– Товарищ полковник, доброе утро! Докладывает начальник отдела подполковник Серов, – заученная до безусловного рефлекса за годы службы фраза прозвучала монотонно и обыденно. Дальше придав своему голосу больше уверенности и четкости, он продолжил: за истекшие сутки на территории отдела произошло 7 краж, из них 5 – из автомашин, 2 уличных грабежа, одна уличная драка. Раскрыто по горячим следам: 1 кража, 1 грабеж, в отношении лиц возбуждены уголовные дела. Есть перспективы к раскрытию еще 2 краж из автомашин, розыск работает, надеемся на результат. Доклад окончен.
– Хорошо, работайте, – после недолгой паузы ответил замначальника округа. Даже лишенная похвалы за проделанную работу, эта фраза для любого нижестоящего была сравнима с отпущением большой части сотворенных грехов – можно радоваться: никаких лишних вопросов, тебя оставили в покое и жизнь продолжается до очередного «селектора», на котором, авось, снова пронесет.
Остаток селекторного совещания Серов расслабленно курил, вслушиваясь в суть разговоров лишь когда из динамиков раздавался скрипучий голос окружного руководителя; в завершение совещания пожилой полковник напутствовал всех проявлять должную бдительность и оперативность в принятии решений и неотступно следовать букве закона.
Заключительные фразы, которые были выучены наизусть за долгие годы работы, как слушающими, так и произносящим, успели уже набить оскомину, как и сам процесс проведения селекторов. Может быть, и родившись когда-то давным-давно хорошей, идея регулярного и своевременного обмена рабочей информацией в режиме многопользовательского телефонного разговора, со временем трансформировалась в скучную и малополезную рутину.
Присутствовать на селекторе не хотели с равной силой все – как подчиненные, боясь получить нагоняй за неважные результаты «суточной» деятельности, так и руководители – эти результаты выслушивать. Сермяжная правда заключалась в том, что чем выше в милицейской иерархии вырастал какой-либо начальник, тем более ясно он понимал, что ежедневное, а то и по два разу на дню проведение подобных совещаний оправдано лишь пословицей про русского мужика – «пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Несмотря на это понимание, с каждой новой ступенью карьерной лестницы, руководитель начинал все более жестко и принципиально подходить к вопросу проведения ежедневных «селекторов»: такой линии поведения от него требовал ведомственный приказ, а отступление от него пусть даже в интересах дела и на пользу людей – весьма чревато.
Коротко пискнув, телефон замолчал, и Серов непроизвольно выдохнул; если б кто-то имел возможность сейчас находиться одновременно в кабинетах всех начальников районных отделов, то мог бы лично убедиться, что синхронно с Серовым облегченно выдохнула добрая половина его коллег.
В соответствии с упомянутым выше приказом, Владимир, как единоличный начальник вверенного ему районного отдела внутренних дел, был обязан донести полученную в ходе селектора служебную информацию до своих ближайших подчиненных – заместителей, те в свою очередь, выйдя из кабинета начальника должны будут провести совещания уже со своими подчиненными – и так до самого низа служебной пирамиды.
На часах было уже почти половина десятого, и Владимир, не желая затягивать глупые формальности сверх меры, поспешил дать указание Митяйкину пригласить в его кабинет заместителей. Буквально через несколько минут, после того как в здании через систему оповещения голос Митяйкина приглашал на совещание замов начальника ОВД, дверь кабинета Серова без стука отворилась и в нее вошел коренастый мужчина в джинсовых брюках и неаккуратно заправлено в них помятой рубашке из кого-то непонятого материала.
– Впереди шагает МУР – вечно пьян и вечно хмур, – Серов, весело улыбаясь, приветствовал своего первого заместителя. Внешний вид последнего не давал усомниться в правоте этих слов – начальник КМ Пахомов – был явно не в духе на почве затянувшегося вечернего возлияния: – Андрюх, ты опять полночи керосинил?
– Здорово, Вов, – Пахомов пожал протянутую ему руку и плюхнулся на ближайший к начальнику стул – свое законное место: да с Антипенко в кабаке вечерели. Так о том – о сем.
– Ну ты нашел с кем по печени соревноваться – в Петровиче веса полтора центнера, пьет как лошадь, и ты со своими восемьдесят пять с гантелей, – начальник разглядывал «свою правую руку» с нескрываемым дружеским сарказмом.
– Да за девяносто уже, разожрался я чего-то, – Андрей хлопнул себя ладонью по чуть видневшемуся пивному брюшку: худеть надо…
– Жрать меньше надо по ночам с Петровичами! – хохотнул Владимир, но тут же его голос стал серьезным: – чего там?
