все рассказал человеку из Москвы. И не то, чтобы сильно хотел утаить, просто кроме мистицизма эта история ничего нового в дело о загадочном информаторе не привнесла бы. И, пожалуй, даже сам прокурорский следователь предпочел, чтобы ее не было, потому что объяснить такое какойлибо логикой или привычным порядком вещей было нельзя.

За пару месяцев до первого звонка от информатора Крестов сидел в конторе и что-то строчил на компьютере. С проходной сообщили, что к нему пришел некий Виктор Лукин. Имя и фамилия показались знакомыми, и Роман решил, что это один из свидетелей по какому-нибудь из уголовных дел и дал добро. В кабинет зашел толстый мужчина лет пятидесяти, с короткой стрижкой и круглым лицом – и опять показался знакомым. Пока следователь перебирал в голове, с каким уголовным делом связан мужик, тот полез в карман куртки, достал сложенный вчетверо листок и положил на стол. На листке был фоторобот, их тех, которые развешивают на стендах под надписью: «Их разыскивает милиция», и тут же в голове Крестова все сложилось. Виктор Лукин был известным мошенником и вором по прозвищу Экстрасенс, объявленным в федеральный розыск.

– Прими меня, начальник, – начал разговор Экстрасенс, – тебе орден дадут. На зоне мне спокойней будет. Ходка у меня не первая, меня там как родного встретят.

Крестов был в шоке. Экстрасенс получил свое погоняло не зря. Он был гастролером, не задерживался в одном городе больше нескольких месяцев. Промышлял тем, что дурил продавцов сотовых телефонов и бытовой техники. Схемы использовались самые разные, но суть была не в этом. Раз пять милиция выезжала брать его на съемные квартиры, но каждый раз Лукин исчезал за несколько часов до появления представителей власти. И это, не считая его способности выбирать для разводок самых беспечных и неопытных продавцов.

– Экстрасенс… – лишь вымолвил следователь.

– Он самый… Вижу удивлен моему визиту. Вопросов, наверное, много. Я тебе расскажу, как смогу. Мне тебя предупредить надо, зачтется мне это, да и на зоне схорониться в самый раз будет.

– О чем предупредить? – тут же перебил его Крестов, подозревая о покушении на него или его семью уголовниками, чьих подельников он отправил за решетку.

– Скоро в Тартарске беспредельщиков мочить будут по-черному. Я, начальник, всю жизнь по понятиям жил, аристократом стал. Но там под замес любой попасть может. Каждый вшивый, кто жопой чует, щемится куда может. Хотя, смотрю я и понимаю, ссучилась ельня, одни лохи остались. Никто шило не чует, меня за трепло держат. Ну да Бог им судья.

– Разборки что ли грядут? Кто с кем воевать будет?

– Он идет. Он страшнее любого мента или авторитета будет. Кровь рекой польется. Я хочу тебя предупредить, что Он тебя выберет. В помощники. Хотя ему, конечно, помощники не нужны. Но его планы понять никому не дано. Ты, начальник, готовься. И ничего не бойся. Тому, кто Ему поможет, бояться нечего. Кобзда тому, кто беспредел творит и накосячит против Него.

– Экстрасенс, ты упоротый что ли? Кто придет, какой Он?

– Каратель.

В тот момент Крестов не знал, то ли радоваться, то ли нет. С одной стороны, преступник, которого искали несколько лет, пришел с повинной, с другой – бред, который он нес, сильно разозлил. В конце концов, Крестов вызвал милиционера с проходной, чтобы арестовать Лукина, а для себя решил, что Экстрасенс был под наркотой. Хотя экспертиза не проводилась. А потом появился этот информатор.

Кем бы он ни был, но он уже спас ни одну жизнь, а теперь его надо сдать. Цинично и без слов благодарности. Извини, мол, ничего личного, просто работа. Но даже ни чувство вины перед этим загадочным человеком больше всего беспокоило Крестова. В конце концов, он понимал, что нельзя проработать следователем в белых перчатках. Просто у следователя было дурное предчувствие. «Кровь рекой польется», – вспоминались слова Экстрасенса. Но крови не было. Твари сидели в СИЗО, ожидая гигантских сроков, потенциальные жертвы были спасены.

