Полет на войну. Рассказ офицера морской пехоты

Последние вылетевшие из Оленегорска самолёты по погодным условиям Моздок принять в этот день не смог. Двум бортам предстояло провести ночь на военном аэродроме Миллерово, что в Ростовской области. Утром командование местного соединения организовало для нас очень хороший завтрак в местной солдатской столовой. Завтрак был очень хорошим, работники столовой понимали, куда мы летим и были очень приветливыми. Бойцы вспоминали, что на выходе со столовой стоял сержант, внешне похожий на выходца из республик Северного Кавказа. Он стоял с лотком, на котором были разложены буханки хлеба. Выходящим из столовой нашим матросам этот сержант буквально совал по буханке в руки. Кстати, его земляков из числа военнослужащих срочной службы в нашем батальоне не было. Перед отправкой батальона в Чечню всех призывников из северокавказских республик стали переводить в другие подразделения бригады. И вот после завтрака мы полетели в Моздок. Час полёта, и наш Ил-76 уже садится в прифронтовом северо-осетинском городе. Видимость плохая, над взлётной полосой сплошной туман. Но что какой-то туман для военных лётчиков – произвели посадку борта в сложных погодных условиях без особых проблем. Самолёт подъехал к месту стоянки, заглушил двигатели. Открылась рампа самолёта, все стали через неё выгружаться на взлётную полосу. Уже там, на бетонке аэродрома, перед нашим глазам открылась завораживающе-страшная картина: большое количество разного автомобильного транспорта, гудящие самолёты и вертолёты, суетящиеся люди. На взлётную полосу садятся и вновь взлетают «вертушки», штурмовики, прочие транспортные борта. Из вертолётов выносят раненых – они все грязные, в окровавленных бинтах, многие стонут, есть люди без сознания. Один из военнослужащих, с перевязанной головой, проходя мимо нас, на все наши вопрошающие взгляды просто то ли сказал, то ли прошипел: «Там жопа…» – и побрёл дальше к санитарной машине. После выгрузки раненых начинают выносить трупы; трупов много, и они ещё не обвёрнуты в специальные фольгированные пакеты; тела погибших грязные, у многих разорвано обмундирование. Много трупов с оторванными конечностями. Всё это зрелище было много страшнее даже самых жестоких фильмов про войну. Мы все были шокированы той обстановкой, что царила тут, – и сам аэродром, и прилегающие к нему окрестности были похожи на конвейер: вертолёты привозят из Грозного убитых и раненых, быстро загружаются под завязку свежими бойцами и улетают обратно. И так без остановки, весь световой день.

Этот страшный конвейер работал бесперебойно, а вот что касается людей, которые управляли им, то складывалось такое впечатление, что они не совсем соответствовали неким регламентам и нормам этого механизма, работавшего очень чётко. Всё выглядело очень плохо организованным процессом со стороны принимающего прибывающих военнослужащих командования.

Несколько раз к нам подходили какие-то незнакомые старшие офицеры, интересовались, откуда мы, и сообщали нам взаимоисключающую информацию о будущем нашего подразделения: то нас завтра вывозят в центр Грозного, то колонной куда-то перебрасывают за город, то резервом стоим в Моздоке. Я часто ловил на себе взгляды растерянных подчинённых бойцов.

– Что, матрос? – интересно, какой взгляд был у меня?

Видавший виды наш «афганец» Володя Ульянин отводил глаза, лишь один раз произнёс он: «Ну, мы попали…» Это день, день нашего прибытия, был действительно одним из самых сложных для психики моментов этой компании….

Расположившись, на прилегающей к аэродрому территории, мы узнали, что наша первая рота сразу же по прибытию была отправлена в Грозный, а нас туда отправят, скорее всего, завтра. Весь день мы довооружались. Нам выдали подствольные гранатомёты (я, офицер, увидел эту штуку впервые в жизни), распаковывали ящики с патронами и гранатами. Ночёвку организовали в учебном корпусе одной из местных воинских частей. Я был назначен в ночь дежурить около своих боеприпасов и амуниции. Мы всю ночь продежурили у небольшого костра с прапорщиком Виктором Ровенским, он был старшиной первой роты моего родного первого батальона, и его прикомандировали так же старшиной во вторую роту ДШБ. Мы с Витей о чём-то всю ночь проговорили; ему, как и всем нам, тоже было не по себе, хотя Ровенский, как и наш Ульянин, также имел боевой опыт Афганистана.