– Короче, Петрович просит пустить коммерса одного, с которого сам кормится давно, к нам на территорию, желательно в «Форсаж». Коммерс будет процентов двадцать-двадцать пять откидывать. Будет несколько точек – ему только в плюс, да и нам тоже. Ну и защищать, конечно, там если чего вдруг.
– А чем коммерс занимается и чё за человек вообще?
– Индус вроде или сириец, Петрович говорит, что в России живет еще с восьмидесятых – в рудээне учился, да и остался. Торгует шмотьем разным, вроде у него какой-то контакт хороший есть и вещи он стоящие по дешевке берет.
– В «Форсаж» его тяжело будет пристроить – там сам знаешь цены на аренду какие, – Серов задумчиво потер подбородок: а проценты эти его – это в реале сколько?
– Ну, если, типа магазин он свой откроет, такой квадратов на сто – сто пятьдесят, тысяч семьдесят в месяц рублей[7 - В повествовании речь идет еще о милиции, а не полиции, поэтому курс доллара США +– 30 рублей. Т.е. коммерсант предлагает что-то в районе 2000 долларов США в месяц.] будет давать, – всем своим видом Пахомов пытался показать свою заинтересованность и одобрение этого предложения. «Денег лишних не бывает, к тому же когда делать за них особо ничего не надо. Не риска, не пыли» – крутилось у него в голове.
Владимир несколько секунд обдумывал услышанное:
– Предложение заманчивое, но в «Форсаж» его тяжело будет пристроить на такую площадь, а помимо этого – сам знаешь особо и некуда, райончик-то – говнецо.
– Вов, а может тебе со Скруджем поговорить? Скрудж не должен тебе отказать, – не унимался начальник «криминалки».
– Да что вы все Скрудж, Скрудж!! Скрудж тоже не резиновый, и то, что у меня с ним отношения нормальные, не значит, что он только на ментов работать должен! – эмоции уже были выплеснуты наружу и Владимир, увидев сконфуженное лицо своего первого заместителя, поспешил смягчиться: Андрюх, сам же понимаешь, нельзя никого перегружать – взбрыкнет человек – а нам без Скруджа хреново будет.
Несмотря на резко сменившийся с нервно-раздраженного до доброжелательно-примирительного тон начальства, с лица Пахомова недовольное выражение не исчезло и он продолжал вопросительно смотреть на своего непосредственного руководителя.
Поняв, что переубедить его не получиться Владимир обреченно вздохнул:
– Ладно, поговорю…
– И правильно! – Андрей тут же повеселел: Бабки всегда нужны. Я ж не только для себя – надо ж и контору кормить.
– Верно говоришь, что надо, то надо…
Договорить ему помешал стук в дверь и в следующее мгновенье, как обычно, не дожидаясь разрешения, в кабинет деловито зашел довольно полный мужчина лет сорока пяти в форме подполковника милиции.
– Привет начальству, – проговорил он, обмениваясь рукопожатиями с Серовым и Пахомовым, после чего устроился за столом напротив первого зама.
Едва ли торопливая секундная стрелка успела обежать и полциферблата, как в кабинет зашли остальные приглашенные на совещание. Поздоровавшись в скорее неформальной манере, они уселись на стулья в порядке, по которому можно было судить о приближенности к начальнику ОВД как в служебной иерархии, так в личных взаимоотношениях.
Владимир придвинул свое кресло ближе к столу, оглядел присутствующих уже совсем официальным взглядом, убеждаясь в наличии всех необходимых для проведения совещания лиц, и сухим, ничего не выражающим голосом начал:
– Доброе утро, товарищи руководители! Несколько минут назад завершилось общеокружное селекторное совещание, которое проводил начальник криминальной милиции округа Сомов. Чрезвычайных происшествий за истекшие сутки на территории округа не зарегистрировано, происшествий по личному составу не имеется. Криминогенная обстановка, вместе с тем, остается напряженной. В частности, на территории вверенного нам отдела зарегистрировано…
Как и положено любому милицейскому руководителю, Владимир был предельно серьезен и сгущал краски, не желая доносить до своих заместителей свою в целом положительную оценку о текущей рабочей ситуации в отделе. После доведения информации о текущей оперативной обстановке он зачитывал задания, телеграммы, информационные и разъяснительные письма, поступившие из вышестоящих милицейских подразделений. Кто-то периодически записывал отдельные моменты из его речи в свои ежедневники, кто-то откровенно скучал, оставаясь безучастным к информации, которую сообщал им начальник.
