Не оглядывайся вперед

Не затем, чтобы поодиночке не,

А чтоб нечем было крутить приё!

Я кон-крет-ноу… ноу-ноу-ноу!

Хе-ге-гей!

Веселый sale!..

Веселый sale!..

Веселый sale!..

Как-то не рассчитывая на бешеный успех этой вещи, уже на следующий после премьеры наших «Роллингов» день мы с Оликом на набережной весело переглянулись, услышав из плывущего нам навстречу магнитофончика:

Я кон-крет-но – за де-фект шин…

Популярность обеспечивается количеством включенных на концерте магнитофончиков!..

***

На репетициях я присмотрелся к «Яну»: симпатичнейший паренек… и в самом деле… Выделяется в нашем «бурном море». Ля тоже, вроде, из нормальных, но… корчит рожи за своим фоно. Мы же с Мэтью и Оликом на фоне «Яна» – веселые шизофреники. И здесь, и на сцене. Д-да… Я начинал понимать Светлану…

И если б только ее…

Но откуда наш новый босс узнал?! Если Ля с Мэтью до сих пор не знают… Или знают?.. Кто-то из них двоих с ним общается?.. Потому он и в курсе того, что творится у нас в подвальчике?.. Не может быть… Но кроме них и нас с Оликом там же, в подвале – никого (Яна – не в счет)!.. Жучки поставили?.. Зачем?.. Мы ведь всё оттуда, из подвала, прямиком на сцену тащим – на фига еще жучки?.. Ну, почти всё… Да!.. возможно, интересны наши закулисные дела… Жучки не найти… Схлопнуть рты?.. Вот тебе и «вышли обновленными и свободными»!.. На то, может быть, и рассчитано: в подвал – жучки, за кулисы – Александра Александровича. Тогда и перестановка Светланы объясняется безо всякого Валентиновича.

Всему ищи простые объяснения…

Восемь вещей – с учетом вспышек зрительского энтузиазма и все удлиняющихся импровизаций Олика и Ля – полноценное концертное отделение. «Smoke on the water» шел теперь после «Set me free» и «Satisfaction», вследствие чего на «Алконавте Моне» эмоционально опустошенные молодеченские сидели смирно (а может, и впрямь держали слово). Магнитофоны в зале крутились на каждом концерте (фирма «Мелодия» на наших пластинках обанкротилась бы).

– Что, Яна, – нам, как всегда после концерта было домой по дороге, – устала?..

Она расплакалась на моем плече.

– Ну… ну… ну… Если пауза нужна, мы всегда можем раз-другой обойтись без ритм-гитары… и вокальное трио в дуэт превратить… а ты отдохнешь… Ну, нужна?.. пауза?..

– А товарища Сан Саныча в жабу превратить можно?

– А что такое?

– И Олика – в Болека, желательно, тоже.

Я, оказывается, много чего упустил…

Из расспросов выяснилось, что оба достали Яну сверх всякой меры: один – намеками на разоблачение, другой – немыми вздохами. Не знаешь, что хуже. Первый согласен на «усики не снимать». Второй… второй предлагает бежать с ним на молодеченскую веранду. На полном серьезе. «Будешь примой… звездой…»

– Миша… мне никто кроме тебя не нужен…

Доигрались.

Допелись.

«Золотые денечки».

Коллектив на грани развала. Девчонка замордована. Причем, мной больше, чем Сан Санычем-жабой и Оликом-Болеком. Я же не сволочь, понимаю. Яна Светлане даст сто очков вперед. Но мои сто очков – назад. Хорошо еще, что хоть об этом Яна не знает. Что делать?..

