Трагедия царя Бориса

Пока царевич молился, в душе Бориса Годунова все кипело, он мысленно произнес: «Вот блаженный звонарь! Сейчас будет молиться до тех пор, пока все молитвы не перечитает! А там, у тела отца, его уже ожидают приближенные бояре, для того чтобы митрополит Дионисий зачитал перед всеми завещание».

Сейчас Годунова, прежде всего, интересовал важный для него вопрос: кто же теперь будет управлять государством? Ведь преемников было немало. Это, прежде всего, Нагие, Романовы и Шуйские, и вполне может быть, что государь завещал свой трон одному из них, а не своему сыну. Хотя предварительно уже было известно, что наследником станет царевич Федор Иванович, муж его сестры Ирины Федоровны. Но от Грозного можно было всего ожидать, потому что царь в своих решениях был очень изменчив.

Наконец Федор встал с колен и, грузно шагая, стал спускаться по лестнице. Несмотря на то что ему было еще двадцать семь лет, он был полноват, с кротким, добрым, почти всегда улыбающимся лицом, ястребиным носом и прослыл среди бояр и придворных блаженным, так как любил молиться, часто посещал монастыри.

В палате, где уже лежал покойный Иван Васильевич, прибранный придворными по чину, как полагается быть царской особе, горели зажженные свечи, сильно пахло ладаном, священнослужители читали молитвы. Федор заплакал навзрыд. Он нетвердой походкой подошел к отцу, упал перед ним на колени, долго молился, затем встал, поцеловал его в лоб и направился в кабинет отца, за ним последовали приближенные бояре, придворные и патриарх.

Федор Иванович сел в кресло своего отца и приготовился выслушать оглашение завещания, которое должен сделать митрополит.

Бояре и придворные расселись по лавкам, расположенные вдоль стен. Всем было интересно, кому же все-таки Грозный завещал свой трон.

Митрополит медленно развернул свиток и, не торопясь, стал его читать.

Завещание было коротким, из него следовало, что наследником царского престола становится царевич Федор Иванович, а его младший брат Дмитрий наделяется уделом, городом Углич. Кроме того, в помощь Федору в управлении Россией Грозный назначал опытных придворных: дядю царевича Никиту Романовича Захарьина-Юрьева, князя Ивана Федоровича Мстиславского, князя Ивана Петровича Шуйского, Богдана Яковлевича Бельского и Бориса Федоровича Годунова, чтобы они помогли еще неопытному царю Федору править благочестиво, с любовью и милостью к народу, избегать войн с христианскими государствами. Кроме того, он завещал уменьшить с людей налоги и освободить пленных и заключенных.

Выслушав завещание, которое объявил митрополит, Федор Иванович встал, перекрестился на образа, подошел к Дионисию, поцеловал ему руку, молвил:

– Благослови меня, отец Дионисий, на царствование всея Руси!

Митрополит перекрестил будущего царя, дал поцеловать Федору серебряный крест, сказал:

– Благословляю тебя, раб Божий Федор, на царство над всей Россией, и правь ей так, как завещал тебе твой отец и наш царь Иван Васильевич.

Царевич поцеловал руку митрополиту, вернулся на свое место и, приветливо всем улыбаясь, ласково произнес небольшую речь:

– Принимая престол Русского царя, я надеюсь, что люди, которые назначены мне в помощники батюшкой, будут для меня опорой в нелегком деле управления нашим государством, и посему назначаю своего шурина Бориса Федоровича конюшим и моим слугой, главным управляющим в решении всех малых тяжебных дел в моей земле.

Царь Федор снял со своей шеи золотую цепь, подошел к Годунову и воздел на него со словами:

– Снимаю со своей шеи часть своих дел на твою и бремя правления, как внутреннее, так и внешнее, но чтобы без моего ведома и воли ничего не делал и не решал, потому как я царь всея Руси Великой.

* * *

После оглашения завещания Ивана Грозного митрополитом и державной речи наследника Федора Ивановича не все бояре и приближенные дворяне были довольны происходящим. Особенно расстроился боярин Никита Романович, дядя царя, который предполагал, что главная роль при будущем царском дворе будет принадлежать ему. Его даже покоробило, когда царь Федор надел свою золотую цепь на шею Годунова, тем самым показывая всем, что главная роль при дворе будет принадлежать новоиспеченному боярину и конюшему. Он даже предположить не мог, что царь назначит управляющим и помощником своего шурина.

Никита Романович, добродушный и душевный человек, чуть полноватый, но тем не менее деятельный, был приближенным царя Ивана Васильевича, хотя получил нарекания и даже попадал в немилость Грозного за Шведский поход, который проиграл, но вновь выслужился и участвовал в управлении государством Российским.

Никита Романович, будучи человеком не злобным и не мстительным, немного поразмыслив, решил для себя: «Да пусть властолюбивый Борис потешит себя, а я как был Федору дядей, так и останусь, и ко мне молодой царь, конечно, будет прислушиваться. Уж я-то постараюсь!»

Когда царь Федор произнес вступительную речь, тут же произошел раскол между советом, назначенным Грозным, как будто между ними пробежала черная кошка.