Сергей Корнеев, Юрий Бурылов, Александр Шишлянников

Очень хорошо помню ту ночь: над нами чистое звёздное небо, и в сторону Чечни оно из тёмного перекрашивалось в багровый, мерцающий всполохами цвет.

О прапорщиках нашей бригады хочется сказать отдельные слова. Для офицеров они были настоящими наставниками, помощниками, братьями, но никто из них никогда не допускал панибратства, фамильярностей. Для простых бойцов эти люди были не просто командирами, а часто самыми близкими людьми. Командиры взводов, старшины, технари – они всегда были со своим личным составом. И уже тогда имена и фамилии прапорщиков – Грицай, Замышляк, Елькин, Ковалёв, Багрянцев, Корнеев, Елхов и других товарищей – произносились военнослужащими и жителями нашего городка как имена былинных богатырей из русских сказаний.

А потом в пять утра был подъём и быстрая погрузка в КамАЗы. Всё проходило в суете и спешке, многие не успели даже загрузить все тюки с вещевым имуществом. Наша миномётная батарея благодаря стараниям командира батареи и старшины всё, что было положено, загрузила полностью. В дальнейшем у нас всегда было «на прозапас» некоторое количество обмундирования. А дальше, после погрузки, предстоял автомобильный марш-бросок в Грозный.

Дорога заняла три-четыре часа. Нашим глазам тут и там открывались последствия недавних боевых действий: упавший подбитый вертолёт, сгоревшие танки, много убитых домашних животных. В населённых пунктах к дороге выходили жители и без эмоций наблюдали за нами.

Это первое свидание с войной полностью прогоняло мой сон, виды из окна автомобиля держали организм в состоянии постоянного напряжения. Я сидел в кабине с Валерой Костериным, мы ехали, смотрели по сторонам, просто ехали и молчали.

Уже на подъезде к Грозному стала слышна непрерывная орудийная канонада, над нами на низкой высоте часто пролетали боевые вертолёты Ми-24. Наша колонна прибыла в аэропорт Северный города Грозный в планируемое время, без задержек. На календаре было 10 января 1995 года.

В аэропорте Северный батальон временно расположили в здании аэровокзала. Сам аэровокзал неплохо сохранился после удачно проведённой боевой операции по его взятию братьями-десантниками. Ну да, конечно, были разбиты все стекла на окнах и в отдельных местах здания зияли дыры-пробоины от крупнокалиберных снарядов, но в целом тут можно было находится. В этом здании некоторое время нам предстояло быть и ждать команды на выход в город, то есть на войну. Обшарившие все помещения бойцы где-то нашли переходящее красное знамя Ленинского РК ВЛКСМ г. Грозного и водрузили его над аэропортом. А ещё все с большим интересом разглядывали лётное поле, то место, где складировались остатки разбитой дудаевской авиации. Нам рассказывали, что боевики собрались на этих самолётах совершать налёты на соседние регионы.

Моему подразделению предстояло провести тут два дня. Постепенно все убывали в город для выполнения боевых задач. Мы выходили оттуда в город последними – 12 января. Другие подразделения бригады уже вовсю воевали, несли потери. Усталость от путешествия, первый стресс сделали свое дело – наш страх от трагических известий о первых потерях, куда-то пропал, все мы уже сами стремились, ждали момента, как нам дадут команду попасть туда.

Я хорошо помню, как уходили подразделения батальона, как брали по минимуму продовольствия и прочий бытовой скарб, а побольше старались набрать боеприпасов; как старший лейтенант Владислав Неказаченко, прикреплённый к штабу, взволнованно рассказывал об очень больших потерях в наших подразделениях, и каждая встреча с ним приносила новые трагические сведения о судьбах наших товарищей. Помню, как капитан Виктор Вдовкин, наш заместитель начальника штаба батальона, уже вовсю воевавший и приезжавший из города, делился появившимся опытом по зачисткам домов и подвалов. В аэропорт привезли пленных боевиков. Особого впечатления эти «новые моджахеды» на нас не произвели: обыкновенные люди с небритыми лицами и чаще испуганными, нежели воинственными, взглядами.

Аэропорт Северный города Грозный (фотограф неизвестен)

Ещё вспоминается, как к нам, сидящим у костра и слушающим сообщения из радиоприёмника, подошёл генерал Топоров (со временем многое забывается, и за точность фамилии не ручаюсь), он сам представился, из Министерства обороны, спросил, откуда мы, и с какими-то грустными глазами сказал, что всё будет хорошо.