Откровенно говоря, Владимиру и самому уже надоело зачитывать муть, которой обильно снабжали их высокие руководители через разного рода письма и распоряжения, учитывая к тому же и то, что в большинстве случаев эти вводные обычной повседневной работе скорее вредили, чем делали ее хоть немного более полезной и производительной.
Дочитав последний документ, Серов вопросительно посмотрел на слушавших его подчиненных:
– Вопросы есть?
В ответ ему кто-то еле отрицательно мотнул головой, но большинство продолжали молча и неподвижно сидеть, напоминая каменные изваяния.
– Перейдем к делам насущным, – Серов улыбнулся краешками губ: Татьяна Иванна, сколько дел у нас на сегодняшний день в прокуратуре?
После секундного замешательства со стула поднялась среднего роста женщина с бюстом самых нескромных размеров:
– На сейчас в прокуратуре 4 дела, еще 2 должны отвезти сегодня.
– А разбой многоэпизодный среди этих двух есть?
– Нет, Владимир Сергеевич, с этим делом пока не успеваем, но сегодня отвезем квартирную кражу групповую.
– А что мешает разбой закончить? – Серов был явно недоволен таким ответом и его голос не скрывал возмущения.
– Владимир Сергеевич, ну поймите, объем дела весьма большой, ошибки сами понимаете недопустимы. К тому же, нас тормозит розыск не давая ответы на поручения, которые мы, между прочим, отправили еще три недели назад при сроке исполнения 10 дней! – с подобием такого же возмущения протараторила женщина.
Ее выпад не остался без внимания со стороны присутствовавших здесь начальника уголовного розыска, в чей огород только что был закинут камень, и начальника криминальной милиции, которому начОУР[8 - Начальник отделения уголовного розыска районного отдела внутренних дел; непосредственно подчиняется начальнику КМ, т.е. криминальной милиции] подчинялся.
Серов подобные склоки и дрязги среди своих подчиненных не поощрял, а давнишняя война следствия и розыска, существовавшая во всех отделах, изрядно набила ему оскомину. Будучи когда-то простым опером, он сам недолюбливал следаков[9 - следователей], считая их, за редким исключением, крючкотворцами и кабинетными крысами, но, став начальником отдела, быстро убедился, что подобная грызня мешает работе и стал стараться прекратить ее проявления в зародыше.
Вся суть этой вражды, кстати, заключалась в том, что оперативники всегда себя считали лицом, элитой и главной боевой силой милиции. На их плечах лежала тяжелая, на самом деле весьма тяжелая работа по вычислению и поимке преступников, которых надо было еще и «расколоть» перед тем, как все результаты своей деятельности фактически на «блюдечке с голубой каемочкой» передать в следствие. Они первые беседовали с пойманными жуликами, видя – кто и что из себя представляет, кто врет и лукавит, а кто начал говорить правду. Немаловажно еще и то, что этой правду порой приходилось искать и добиваться очень и очень подолгу, что затрачивало немало моральных сил и требовало большого профессионального искусства. Ко всему прочему нужно еще и добавить отношение преступников к операм – временами приходилось выслушать о себе столько всего «приятного», что даже самое долгоиграющее терпение быстро подходило к концу. Часть пойманных сограждан вследствие своего врожденного хамства и чувства полнейшей безнаказанности, а как следствие – опасности для нормальных людей – просто требовали применения к себе всякого рода незаконных методов ведения дознания. Для таких экземпляров физическое воздействие было столь же необходимым средством, как витаминки для дистрофика.
Нормального человеческого языка они не понимали, убивали, грабили и насиловали, не чувствуя ни малейшего угрызения совести – и как с таким можно еще обращаться, если только не языком кулаков и резиновой палки?!
Идя на вынужденные грубые нарушения закона – нанесение задержанным побоев, иногда по делу, а иногда и нет, опера оправдывали свои беззакония кто необходимостью очистки общества от отбросов и извращенцев, а те, кто окончательно превратились системой в такие же отбросы (или уже придя в милицию такими) просто необходимостью раскрытия преступления – и неважно причастен ли пойманный или нет.
Выполняя такую трудную работу, каждый доблестный сотрудник уголовного розыска, любивший денежную наличность, считал исключительно своим правом решать – отпустить кого-то за толику малую, а кого нет, даже если предлагали чемодан с деньгами. Те, кого представители уголовного розыска все же решали предать в крепкие объятия правосудия, «передавался» со всеми сопутствующими документами, собранными операми, в руки следствия, которое по замыслу законодателя должно производить допросы, очные ставки и тому подобные следственные действия.