Неизвестные солдаты кн.3, 4

– А мы? – тихо спросила она, и столько укора звучало в ее голосе, что Матвей выпустил повод.

– Раненые при вас…

– С ними мужчины. А нам нельзя! Нельзя! Ведь там – немцы! – закричала она.

– Сколько вас?

– Двенадцать.

Горбушин колебался. Искать плавсредства бесполезно, по берегу бродят тысячи людей. Рискнуть по прямой дороге в город? Там есть надежда попасть на катер или на тральщик.

– Добро, – сказал он. – Пошли!

Они послушно двинулись за старшим лейтенантом. Поднялись по крутому откосу и километров пять шагали по пустынной дороге, огибая воронки и разбитые автомашины. Слева и впереди били пушки, но за последние дни все так привыкли к стрельбе, что никто не обращал на это внимания. Навстречу медленно ехала грузовая машина. Горбушин бросился к ней, выхватив пистолет, рванул дверцу. Шофер затормозил. Голова его была запеленута бинтами, виднелись лишь рот и глаза.

– Куда едешь?

– Не жнаю, – прошамкал водитель. – Вшех побило, меня тоже побило.

– Сажаем девушек – и в город! – распорядился Матвей.

– Мне вше равно, – покорно согласился шофер. – Вше равно конец нам пришел!

– Не ной! Поживем еще!

Водитель находился в состоянии такой апатии, что Матвей решил сесть рядом с ним. Было уже темно, когда они добрались до холмов. Ехали медленно, и, пожалуй, только это спасло их. Шофер вдруг остановил машину и сказал равнодушно:

– Видишь танки немецкие?

Грузовик стоял на склоне холма, а метрах в ста ниже ползли по ровному полю черные тяжелые машины. Танкисты не заметили грузовик, подъехавший сзади. Немцы изредка стреляли, озаряя степь вспышками. И по танкам тоже стреляли, несколько снарядов разорвалось возле них.

Будь Матвей один, он не рискнул бы еще раз искушать судьбу. Рванул бы к морю, снял баллон и поминай как звали! Но девчонки! Ведь у машины всего шесть баллонов!

– Вправо! – скомандовал он шоферу. – Давай вправо и гони по степи!

– Вше равно бешполезно, – сказал шофер и погнал машину по ухабам с такой скоростью, что Матвея мотало в кабине, как на торпедном катере во время шторма. Их обстреливали, освещали ракетами, но шофер не остановился, пока грузовик не ворвался в город и не уперся в какие-то горящие развалины. К машине бросились красноармейцы. Горбушин вылез из кабины покачиваясь. Из кузова выпрыгивали девушки. И когда все были уже на земле, а Матвей помогал выйти шоферу, одна из девушек тихо ойкнула и упала, цепляясь за руки подруг. Ее оттащили за угол, все сыпанули в сторону от освещенного места.

На девушке разорвали гимнастерку, обнажили до пояса. У нее были узкие плечи и острые ключицы. Пуля вошла под лопатку и вышла пониже соска, оставив чуть заметное, почти не кровоточащее отверстие.

Умерла она сразу. Высокая девушка с треугольниками старшины на петлицах хотела нести ее с собой, но Матвей сказал: «Не нужно». Наскоро углубил лопатой воронку, завернул убитую в плащ-палатку и присыпал землей… Потом он шагал к бухте, пробирался среди развалин, а в руках не пропадало ощущение легкого и гибкого тела, и он почему-то жалел, что не разглядел и не запомнил ее лица. Им овладела тоска, незнакомое ему чувство, которое не испытывал при виде убитых мужчин. Перед глазами стояли хрупкие слабенькие ключицы и темная ранка на белой коже. Ей, наверно, всего-то лет девятнадцать…

Он повел девушек в порт. Чем ближе к бухте, тем больше людей встречалось им. Некоторые подразделения шли навстречу, к окраине, где гремел бой, но еще больше было мелких групп и одиночек, которые брели от окраин к порту. То в одном, то в другом месте рвались снаряды, но несмотря на это много красноармейцев спало на улицах и на пустырях.

