Серебряный пояс

Поехал Иван.

Дорога по ночной тайге обыденна. Несмотря на глухой, черный сумрак, спокойный Мухортик шел по конной тропе уверенно. Молодой Рыжка послушно ступал сзади, натягивая повод при крутых спусках и всхрапывая на подъемах. Парню оставалось удивляться, как животные чувствуют ногами дорогу: каждую кочку или яму Мухортик преодолевал мягко, спокойно, как будто ходил по этой тропе ежедневно. А ведь в эту сторону через перевал «Пыхтун» в Чибижек конь шел в первый раз. В какие-то моменты, различая в темноте препятствие, Мухортик останавливался, крутил головой, недовольно храпел губами. Иван спешивался, перерубал топором поваленное дерево или в темноте проводил спарку стороной. Когда под ногами вновь оказывалась разбитая копытами грязь, юноша садился на спину мерина, трогался дальше. Иногда путнику казалось, что он давно сбился с пути, кружит по дикой, незнакомой тайге. Спохватившись, он трепетно смотрел в чистое небо, на осыпь холодных, пронизывающих звезд, на рассыпавшийся с востока на запад Млечный путь, отыскивал над левым ухом Большой ковш и успокаивался, убеждаясь, что едет на юг. Спросить о направлении было не у кого. Многовековые кедры опутали узкую дорогу плотной стеной. Временами тропа продиралась через густой пихтач, петляла в густом ельнике, хрустела подковами по сухому галечнику, чавкала копытами в жидкой грязи.

Иван, привыкший к дальним переходам, мерно покачиваясь в седле, засыпал. Горячий конь, подогревая седока снизу, кутал мысли человека теплыми представлениями, кружил уставшую голову. Слишком много впечатлений было пережито за день. Воспоминания всплывали, не позволяя забыть о прошедшей охоте, оскаленной пасти медведицы, лице раненого Михаила, самодельных носилках, глазах Наташи. За прошедший день они виделись несколько минут, на расстоянии. Однако горящие глаза девушки, нервные движения, немного испуганное лицо говорили о многом. Возможно, сегодня, холодным осенним вечером, когда прииск начнет засыпать, они опять встретятся у своего старого, склонившегося кедра. Иван рассказал бы возлюбленной о пережитом. Всегда искренняя, впечатлительная, она смотрела на него взволнованными глазами, теребила края его куртки подрагивающими пальцами, кротко, отрывисто говорила только одно слово: «Страшно!» Он, накаляя обстановку, равнодушно отмахивался бы пугающими словами: «Да, ничего. Все бы так поступили на моем месте!». Девушка долго смотрела бы ему в лицо, высказывая свое мнение: «Все, да не все…» От приятного представления у Ивана в груди разлилась истома: «Хорошо, что есть моя Наташка!». Вспоминая любимую подругу, он протянул руки, чтобы обнять ее. Но чем дальше он выставлял ладони, тем больше отстранялась девушка. Ивану казалось, что та избегает его. Он хочет обнять ее, рассказать о том, как он любит… Однако неизведанная пропасть разбудила: Иван едва удержался на шее коня, чтобы не упасть на землю.

Очнувшись ото сна, Иван долго оглядывался, стараясь сообразить, где находится. Мухортик натруженно смеялся губами, храпел, звякал уздечкой: «Что, хозяин, уснул?» Сзади Рыжка положил на круп ведомого огромную голову: «Что встали? Ночевать здесь будем?»

Иван вспомнил, где он, что с ним происходит, куда едет. Небо казалось спокойным. Звезды на месте. Быстро отыскав Большую Медведицу, Иван легко тронул Мухортика, удивляясь его поведению. Неизвестно, сколько он спал в седле, а за это время конь не сбавил шаг, не свернул с тропы, все время шел в нужном направлении, не оступился и не уронил хозяина на землю.

Определяя примерное время по серым линиям горизонта, Иван тяжело вздохнул. Черная ночь только что съела первую половину неба. До рассвета оставалось несколько часов. Сколько точно, он не знал. У него не было часов. Никто из старателей таежного прииска не имеет определителя времени. Слишком велика роскошь – иметь тикающие ходики в кармане. Подобную диковину парень видел всего три раза в своей жизни, когда к ним со спиртом вдруг приходили купцы. По неграмотности он воспринимал данную вещицу на цепочке как золотую коробочку для украшения. Да и зачем человеку тайги часы, когда рассвет встречают с восходом солнца, а ночь провожают с первыми криками кедровки?

