Русь против половцев

Октябрь уже дышал своим особенным хладом. Когда морось нежданно и неотвратимо медленно ползет за воротник, щекоча и пугая долгим расставанием с теплом жилья. Когда густые сумерки осенней ночи несут лишь мерзкий морок да холодную сырость. Когда пляшущий свет факелов во дворе тщетно пытается разогнать плотную сырую мглу. Темень.

Перед выходом на рать князь долго не мог уснуть. С тревогой и возбуждением он ожидал утра. Дело предстояло смертельно опасное: даже в случае удачного исхода многие удалые витязи не вернутся домой.

Странные мысли шевелились у него в мозгу. Думы одолевали его, мучили, беспокоили, отгоняя сон, путались, скакали, мешались в голове, не давая покоя. Глаза были дремотно полузакрыты, но мозг отказывался повиноваться, неутомимо подсовывая вопрос за вопросом. От себя не утаишь, что на сердце, что в душе, что в голове. Нет от себя никаких тайн-секретов. Как ни бесстрашен бывает человек, но он никогда не будет равнодушен к мысли, что, возможно, его ожидает близкая смерть, пусть и славная, среди лязга мечей и свиста стрел.

Вот он едет драться за люд черниговский. Надобно ли то ему? В силу ли? Хотя за разбойное нападение степнякам и отплатить бы не грех, но как? Чем ему остановить чумную орду? «Ноне мало ратных в городе! – ныли некоторые бояре, наводя тоску. – Побьют всех, как обороняться будем? Больно смел ты, князь!»

Сила надобна князю, тем паче желающему стать великим, сила. Без неё никуда. Без силы, земной, телесной, и дух ветшает.

Сейчас он один, наедине сам с собою, его собеседник – лишь свеча, на которой шапкой повис нагар и которой хватает лишь изредка озарить лики святых на иконе.

Эх, где твоя слава, Русь? Где величие твое, Родина? Сможет ли он вернуть добытое предками?

Мысли туго ворочались в голове. Он уснул только под утро, неожиданно крепко, не видя снов! Однако когда острые солнечные лучи заполнили своим светом терем, князь проснулся бодрым, вскочил с постели, упругий, словно распрямившийся лук. Сам, чуя внутреннее ликованье, надел платье, запоясался золотым княжеским поясом, расчесал кудри. Теперь он был готов и в сечу, и в ярость гнева. Утро развеяло светом все его сомненья, наступило время действий. Сейчас он без всяких сомнений и колебаний готов был идти на смерть ради убеждений своих, ради своей земли, ради своего народа, ради своей чести! А померяться силой с пришлыми, которые совсем распустились, ему и самому любо.

Сколько огня, веры, убежденности в победе было в его действиях! И все его ночные сомнения отброшены прочь за ненадобностью и забыты!

Ему подвели верхового коня. Он подошёл упругим шагом, меч при бедре в красных сафьяновых ножнах с блестящими бляхами раскачивался в такт движению, не задерживаясь, вдел ногу в стремя и легко взлетел в седло. Сам епископ, прощаясь, благословил его, как идущего на верную смерть.

Заострив сердце своё мужеством, исполненный ратного духа, повёл Святослав Ярославич свои храбрые полки за землю Русскую.

Оставив за спиной надёжные стены черниговской крепости, он отважно вышел в поле. Князь не стал собирать ополчение, взяв с собой только профессиональных воинов. Сколько сейчас было за его спиной городов, сёл, деревень. И везде молились, чтобы удалось князю отвести беду от их домов и уделов.

Святослав выступил на врага к Сновску. Именно здесь он решил дать половцам решительный бой. Чем дальше продвигалось его войско, тем больше густели половецкие разъезды.

Половецкий хан Сокал, благодаря своей хитростью разгромивший разом всё собранное на Руси войско, даже не мог представить себе, что после такого поспешного бегства кто-то из князей решится в одиночку противостоять ему – победителю. Известие о том, что черниговский князь вывел против него свои полки, его удивило, но не встревожило. Его орда свой численностью значительно превосходила русских, безнаказанность, с которой они больше месяца творили зло, окрыляла, и в свою удачу хан верил бесконечно. Отчего бы не проучить этого дерзкого русского князька, бросившего ему вызов.