У причалов не было ни одного судна. Матвей понял, что катера, сейнеры и боты не подходят сюда, боясь, что на них хлынет толпа. В дежурке насмерть замученный и охрипший капитан-лейтенант из штаба базы сказал, что штаб базы перебирается на Тамань, что организовать эвакуацию пехоты не удается, так как немцы на окраине и бухта уже под обстрелом. Плавсредства будут подходить к мысу севернее города и перевозить раненых на Чушку. Там, на мысу большое скопление людей и машин.

– Везде большое, – ответил Горбушин. – Вы-то сами как? Зимовать здесь останетесь?

– На рейде стоят два тральщика. Возим командный состав шлюпками, с той стороны, от маяка.

– Со мной одиннадцать девушек, – сказал Матвей. – И один раненый.

– Там и без вас много, – покачал головой капитан-лейтенант. – Попробуй, если сумеешь.

Матвей расспросил, куда подходят шлюпки, и повел свою команду. На пути к маяку им встретилось оцепление. Краснофлотцы с автоматами сдерживали натиск толпы, но, увидев старшего лейтенанта, расступились и пропустили тех, кто с ним.

За оцеплением народа было меньше, но когда появилась из темноты шлюпка, навстречу ей бросились в воду десятки людей. Краснофлотцы отталкивали их веслами.

– Полундра! – властно крикнул Горбушин. – Товарищи, выгребайте ко мне!

Шлюпка развернулась в сторону моря и, описав полукруг, приблизилась снова.

– Внимание! Старший здесь я! – скомандовал Матвей. – Всем вернуться на берег! Соблюдать порядок, или шлюпка уйдет обратно!

Это подействовало. Люди вылезли из воды, появилось даже какое-то подобие очереди.

Шестивесельный ял ткнулся носом возле Горбушина. Гребцы сидели, не убирая весел. Из темноты показалась другая шлюпка.

Двумя рейсами Матвей отправил несколько раненых полковников, шофера и всех медичек. Высокая девушка, прощаясь, хотела сказать что-то, но он подтолкнул ее:

– Скорей! Не задерживайте!

– Весла-а-а! – протяжно пропели в шлюпке. – На воду!

Матвей оттолкнул нос яла. А когда шлюпка скрылась, вызвал из оцепления мичмана и поставил его вместо себя наводить порядок.

По изрытой воронками улице шел быстро, срываясь на бег. Эти тральщики – последняя надежда, надо успеть. В свою пещеру ввалился запыхавшийся, мокрый от пота. Остановился, пораженный спокойствием и тишиной, от которых отвык за последние дни. В комнате было светло и уютно. Ярко горела керосиновая лампа. На кровати под белой простыней лежал Максимилиан Авдеевич и читал книгу.

– Немцы в городе! – с порога сказан Матвей.

– Знаю-с, – ответил Квасников. – Между прочим, я много слышал о благородстве моряков, но не думал, что это так глубоко…

– О чем вы! – перебил Горбушин.

– Спасибо, что забежали.

– Я за вами, – сказал Матвей. – Еще есть возможность.

– Нет-с… Я очень благодарен вам, – произнес Квасников, с трудом садясь на кровати. – Дайте мне вашу руку.

Пожатие у него получилось слабым, пальцы были вялыми и холодными.

– Моя песенка спета, – негромко сказал он. – Жил на пределе, и вот финиш. Доконали жара и нервы. Аневризма-с, ничего не поделаешь! Спасибо за ваш порыв, но я, если и дойду, то только до двери.

– Немцы на окраине, – повторил Горбушин.

– Да-с. Я отпустил шофера, может, он доберется. А у меня есть все: вино, таблетки, жареная рыба, пистолет и две гранаты. Я запру дверь и попробую пострелять.

– Ну, хватит! – Матвей взял со стула брюки и гимнастерку интенданта. – Одевайтесь немедленно, или я поволоку вас в одном белье! В нашем распоряжении час. Уезжайте в свой Куйбышев и хныкайте там под крылышком любимой жены, а мне некогда!