По всем расчетам, после крутого хребта Иван должен спуститься в долину реки Колбы. По рассказам Веретенникова Василия, на берегу небольшой таежной речки, которая бежит на восток, стоит большое старательское зимовье, где всегда есть люди. Сейчас конная тропа шла вдоль небольшого, звонкоголосого ручейка, который впадал в Колбу. Это значило, что до становища старателей было недалеко.

Будто в подтверждение, Мухортик вдруг стал стричь ушами, приподнял голову, пошел веселее. Через какое-то время Иван хватил носом застоявшийся запах дыма, тепла и уюта. Впереди зашумела река. На ее берегу, на большой поляне, насторожилась черная изба. Где-то на краю несколько раз брякнуло ботало: там были лошади.

Ивана встретила ошалевшая от страха собака. Проспав появление неожиданных путников, она с жалобным лаем бросилась в глубокие сени. Дверь в зимовье была закрыта, спрятаться некуда, и это дало повод перетрусившей «медвежатнице» разбудить своих хозяев лаем. Люди внутри зимовья оказались гораздо смелее своей защитницы. Не успел Иван спешиться, как дверь избы с треском распахнулась, и под лошадь выскочил здоровенный бородатый мужик.

– Зверь али человек? Говори мигом, иначе стрелять буду! – загремел он властным голосом, направляя на коня ружье.

За ним выскочили еще трое, встали по бокам, клацнули металлом оружия.

– Человек! – не ожидая такой встречи, выдохнул Иван.

– Кто таков? Бродяга али старатель?

– Старатель… – Иван почувствовал, как по спине бегут мурашки.

– Какой прииск? Чьей фамилии будешь? Говори быстро! – не унимался бородатый мужик, наверное, главный, проверяя парня на правдивость слов.

После краткого объяснения парня мужики опустили стволы, успокоились.

– Знаю такого Гришку Панова, – довольно растягивая слова, приглашая Ивана в зимовье, заговорил старший. – Гром мужик! Было один раз, на Покрова, после сезона на гулянке в Кузьмовке морды друг другу били. Хороший бергало (старатель-золотопромышленник)! Слово твердое и рука крепкая. А ты что, его сын будешь? Так привет тяте передавай!

– От кого?

– Нудыть-твою, скажи, от Власа бородатого! Далее он знает! – и уже об Иване: – Что же это ты ночь-полночь по тайге гуляешь? Али по нужде коней гонишь?

Иван вкратце объяснил ситуацию, рассказал о прошедшем дне. Сам косился по сторонам: мужики непростые. Трое в казенной, военной форме. Бородатый в простой, таежной одежке.

Один из них зажег керосинку. Другой заправил на поясе в кобуру револьвер. Третий приставил к стене оружие. Ружья у всех нового образца, небольшие, короткие. Говорили люди: верховым казакам специально ружья сделали, «карабины» называются. Иван сразу понял – мужики на государевой службе.

– Михайло Самойлова медведь помял? – с тревогой в голосе, сочувствующее насторожился бородатый мужик. – Ишь, как… И на старуху бывает проруха. Сколько медведев побил, а все одно – сплоховал, ему в лапы попался… Да, нехорошо получается… Так, стало быть, ты в поселок за дохтором едешь? Э-э-э, паря… Однакось, зря тропу топчешь. Нетука дохтора в поселке: вчера как в полдень отчалил в уезд по делам. Когда приедет, не сказал. Одна акушерка осталась, но она только клизму делать может… Тьфу ты, баба… – возможно, с этими словами у хозяина зимовья были связаны свои воспоминания. – А тут, как ты сам говоришь, дело серьезное!

– Так что же мне теперь? Зря еду? – растерялся Иван, но тут же вспомнил: – А вот еще подсказку мне дали про знахарку местную.

– Петричиху? – оживился мужик.

– Точно, она! – подтвердил Иван. – Может, мне с ней поговорить: поможет или нет?

– А как не помочь! Она бабка толковая. Не одного человека с того света вытащила. Голову, кости править может, наговоры разные знает.

– Знахарка или ведьма? – Иван понизил голос.

– Да нет, – засмеялся мужик. – Она на метле не летает, добрым делом занимается, все благодарят ее. Это хорошо, что ты с собой коня гонишь, пригодится!

– Раз дело такое, я ее туда, в тайгу, и обратно в поселок привезу.

– Да нет, не про это, – хитро засмеялся старатель. – Она сама не поедет.

– А для чего же тогда конь нужен?