Впереди было много дел. Горячий кофе согрел изнутри, в заведенной машине стали отогреваться ноги. Роман Крестов счистил дворниками налипший на лобовое стекло снег и отправился по многочисленным предстоящим заботам.

Домой он попал, как обычно, поздно. Крестову было тридцать четыре года, женился он вскоре после института, и его ждали жена и двое сыновей. Старшему, Саше, было девять лет, младшему, Стасу, всего три года. С ним, малышом, жена и смотрела телевизор, Роман же поужинал, налил чаю и вместе с кружкой зашел в детскую, где жили мальчики. Саша играл в компьютер, в какой-то шутер от первого лица. Он поприветствовал отца, не отрываясь от игры, отвечал на вопросы о школе и делах. Все это время Крестов стоял рядом, пил чай и наблюдал за происходящим на экране. В какой-то момент он заметил, что с игрушкой что-то не так. Главный персонаж игры, за которого и играл Саша, у которого на экране отображались только руки и оружие, проходил сквозь стены, окружающие его монстры не причиняли никакого вреда, в то время, как он играючи, не прячась, не отступая и не уворачиваясь, убивал их самыми разными способами.

– Саша, – не удержал любопытства отец, – почему тебя никто не может убить? У тебя броня какая-то крутая что ли?

– Да не, – ответил мальчик, – просто я играю в «режиме бога». Там никто тебя убить не может. Мне Эдик коды дал. Эти коды, когда игрушку делают, програмеры для отладки используют, чтобы не проходить игру постоянно. Я эту игрушку уже прошел, решил так попробовать.

– А смысл какой?

– Как какой? Можно участки проходить на которых тормозишь, или просто оторваться…

«Хм, режим бога, – почему-то мысли про обычную стрелялку не отпускали Крестова даже в ванной, когда он стоял перед зеркалом с покрытым белой пеной лицом, – может, и правда: все мы живем в компьютерной программе, словно в фильме «Матрица». А у некоторых людей просто есть какие-то специальные коды? Бр-р! Бред! Хватит уже! Кто-то просто водит всех за нос. И это очень умный человек. Возможно, и правда обладает гипнозом. А скорее всего Вагин сам вкидывался всякой дрянью и подсунул ее Хмелюк. По ее, кстати, показаниям, после выпитого с Вагиным коньяка она почувствовала себя очень плохо и «не соображала, что происходит». Вот и привиделся им мужик, проходящий сквозь стены. Нашли же у Вагина в квартире при обыске феназепам…»

Красный орнамент разрастался под силой гравитации все ниже и ниже, напоминая ветки растения, проросшего из крохотного красного зернышка. Кровь заполняя мельчайшие складки кожи, должна была вот-вот остановиться, но маленькая рана будто мастер бодиарта, не желающий прекращать свою работу, продолжала рисовать на лице недолговечный узор. Ее шедевр умер мгновенно от легкого прикосновения полотенцем, но алое семя поврежденной плоти вновь испускало свои красные ростки.

В ванной комнате появилась жена Крестова, и, увидев порез от бритвенного станка, ни столь от испуга, сколько от сострадания к родному человеку, воскликнула:

– Рома, у тебя кровь!

Часть первая

«Жизнь»

Бойся человека, Бог которого живет на небе.

    Бернард Шоу

Глава 1

Кровь залила весь пол. Ее было так много, что она хлюпала под ногами. В узком казенном коридоре с зелеными панелями при тусклом свете люминесцентных ламп, она, казалось, уже просачивается под многочисленные двери. Надо было кого-то найти. Пальцы по очереди сжимали дверные ручки, пытаясь открыть двери, но все были заперты. Чувство безысходности нарастало. Наконец-то одна из дверей поддалась, но внутри совершенно темно и непонятно, что скрывает в себе комната. Через несколько секунд глаза привыкают к отсутствию света, и на фоне зарешеченного окна проступает женский силуэт. За окном ночь, и невозможно точно разглядеть, кому он принадлежит…

Сон оборвался резко. Андрей Фролов открыл глаза и увидел свою комнату, где ничего не предвещало беды, утренняя блеклость пробивалась из-под оконных штор; рядом, уткнувшись в подушку, мирно лежала сонная жена. Это принесло чувство облегчения. Первое и самое сильное. Послевкусие же еще длилось какое-то время, заставляя фиксировать взгляд в стены, в потолок, на светлые женские волосы. Наконец Фролов вздохнул, встал с кровати и отправился на кухню.