– У меня для тебя…

Она доверчиво подняла глаза…

– …есть партия, сольная, без бэк-вокала вообще… Маккаферти хочешь? Прямо на твой голос…

…потускнев, опустила…

***

«Love hurts» Маккаферти – в работе, партии с записи «Nazarets» сняты и перенесены на наш инструмент. Вместо текста мычим пока «рыбу», типа: «Мак-ка-фер-ти, нас про-свети, пошли нам знак за про-сто так…» и «Санька-фин в окно полез – знать, любви вселился бес»… Впрочем, эти самые «рыбы» у нас частенько доживают до сцены…

Очередной ДК.

Очередной концерт.

«Ян» на сцене жмется поближе ко мне. Подальше от Олика (как я раньше не замечал?..). После концерта в гримерке не отходит от меня. Идет со мной в мужской туалет (ну, это понятно). Внутри пусто… кабинки открыты: никого… Я не в состоянии предотвратить этот ее поцелуй… совер… шенно не в сос…тоянии его пре…рвать… Сделать это может только кто-то скрипнувший наружной дверью (перед ней еще – внутренняя)… пожалуйста, кто-нибудь, наконец сделайте это!.. войдите!.. что и происходит… но под скрип наружной двери нам с Яной легче не разъединиться, а – ввалиться в кабинку… Держа дверь за ручку, я осторожно подвигаю задвижку… В общей полутемени мои ноги под дверью снаружи явно невидны… потому что, то, что мы с Яной слышим, ни на какого свидетеля не рассчитано…

– Значит, так! – Олик. – Или ты от нее отваливаешь, или…

– Или что? – Александр Александрович. – Дядюшке пожалуешься? Думаешь, дядюшка только и ждет, как, сидя у него на шее, ты в его же квартиру приведешь деваху, из-за которой он вместо Светланы меня назначил?.. Так Николай Николаевич сам мне за рюмкой, смеясь, излагал, как Валентина Валентиновича подружка в девку переодетую втюрилась! А узнал он об этом явно от тебя, больше не от кого… И о том, что у вас в подвале творится, узнаёт. От тебя. Да-да, по-родственному… конечно… мг… Слушай, Ольгерд, заканчивай этот круговорот фигни в природе. Ей-богу, не стоит оно… твоего беспроблемного существования. Ты солист, лидер, занимаешься любимым делом…

– Я тебе, ять!..

– Ну-ну-ну… А вот это я тебе не советую… Хлопот не оберешься. Я побои сниму, Николаю Николаевичу изложу, а свидетели подтвердят (подтвердят, не беспокойся). Так что, или ты? от нее отваливаешь, или… или всё это: побои, свидетели, Николай Николаевич, – всё это я тебе гарантирую и без твоего участия… Думаешь, это ты меня сюда заманил? Это я тебя заманил. А мои ребята стерегут, чтоб никто не вошел… и чтоб побои мои обеспечить… Чувствуешь, как поменялась ситуация?.. Ты можешь решить, что раз так – чего же церемониться, не лучше ли меня отмудохать?.. У отмудоханного (заметим, тобой или моими парнями – без разницы) – у меня как раз и появятся шансы (женская психология). А вот любой решающий проблему кулаками – для Яны совершенное не то… Да?..

– Думаешь, я хоть одному твоему слову поверил?

– Насчет моих парней? А ты дверь эту прикрытую открой… Ну, что теперь?..

– Выходи, падла!.. – врезал Олик ногой по нашей с Яной запертой двери.

– Чтоб мой свидетель сам себя засветил!.. Не-е-ет… – засмеялся Александр Александрович. – У меня, как видишь, всё схвачено. Все что тебе остается – плюнуть на эти дела и отвалить. Ты ведь парень умный… такого дяди племянник…

– Я плюну! Только не на эти дела, а…

– И этого не советую. Мой хлопец… тот, что за этой дверью… умеет работать, совершенно не оставляя следов. Сильно пожалеешь… Так что у тебя нет выхода…

Проскрипела наружная дверь… Все стихло.

Я отодвинул задвижку. Своей рукой Яна прижала мою, лежащую на дверной ручке. Я приобнял ее: она дрожала…