– Там увидишь! – загадочно ответил мужик и, меняя тему разговора, продолжил о другом. – Чаевать тебя не приглашаем, не время! Торопиться тебе, паря, надо! Дело о жизни человека решается. Скоро отбеливать начнет, а тебе на рассвете надо у ее ворот стоять. Это хорошо, что ты нас встретил, дорогу короткую поясню. Сейчас вот, за речкой, в перевал подниматься станешь. На хребте, за вторым спуском, увидишь кедр, молнией срезанный. За ним тропа расходится. Тебе по правой идти, в Угольную речку. А по ней до самой Безымянки хоть боком катись! К поселку должен ты к заутрене подъехать. Народ проснется, спросишь, где Петричиха живет, каждый укажет. По этой тропе километров шесть-семь сократишь. Тебе это на руку: полчаса, но твои! Все, паря, боле разговаривать не будем: время! Может, назад поедешь, свидимся. Или когда в другой раз, – и на прощание внимательно при свете керосиновой лампады просверлил Ивана черными глазами. – Что, окромя этого у вас на прииске порядок?

– Это вы про что? – не понял Иван.

– Ну, знать, никто из чужих людей не балует? Может, кто лишний появлялся или прижился временно?

– Да нет, – понимая, к чему клонит бородатый, холодея, ответил Иван. – А что, опять что-то было?

– Было, не было… Это, парень, не твое дело. Одно могу сказать – все вместе держитесь! И баб своих берегите! А теперь – поезжай!

Все вышли на улицу. Бородатый придержал коня. Иван заскочил в седло, направил Мухортика в речку. Сзади еще долго слышались голоса мужиков, по всей вероятности, относившиеся к собаке:

– Ых ты, зараза, коня проспала! Как он тебе еще на голову не наступил? А что будет, когда медведя увидишь? Ну и взяли на свою голову собачонку… От лошади в сенях нагадила!

Юноша вспомнил, что забыл поблагодарить мужиков за то, что подсказали короткую дорогу. Возвращаться было поздно, отъехал уже далеко. Потом он все же успокоился, решил, что сделает это на обратном пути.

Парню показали сразу, где проживает Петричиха. Любой человек, повстречавшийся на его пути, был готов проводить до самого дома. В глазах прохожих горели искры любопытства: если путник рано утром вышел из тайги и спрашивает бабку Петричиху, значит, что-то случилось.

Встреча с целительницей несла громкообещающее начало. Иван подъехал к покосившейся калитке небольшого, вросшего в землю домика и сразу увидел ту, к которой лежал его долгий ночной переход. Бабка Петричиха стояла в ограде у толстой кедровой чурки посреди расколотых дров с колуном в руках и очень внимательно, изучающе смотрела на гостя. Ваня спешился, привязал Мухортика к пряслам. Боевая старушка лихо воткнула колун в чурку, подошла к забору:

– Давно тебя тут жду: цельные сутки, со вчерашнего утра. Видишь, каку гору дров переколола, тебя ожидаючи?

Иван опешил, посмотрел вокруг: с кем она разговаривает? А старушка, настойчиво высматривая его глаза, добавила:

– Не крути головой, как филин. С тобой разговариваю. Рядом, окромя лошадей, боле никого нет. Давно ли путь-дорогу держишь, сколько ехал и откуда?

– Так… Со вечернего заката, всю ночь из Сисима добирался… – белея, промолвил Иван.

– Вон как! Была там, несколько раз по приискам ходила, – уважительно протянула старожительница, опять заглянула парню в глаза. – Что сталось у вас там? Как себя хворый чувствует?

Гость смотрел на нее с открытым ртом, не понимая, откуда она узнала, что он приедет за ней? Кто ей сказал, что в тайге произошел несчастный случай? Он первый, кто несет недобрую весть, его никто не мог опередить…

– Рот-то прикрой и говори толком, – внимательно его изучая, дополнила Петричиха, подталкивая Ивана к разговору.

После непродолжительного объяснения бабуля осталась такой же спокойной. Возможно, частые столкновения с человеческим травматизмом выработали в ее характере спокойствие. Или с того момента, как ей было предопределено быть целительницей, она знала, что всегда должна быть рассудительной. Без тени сомнения, Петричиха равнодушно посмотрела на ведомого Рыжку, твердо заверила:

– Сейчас пойдем! Хорошо, что коня взял, мои снадобья повезет. Может, ты кушать хочешь? – позвала парнишу за собой. – Пойдем, чаем напою.