Войска сошлись у реки Сновь, под небом цвета олова, слегка подёрнутого осенним туманом. Местность выглядела серой и унылой, будто навечно застыла в печали и тоске.

Невиданная, небывалая дотоле здесь совершилась битва. У черниговского князя было 3000 бойцов, половцев было в четыре раза больше, 12 000, но Святослав не оробел, выстроил полки, готовясь сам атаковать врага.

Сейчас, перед самой битвой, он оглядывает ратный строй своих бойцов, крепкие лица, крутые лбы, сильные руки, решительные глаза, ощущая, как всё быстрее бьётся в нём горячая кровь. Уже грудится дружина верхами, готовая ринуться за своим вождём хоть в самое пекло, хоть к чёрту на рога, уже топочут и ржут от нетерпения гнедые кони, уже алеют густой яркой кровью червлёные щиты.

Бойцы только ждали его слова, и он сказал им: «Лучше погибнуть, нежели всё бесславно потерять!»

И продолжил, негромко роняя слова, но так, что замершие перед битвой бойцы их слышали:

– Пойдёмте в битву! Нам некуда больше деться.

Таким вот негромким, с роздыхом, голосом говорят перед сражением, прежде чем, расправляя широкие плечи уже высоким до самой хрипоты, режущим уши голосом завопить во всё горло: «Бей! Руби». И удариться в горячий галоп, ведя дружину за собой.

Ожёгши плетью коня, князь Святослав пустил его вскачь, доставая из ножен клинок. Следом за ним ринулась в атаку дружина. Туда, где видно скопление врагов, которые, не ожидая такой дерзости от русских, сами неторопливо выстраиваются для атаки.

Словно из ниоткуда выскочили витязи Святослава. Пошли грозой! Рёв сотен глоток сотряс воздух. Набрав разгон, налетела на половцев черниговские витязи, чтобы смять, растоптать, разметать врага одним ударом. Они шли на полчища врагов, чтобы отомстить за родные пепелища, за разор, за слёзы и кровь. Грохотали копыта, облаком нависла пыль. Лавиной катилась дружина. Половцев пугали эти несущиеся на них на полном скаку огромные всадники на тяжёлых косматых животных, злобно сверкавшие глазами, вытащенными из ножен мечами, с нацеленными в их головы острыми копьями.

Минута растянулась в вечность, и вооружённые до зубов княжеские ратники под началом самого князя Святослава врезались в некрепкие вражеские построения, с лёгкостью рассекая их. Навалились витязи всей своей железной мощью на врага. Били и рубили, ломая и разрубая слабые кости, круша позвонки. Сотни половцев погибли, в момент втоптанные в грязь, другие сотни были рассечены на части или искалечены, те, что родились под счастливой звездой, просто повылетали из сёдел наземь. Увидев, что происходит, Сокал задрожал от страха. Такой ярости и отваги ему ещё видеть не доводилось.

Воспитанные в волчьем обычае, половцы не выдержали такого азарта и напора. Прожорливый волк, несмотря на всю присущую ему дерзость, часто легко обращается в бегство, едва лишь мелькнёт что-то пугающее, или столкнувшись с мужественным сопротивлением. Он озирается, всё ещё скаля зубы, но уже ищет, ищет пути отхода и бежит. Бежит без оглядки. Таковы были и страшные свирепые половцы.

Хан Сокал первым обратился в бегство, да не успел. Как говорит В.Н. Татищев, «князя их Сокала и других многих князей побил и пленил».

Святослав в пух и прах разнёс врагов Отечества. И не было никому пощады. Одни были побиты, другие потонули в холодных водах реки Сновь, куда их загнали русские витязи, а князя их «русские взяли руками». Увёз его Святослав Ярославич к себе пленником в Чернигов, с той поры больше никто не слышал ничего о половецком хане Сокале. Скорее всего там ему и конец пришёл. Святослав с противниками не особо церемонился.