Тусклый свет, падающий из окна, говорил о пасмурном небе. Андрей выглянул на улицу. Мокрый асфальт сообщал о недавно прошедшем дожде. Кто-то, скрываясь под черной синтетикой зонта, спешил по ранним воскресным делам. Сентябрь, дошедший до своей середины, только сейчас стал напоминать о наступающей осени, разбрасывая редкие желтые листья по черной поверхности двора. Синоптики обещали первые заморозки уже на следующей неделе, холод, словно смертельная болезнь, все сильнее поражал обреченное лето. Фролов понял, что хочет кофе.

Он считал себя добропорядочной общественной единицей. Покрайней мере, так выглядело. Хирург, женат на симпатичной успешной женщине, вредных привычек нет, если не считать случаи употребления спиртного по конкретному поводу в компаниях, что, напротив, всегда идет за плюс. Но внешняя социальная оболочка признанного успешного человека не совсем соответствовала внутреннему состоянию Андрея.

Его постоянно мучили вопросы о смысле жизни. Периодически успокаивал себя соображениями о важности своей профессии, что спасает людские судьбы, что в быту у него налажено, все живы и здоровы. Но каждый раз через какое-то время Фролов приходил к выводу, что просто обманывает самого себя, и все перечисленное не придает его существованию того самого смысла, ради которого стоит просыпаться каждое утро. Чтобы начинать «воротить горы», получая в награду удовлетворение и ощущение полноты жизни. На самом деле, она напоминала пейзаж за окном поезда. Что-то менялось, но что именно – сказать было трудно. Картина глобально была однообразной, а оттого унылой. Непонятные для Фролова приступы озлобленности, периодически возникающее желание кардинально что-то поменять, только ухудшали ситуацию. Возникало ощущение, что за успешной оболочкой, кроется истинный ад, но его создатели настолько хитры, что сделали все, чтобы в реальности иллюзии никто не усомнился.

Но Фролов сомневался. Казалось, ответ крылся на самом видном месте. Как вещь, лежащая перед тобой, но не замеченная, поскольку ты заглядываешь в тумбочки и копошишься в углах. Все заканчивалось, когда продолжать поиски ответов – уже не было сил, но каждое окончание сопровождалось мыслью, что в следующий раз ответы обязательно надо найти…

Кофе-машина страдальчески загудела, как будто приготовление кофе было не ее прямым назначением, а возложенным тяжким обязательством. Нехотя цежа в кружку черную струйку ароматного напитка, она все-таки разбудила своим жужжанием жену Фролова – Веру.

– Доброе утро, – проронила она, усевшись за стол. – Сделаешь мне тоже?

Вера Фролова казалась своему мужу истиной красавицей. И это мнения разделяли множество других мужчин, постоянно оказывающие Вере внимание или даже ухаживающие за ней. Но надо сказать, что как все в этом мире, Вера имела и недостатки. По крайней мере, так это выглядело в сознании представителей сильного пола, которые хотели заполучить девушку в качестве последнего штриха к своей успешности. Вера была остра на язык и постоянно саркастически подчеркивала любые недостатки или неудачи своего спутника, что когда-то значительно сузило круг претендентов на ее руку и сердце. Андрей же не принимал близко к сердцу очередную колкость, а зачастую просто игнорировал, потому что причислял подобную черту поведения к юношескому максимализму и проявлению комплексов. Фролов был старше жены на пять лет, совсем не критично, но в момент их знакомства уже окончил интернатуру и делал первые операции. Она же, была студенткой пятого курса, не работавшей ни дня. Разница в уровне ответственности перед самим собой и другими людьми была настолько велика, что изначальный разрыв в пять лет ощущался на все десять.

