Лысоватый трактирщик выпрямился, расправил полотенце на руке:
– Тушеный батат. Отварная фасоль. Запеченная индейка. Рагу из свинины. Папая – сырая и тушеная…
Бахрей прищурил глаз и задумчиво посмотрел на брата Зигана:
– Вы, уважаемый, что будете?
– Что и вы.
– Тогда, – приосанился торговец, обращаясь к трактирщику, – неси, братец, индейку и батат… и фасоль положить не забудь.
Вскоре серебряное блюдо с подрумяненным боком индейки стояло на столе, источая ароматы пряностей. Вокруг нее лежали желтоватые клубни батата, горка белой фасоли и кусочки авокадо. Довершали соблазнительную композицию веточки петрушки и укропа.
– На закуску могу предложить дыню, – проговорил трактирщик.
– Дыня?! Это хорошо, – Бахрей обвел взглядом товарищей. – Как насчет дыни?
Никто не возражал. Тогда торговец улыбнулся замершему в ожидании трактирщику и махнул рукой:
– Неси дыню!
Плотно пообедав, путники прошли к бассейну. Там были расстелены циновки. Друзья улеглись на них.
Хорошо было слушать журчание воды, падающей из каменного желоба, и ни о чем не думать. Легкая дрема окутала Томаса. Он снова очутился в Арьяне на рыночной площади. Его поразила ее безлюдность.
Вдруг Томас заметил у казарм человека. Он шел к нему. Когда человек достаточно приблизился, юноша узнал своего наставника Вандера. Радужные облачка в медленном вихре кружили вокруг него. Постепенно они стали выстраиваться в прямую линию и устремились к Томасу.
Тут поднялся ветер, фигура наставника под его напором замерла, радужные пятна скомкало и стало относить в сторону. Томас догадался, что это были мысли, предназначенные ему, но они до него так и не долетели.
Сзади раздался скрежет, напоминавший старческий смех. Томас оглянулся: сизые клубы тумана заслонили пеленой городскую стену с воротами. Клубы медленно перемещались относительно друг друга, образуя то темные пещеры, то белесые выступы. Постепенно пятна сложились в гигантское лицо старика с крючковатым носом. Старик напоминал мастера Сороса. Он с сарказмом улыбался и дул, складывая губы трубочкой. От этого поднимался ветер на рыночной площади и не давал Вандеру приблизиться к Томасу.
Неожиданно старик перестал дуть, покосился на юного мага и произнес голосом Бахрея:
– Пора вставать!
Томас почувствовал, что его трясут за плечо. Он открыл глаза.
– Ну вот, проснулся! Думали, до вечера так проспишь, – доносился приятный баритон друга.
Томас прислушался к своему телу: прежней усталости, вызванной долгим переходом, не было. Он потянулся и сел:
– Который час?
– Уже четверть пятого, – ответил торговец. – Пора в дорогу!
– В дорогу так в дорогу. Не отставайте! – весело проговорил Томас и устремился к воротам.
– Не так быстро! – окликнул его брат Зиган.
– Я не быстро. Догоняйте!
К восьми часам вечера друзья добрались до очередного придорожного трактира. На быстро темнеющем небе еще догорал закат, а на востоке уже одна за другой разгорались далекие звезды. Кроны деревьев и кустарников теряли очертания и наполнялись таинственностью, в их глубине вспыхивали языки пламени – это на площадках, предназначенных для отдыха, загорались костры. Оттуда доносился приглушенный разговор.
На увитой плющом веранде прислуга зажигала фонари. Яркое пламя в медных сосудах вздрагивало и потрескивало, бросая мимолетные тени на сидящих за столами путников. Они ужинали. Рыжеватый трактирщик, уперев руки в бока, стоял в проеме дверей и наблюдал за происходящим на веранде. Время от времени к нему подходили помощники, он отдавал им распоряжения, посылая то в сад, то к освободившимся столам убирать посуду.
Поднявшись на террасу, наши пешеходы сели за свободный стол и заказали нехитрый ужин: маисовые лепешки, козий сыр и мате.
Пока ждали заказ, Томас и Бахрей с откровенно скучающим видом рассматривали помещение. На побеленных мелом стенах чуть ниже фонарей висели разрисованные циновки.
К брату Зигану подошел постоялец и, наклонившись, что-то ему тихо сказал. Служитель кивнул. Постоялец, вдруг просветлев лицом, благодарно склонил перед ним голову и ушел.
Бахрей вопросительно взглянул на Зигана. Тот пояснил:
– У этого человека заболела дочь. Он просил меня прийти, поэтому ужинайте без меня. Я перекушу потом.
Бахрей и Томас, наскоро перекусив, сняли комнату для ночлега, не забыв предупредить трактирщика относительно своего провожатого, и по скрипучей лестнице поднялись на второй этаж.
Комната, предоставленная для ночлега, была просторной. Три лежака вдоль стен, в центре стол с кувшином воды, рядом три глиняные кружки, большой деревянный ящик для вещей да у двери на кронштейне масляный фонарь – вот и все ее убранство.
Бахрей приглушил свет фонаря, прикрыв металлической шторкой оконце, лег на набитый овечьей шерстью тюфяк и сразу же погрузился в забытье. Томас тоже прилег, но сон не шел, и он долго ворочался, прежде чем уснуть. Неясная тревога беспокоила его.
Снился Томасу брат Зиган. Одеяние его было изорвано, провожатый шатался от слабости. Ссадины на лице, груди и бедрах кровоточили.
Зиган приблизился к Томасу и с трудом прошептал:
– Помоги!
От этого шепота Томаса словно ударило плетью, по всему телу пробежала судорога и он проснулся.
Сначала Томас не мог понять, где находится. С противоположной стороны комнаты доносился слабый стон. Юноша повернул голову и встретился взглядом со служителем. Зиган пошевелил губами. Томас скорее понял по движениям губ, чем услышал просьбу подойти.
Томас наклонился над братом Зиганом.
– Меня отравили… Ужасная слабость, – едва шептал тот.
Мысли Томаса пришли в движение, сознание прояснилось. Он вспомнил о вытяжке из болотной травы. «Вандер говорил, что она сильнейший жизнедатель. А если это так…» – Томас бросился к своей одежде, нащупал во внутреннем кармане пузырек с вытяжкой, которую дал ему, провожая в Венцеград, Добемир.
Плеснул в кружку из кувшина немного воды, отсчитал тридцать капель и, поколебавшись, добавил еще тридцать. Влил драгоценную влагу в расслабленные уста служителя, придерживая голову свободной рукой. Сел на ближайшую скамью и стал ждать.
Постепенно мертвенная бледность на щеках брата Зигана исчезла, в глазах цвета спелой сливы затрепетал угасший было огонек.
Провожатый приподнялся на локте:
– Ты мне что дал?
– Вытяжку из болотной травы.
Служитель задумался: