Неизвестные солдаты, кн.1, 2

Дело принимало нешуточный оборот. Фокин поспешил укрыться за чужими спинами. Вокруг бабки росла толпа.

Сашка, посмеиваясь, отошел подальше. На паперти увидел Игоря, сидевшего возле ящика с кроликом.

– А Витька где?

– Ну вас к черту обоих, – обозлился Булгаков. – Я что, нанялся этот зверинец стеречь? Торчу тут один, как дурак.

Сашка занялся, наконец, делом. На все лады расхваливал свою крольчиху, кричал, что она пять раз в год приносит по десять крольчат. Но агитация не имела успеха. Покупателей нашлось много, а вот меняться никто не хотел.

Продав крольчиху вместе с ящиком, двинулись на поиски Виктора. Игорь сразу направился к возу с редиской. И не ошибся. Дьяконский стоял возле девушки, говорил что-то, похлопывая рукой по спине лошади. Василиса смеялась и отрицательно качала головой.

– Эге-ге! – Фокин сдвинул на затылок кепку. – Стена! Кремень! Суворов баб не любил, поэтому сражения выигрывал. Чьи это слова?

– Витькины.

– Ну вот, – крутнул головой Сашка. – Можешь записать: полководец Дьяконский погиб в конце июня тысяча девятьсот сорокового года, не одержав ни одной победы.

– Одну-то, пожалуй, одержит.

Они уселись неподалеку от телеги, прислонились к коновязи. Теперь им видны были только ноги Виктора и Василисы. Дьяконский стоял спокойно, его матерчатые тапочки будто приклеились к земле. Складки серых брюк почти касались широкого подола с синими васильками. Зато ноги девушки все время двигались. Она то притопывала пяткой, то делала маленький шажок.

– Идиллия! – буркнул Игорь.

– Чудак Витька, – ответил Фокин. – Вот так всю жизнь чудит. Мало ему девчат в городе? Сонька Соломонова глаза на него пучит, чуть не вывалятся… На роялях играет. Красивая, и вообще…

– Одностороннее тяготение, Саша. Этого, брат, недостаточно. Тут взаимное влечение должно быть.

– Это конечно, – согласился Фокин. – Без влечения в таком деле ни хрена не получится. По себе знаю…

Базар расходился, народу стало меньше. Мужики запрягали лошадей.

Дьяконский попрощался, наконец, с девушкой, зашагал к церкви. Игорь и Сашка нагнали его в конце площади.

– Вы тут еще? – удивился он. – Где же вы были?

– Так гуляли, – неопределенно протянул Фокин. – Ходили и рассуждали о кроликах да о васильках.

– Вот навязались пинкертоны на мою голову! – усмехнулся Виктор. – Ну, а теперь куда двинем?

– Теперь купаться. Ровнять грешное тело с невинной душой.

В киоске на углу улицы Дьяконский купил газету. Быстро просмотрел четвертую страницу, бегом догнал ребят.

– Свежая? – спросил Игорь. – Какие новости?

– Немецкие танки вышли к линии Мажино.

– Погоди, как это вышли? Ведь Мажино на франко-германской границе, а немцы уже Париж взяли.

– С запада вышли, понимаешь, с той стороны. Они и не штурмовали в лоб эту линию. Ты понимаешь, как они начали наступление? – Виктор сел на своего любимого конька. О военных делах он мог говорить без устали. – Ведь они нанесли удар севернее, где их не ждали. Генерал Гудериан собрал огромный танковый кулак, прорвался через Бельгию до самого моря и повернул на юг.

– Значит, Франции конец?

– Хватит вам, ребята – вмешался Фокин. – Надоело. И по радио и в газетах одно и то же: Германия – война, война – Германия!

– Синонимы, Саша, – засмеялся Дьяконский.

– Чихал я на эти синонимы. Ты скажи лучше, фамилию-то ее знаешь?

– Гм… Светлова ее фамилия.

– Правильно. А отец ее в стояловском колхозе пасечник.

– Слушайте, черти, откуда вам все известно?

– Глаза даны человеку для того, чтобы видеть, уши – для того, чтобы слышать, – торжественно сообщил Игорь.

– Эх, жизнь! – весело выкрикнул Сашка, семенивший последним. – Люблю лето. Купайся, с девчонками в лес ходи. А теперь скоро грибы начнутся. Отпуск возьму…

Дьяконский промолчал, думая о своем. Вычитанная в газете фамилия Гудериана ничего не значила для ребят. Для них это был пустой звук. А Виктору она напоминала многое. Впервые он услышал о Гудериане лет пять назад. В то время отец Виктора, комдив Дьяконский, был еще жив и преподавал в военной академии. Как-то вечером он готовился дома к тактической игре. На полу кабинета была расстелена большая карта, и он, сняв сапоги, ползал по ней, вооруженный блокнотом, цветными карандашами и циркулем.

Для отца это было любимым делом, а для Виктора в ту пору – любимым развлечением. Отец рассуждал вслух, и, когда он говорил, карта будто оживала, Виктор различал на ней проселки и асфальтированные дороги, лесистые высоты и обрывистые берега; синие стрелки превращались в дзоты и пулеметные гнезда, кружочки – в артиллерийские позиции, линии точек – в минные поля.

В тот раз отец разбирал тему: прорыв заранее подготовленной обороны противника на границе Восточной Пруссии в районе Гумбиннена.

Виктор ползал по карте вслед за отцом, подавая ему цветные карандаши и записывая в блокнот цифры. Отец рассчитал, какую артиллерийскую подготовку требуется произвести, чтобы подавить огневые точки. Потом он спросил, на сколько сможет за день продвинуться пехота с танками, войдя в прорыв. Такие вопросы задавались обычно полушутя, но комдив Дьяконский сердился на сына, если тот отвечал наобум, не подумав.

– В первый день возьмем Гумбиннен, – сказал тогда Виктор. – Его надо поскорей взять. Тут ведь несколько дорог сходятся, значит, город важный.

– Тридцать километров, – приставил циркуль отец. – Не слишком ли далеко?

– Нет, папа, на танках можно быстро проехать.

– Ты рассуждаешь, как некоторые мои слушатели. Не из лучших, – усмехнулся отец. – Есть у нас такие, что любого противника шапками закидают. Дорога тут хорошая, с твердым покрытием, это верно. Но ведь танки-то не на экскурсию отправятся. Противник будет воздействовать авиацией, будет контратаковать бронетанковыми силами.

– А ты сам говорил, что у немцев танков мало.

– Ладно, – снова усмехнулся комдив. – Если ты хочешь, будем подразумевать под словом «противник» именно немцев. Да, сегодня танков у них еще недостаточно. Однако завтра их может быть очень много. У них сейчас лозунг: «Пушки вместо масла!»

Отец поднялся, взял с письменного стола газету и протянул Виктору.

– Посмотри.

Газета была берлинская. Середину первой страницы занимал большой снимок, на котором улыбающийся Адольф Гитлер пожимал руку генералу в высокой фуражке. Генерал тоже улыбался, но худое, аскетическое лицо его все равно оставалось недовольным. Виктору особенно запомнились его тонкие, плотно сжатые губы. Виктор подумал тогда, что такие губы могут быть только у злого человека. За спиной генерала, на втором плане, смутно вырисовывались контуры громоздких черных машин.

– О нем мы с тобой еще услышим, сынок, – сказал комдив Дьяконский, тоже смотревший на снимок.

– А кто это?