Никита Романович, Борис Годунов и думные дьяки братья Щелкаловы остались около царя. А князья Мстиславский, Воротынский, Головины, Колычевы и Шуйские, недобро поглядывая на своих конкурентов, перешептываясь между собой, вышли из кабинета царя.

Первым с возмущением заговорил Иван Петрович Шуйский:

– Вон оно как вышло: мы, Шуйские, прямые наследники престола по роду Рюриковичей, не только обойдены завещанием царя Ивана Васильевича, но, мало того, при всех унижены. От непредсказуемого царя Ивана можно было все ожидать, но то, что он завещает свой престол блаженному Федору, который только и может, что звонить на колокольне, да целыми днями Богу молиться?! А кто править государством будет?

– Дык кто?! Блаженный звонарь, – поддакнул Воротынский.

– Не скажите, бояре! Федор не так прост, как на первый взгляд кажется, да и жена у него неглупая, и шурин спит и видит, как он захватит повсюду власть, – возразил боярин Головин.

– Ведь это ж надо, свою золотую цепь снял, надел на Годунова и тут же сделал его боярином и управителем Российского государства! Как будто кроме Бориса некому позаботиться о государственных делах. Какой-то выскочка без роду без племени – и ему вся власть! – продолжал возмущаться Шуйский.

– Ну а что ты хотел, Иван Петрович, теперь его сестра будет царицей, а для этого конюшего будут все двери открыты.

– А это мы еще посмотрим. Эх, зря царь Федор Иванович так положился на этого цареубийцу. Он об этом еще не раз пожалеет, да только поздно будет. Ведь не зря говорят, что они с Бельским отравили Ивана Грозного.

– А говорят, удушили, – встрял в разговор боярин Мстиславский.

– Говорят-то люди разное, только я уверен, что Ивана Васильевича они действительно уходили, – продолжил Шуйский.

– Но в этом случае едва ли он будет вредить своей сестре. Какой ему резон? – сказал Головин.

– Да кто его знает, что там у него на уме?! Только я думаю, что Борис Годунов ради власти может пойти на все, – возразил Шуйский.

– Все это, бояре, разговоры и слова, да только что мы будем делать?! Как нам быть-то теперь? – разочарованно произнес Воротынский.

Надо что-то делать… – произнес Головин.

– Я думаю, что пока ничего не надо делать, а понаблюдать надобно. Жить, как прежде жили, и пока в споры и борьбу с Годуновым и его приспешниками не вступать. Ждать. А там жизнь покажет, что надо делать. Еще венчания царя на престол не было. И будьте осторожны. Годунов если заподозрит что-то, со свету сживет.

* * *

31 мая 1584 года в Успенском соборе Московского Кремля Федор Иванович короновался на царство Российское. Он блаженно улыбался. Торжественная церемония ему нравилось. Но слабому здоровьем Федору было трудно держать на голове украшенную драгоценными камнями тяжелую шапку Мономаха, да еще держать в руках тяжелую золотую державу. Обливаясь потом, Федор снял шапку Мономаха, дал подержать стоящему рядом боярину Мстиславскому, а державу – Борису Годунову.

Присутствующие на коронации бояре и дворяне это заметили, и по залу прошел возмущенный говор. Боярин Никита Романович, родной дядя царя, зашептал ему на ухо:

– Что ж ты делаешь, Федор Иванович?! Разве можно при коронации вручать шапку Мономаха и державу в чужие руки?! Это плохая примета.

– Больше не могу держать эту тяжесть. Мне стало что-то дурно, если я еще подержу, то упаду в обморок.

Но дядя царя немедленно повелел водрузить на место все царские атрибуты, затем шепнул на ухо Федору:

– Терпи, Федор Иванович, ты принимаешь на себя царство, сейчас на тебя смотрит весь православный люд.

Наконец митрополит стал читать книгу с увещеваниями царю творить в своем государстве истинное правосудие, мирно владеть венцом его предков. Затем митрополит благословил царя Федора на царствование и наложил на него крест.

Царь после краткой речи с обещаниями о своем справедливом царствовании для благоденствия народа и процветания России допустил каждого поцеловать его руку. Коронация закончилась преподношением богатых даров царю с пожеланиями долгой ему жизни и счастья в его царствовании.

Празднование по случаю коронации царя Федора продолжалось две недели и закончилось пальбой из пушек. Двадцать тысяч стрельцов, разодетых в бархат, салютовали из своих пищалей в честь нового помазанника Божьего, царя Федора Ивановича.

3

Окончательно утомленный от всех последних событий и различных душевных переживаний Борис Годунов, немного откушав приготовленные слугами блюда, отодвинул еду от себя, задумался, а подумать было о чем. Его сильно беспокоили бояре Романовы, Шуйские и Нагие. Он прекрасно понимал, что борьба за власть с ними еще предстоит, возможно, не на жизнь, а на смерть. Он знал, что они так просто, без боя, не уступят ему место у трона царя, хотя царь Федор ему родственник. Осбенно большое влияние на помазанника Божьего оказывал и будет оказывать его дядя Никита Романович Юрьев-Захарьин.

Годунов стал рассуждать, разговаривая сам с собой:

– Трудная у меня будет, наверно, жизнь – роль управителя при царском дворе. Не сдадутся мои противники просто так.