В памяти и забавный случай, как какой-то генерал-майор (наверное, старший на аэродроме) гонял по взлётной полосе, стреляя из пистолета в воздух, задремавшего часового.

Однако при всей той нервной обстановке в аэропорту Грозного, вызванной тревожными ожиданиями и плохими новостями, было место в жизни нашей батарее и маленьким радостям. Так, у матроса Янкина Алексея 11 января случился день рождения.

Герой России Виктор Вдовкин

Из воспоминаний Алексея. «…Вы нас тогда с командиром построили утром в аэропорту и поздравили меня. Я, конечно, не помню, что говорили, но помню, что все стали делать подарки – кто гранату, кто патроны. А еще (Вы даже про это и не узнали) мы тогда нашли на складах в аэропорту коробки с женьшеневой вытяжкой в ампулах граммов по 50, градусов 5, так и отметили день рождения…»

Постоянно работала расположившаяся в районе аэропорта дальнобойная артиллерия, со взлётной полосы взлетали вертолёты, и так как с крыши аэропорта был хороший обзор, было видно, как они бьют по городским кварталам и окружающей Грозный «зелёнке». Огонь с вертолётов был до такой степени плотный и мощный, что казалось – в этой стене огня никто не смог бы уцелеть. В сторону Моздока постоянно отправляли борта с убитыми, ранеными, беженцами. Беженцев было очень много, они прибывали вечером, мало мужчин, в основном женщины и дети, причём славянской внешности было совсем не большинство. Из неспокойной, «независимой» Чечни пыталось перебраться в «большую Россию» очень много представителей коренной национальности.

Где-то тринадцатого января на аэродром приземлился первый военно-транспортный самолёт, кажется, это был Ан-12.

В памяти от первых дней пребывания в Чечне остался вечерний разговор с двумя офицерами-дозиметристами одной из воинских частей, базировавшихся в районе аэропорта, рассказы которых про «новогодний штурм» лично у меня пробуждали противоречивые чувства: и страх, и смятение, и желание отомстить за погибших товарищей, и выполнить воинский долг. Кстати, именно от этих офицеров мы впервые услышали о потерях во время новогодней ночи Майкопской бригады.

Эти же офицеры много рассказывали о так называемых «белых колготках» – латышских и украинских снайперах-биатлонистках. Рассказывали они нам о молодых офицерах-смертниках, которые после гибели всего личного состава в одиночку выходят ночами в город и мстят за своих бойцов. Конечно, в этих рассказах было много из военного окопного фольклора, но и правды тоже было достаточно…

Рано утром 14 января к выходу в город стала готовиться вторая рота нашего батальона. Я перед их уходом успел пообщаться с командиром роты Виктором Шуляком, его заместителем Николаем Сартиным и командиром взвода Сергеем Баковым. Ребята спросили о наличии лишних гранат к подствольным гранатометам, пришлось им отказать, у самих их было немного. С Николаем это был мой последний разговор. На прощание мы просто пожали руки друг другу, пожелали нам всем удачи. Я, как всегда, сказал что-то смешное, Коля и Сергей улыбнулись в ответ, Витя что-то не менее смешное ответил, сказав, что они нас будут ждать в городе.

Герой России Виктор Шуляк

А уже во второй половине дня, ближе к вечеру отправлялась в Грозный и наша миномётная батарея. Я успел быстренько подняться на крышу здания аэропорта и снять себе на память висевшее там красное знамя, которое стало моим единственным трофеем в нашей военной компании.

И вот она дорога в город. Иначе как с «дорогой смерти» этот путь из аэропорта Северный в столицу «независимой Чечни» в тот январский вечер у меня не ассоциировался. Батарею загрузили в два КамАЗа. Ещё при посадке в автомобиль мы обратили внимание на вмятины на двери: водитель объяснил, что был взрыв, и осколками побило кабину. Мы с нашим старшиной Валерой Костериным сидели в кабине первого грузовика и, так же как по пути из Моздока в Грозный, всю дорогу просто не могли разговаривать, смотрели и молчали. Чем ближе наша колонна приближалась к городу, тем чаще и громче были слышны выстрелы всего, что может стрелять и уже в самом городе всё это слилось в гул от стрельбы, от работающих двигателей и пролетающих вертолётов и самолётов.