Как-то вскоре после свадьбы Вера увидела пришедшего с ночного дежурства мужа и подтрунила нам ним по поводу его внешнего вида: «Может тебе моего тонального крема дать?» «Зачем?» – недоумевал Андрей. «Синяки под глазами замажешь». Фролов задумался, посмотрел куда-то в окно и после недолгой паузы спокойно начал рассказ, который, вроде как, совсем не имел отношение к «остроумной» шутке Веры: «Сегодня после автомобильной аварии привезли парня. Молодой, лет двадцать, наверное. Ему грудную клетку пробило какой-то железкой, а во время операции сердце остановилось и мне пришлось его просто взять в руку, и начать массировать… Парень выжил, по крайней мере, пока». Вере стало неловко за колкость, с тех пор после ночных дежурств неважный внешний вид мужа больше никогда не обсуждался. Подобные истории, когда Андрей ставил жену в неудобное положение после необдуманного и неуместного сарказма, случались потом ни раз. В результате колкостей стало гораздо меньше, а в последнее время Фролову казалось, что Вера даже испытывает из-за этого чувство вины, и к ней, наконец-то, пришло понимание глупости своего циничного поведения.

Познакомились они в новогоднюю ночь. Андрей встречал праздник с двоюродным братом Жорой, мать и отец которого уехали отмечать наступление нового года как раз к родителям Фролова. Девушка брата улетела с родителями заграницу, вдвоем в пустой квартире было скучновато, и как только пробили куранты, Андрей и Жора взяли выпивки и отправились на близлежащую площадь, где красовались елка и ледяные фигуры. Погода празднику соответствовала: с легким морозцем и редкими сверкающими снежинками. Куча самого разнообразного народа веселилась, крича, смеясь и наслаждаясь фейерверками. Фролов же сразу выделил из толпы немного грустноватую большеглазую блондинку с непокрытой головой, в коричневой норковой шубе чуть ниже колен. Блондинка была с какой-то девушкой, которая особо и не интересовала, казавшись удачным дополнением для парного знакомства. Андрей дернул Жору за рукав и указал на девчонок. Жора, обещавший поддержать одинокого брата, понял сигнал к действию и оба отправились знакомиться. «Девчонки, с Новым годом!» – закричал Жора. «С Новым годом!» – ответила девушка, что была рядом с блондинкой в шубе. Она выглядела гораздо более бесшабашно – красная куртка до пояса и шерстяная шапка с большим бубоном на макушке. «Давайте знакомится?» – подвыпивший Жора шел самым коротким путем. «Нет, – вдруг заговорила блондинка, – вы пьяные!» Жора явно не ожидал такого поворота, в новогоднюю ночь все пьяные, ведь это нормально быть пьяным в полночь тридцать первого декабря. Но тут заговорил Фролов. «Нет, не пьяные!» – ответил он. «Докажи!» – продолжала блондинка. «Не вопрос», – ответил Андрей и, встав «солдатиком», сначала выдвинул вперед правую ногу, поставив ее впереди левой, а затем раздвинул руки, закрыл глаза и дотронулся кончиком указательного пальца руки до кончика носа. «Что это?» – удивилась блондинка в шубе. «Это поза Ромберга, причем сложная. То, что я смог ее выполнить, говорит о том, мадмуазель, что я совершенно трезв!» Снисходительная улыбка появилась на лице девушки, и она представилась: «Вера».

С тех пор прошло больше шести лет, теперь Вера с упавшей на руку белой бретелькой сидела за столом в ожидании утреннего кофе. Казалось, она совсем не изменилась, всего чуть располнела, что делало ее ещё привлекательней и женственней. Худоватая девичья фигура отточилась красивыми плавными переходами от бедер к талии, переливаясь в подтянутую упругую грудь.

– Сон дурацкий приснился, – начал утренний разговор Андрей. – Будто я в каком-то коридоре, а весь пол залит кровью…

– Это все из-за работы, – ответила Фролова, зевнув, – ты же знаешь.

– Мне очень редко работа снится.

– Работа да, а всякая хрень часто. Помнишь сон, где тебя хотели принести в жертву, а ты всех убил металлической кухонной лопаточкой. По-моему, все очевидно: жертвенный стол – это операционная, лопаточка – хирургический инструмент. Ты не доверяешь врачам, потому что сам врач и поэтому боишься попасть под операцию.