Евангелие от Святого Духа

Матвей Матвеевич цыкнул взглядом, и один из бугаев, вытащив кинжал, кинулся к говорящему и перерезал ему горло.

– Жалкая кучка отщепенцев, – с горечью произнес Матвей. – До сих пор смеет распространять клеветнические слухи, будто бы наша великая страна как-то зависит от Римской Империи. Пусть полученные этими предателями тетрадрахмы станут у них колом в горле! Эти свиньи либо будут ликвидированы нашими патриотами, либо загнутся сами!

– Римляне – гои! – закричали в толпе. – Октавиан – чмо!

– Оккупация Иудеи? Не смешите наши катапульты! – заржали с другой стороны. Иосиф, которого до сих пор держали за ворот, про себя отметил, что народный гнев был непривычно рукотворным и явно постановочным.

– Кольцо врагов, в котором находится Иудея, постоянно сжимается, – озабочено произнес Матвей Матвеевич. – Масштаб вызова наших бесчисленных врагов требует от нас такого же сильного ответа. И мы, под руководством Ирода Иродовича, готовы дать такой ответ. Мы готовы к настоящему прорыву! Бог нам поможет!

– Рим – наш! Дамаск – наш! Бог – наш! – заорала в едином порыве толпа.

И без того восторженную атмосферу накалило до предела появление пары безлошадных правительственных колесниц с мигалками на крышах. Из одной вышли рабочие в простых одеждах и безмолвно стали устанавливать странные сооружения, из которых исходили снопы света. Из другой колесницы вышли всенародно любимые волхвы – Соловей, Кисель и Фекалий. При виде них толпа возликовала.

– Я передаю слово совести нашей нации, бесконечно правдивым волхвам, – тепло произнес Матвей Матвеевич под восторженные вопли толпы. Вдруг какой-то оборванец кинулся к его ногам.

– Господин наш! – завопил он. – Простите, я не знаю вашего титула…

– Я подполковник налоговой полиции, – презрительно прошипел Матвей Матвеевич. – мытарь, по-вашему.

– Господин, вы так хорошо говорили про нашу великую страну, – застонал оборванец. – Да, мы могучи и смелы! Но мы нищие, господин! В поте лица мы добываем хлеб свой, в нашем роду никогда не было рабов, но на жалкие подачки, зарабатываемые нами, мы живем хуже последнего римского раба! Мы, конечно, духовнее их, но жрать же хочется, господин! Как добыть нам денег за труд свой?

– Это провокация! Ходите денег, идите в торговцы, – сухо ответил Матвей. – Я и государство вам ничего не должны! Все, я поехал.

– Даже на сына Божьего не взглянете? – удивился осмелевший Иосиф.

– Не стоит, – хмыкнул Матвей. – Свидимся еще…

Амбалы открыли ему дверь колесницы, и он начал усаживаться.

– Хоть медный сестерций подайте, господин! – заплакал оборванец. – Моя жена умирает, мои дети голодают!

– Денег нет, но вы держитесь! – напутствовал провинциальных неудачников столичный визитер и растворился в клубах пыли.

Тем временем, оставив в спальне обессиленную роженицу Марию, трое волхвов вышли к народу с новорожденным сыном Божьим в цепких лапах.

– От Римской Империи останется только вулканический пепел! – вопил волхв Кисель, поднимая над толпой младенца. – Господь нам поможет!

Иисус захныкал и пустил на народ струю.

– Вот так мы поступим с набатеями, карателями и палачами, распинающими наших мирных иудеев! – перенял инициативу волхв Соловей. – Мы уже вернули Дамаск в родную гавань, а через два года иудейский флаг будет развеваться над Петрой! Сын Божий с нами!

– А в Сирии мы уже всех замочили и вывели из нее войска! Слава Богу! – заорал Фекалий. – Кому-то не нравится, что Дамаск наш? Что мы, блядь, великие? Подойди, сука, не ссы! Скольких я зарезал, скольких перерезал, всю жизнь на лекарства работать будешь! Христос с нами! Добро и христианство, ебаный в рот, с нами!

Толпа одобрительно гудела. Волхвы и вифлиеемцы были едины в своем порыве служить нравственности и христианству, а также попутно завоевать весь мир и разгромить загнивающую и бездуховную Римскую Империю, переполненную мусульманами и мужеложцами.

Ночью, когда нищие, несчастные, обманутые и замученные иудеи, упиваясь своим мнимым величием, наконец-то разошлись, уставшие волхвы сели вокруг костра и приложились к бутылкам отборного фалерского вина, закусывая его павлиньим мясом, устрицами и лунным сыром.

– Привет, мальчики! – помахала им вышедшая из хижины Мария.

– Привет, непорочная! – гоготнул Фекалий. – Бухнешь с нормальными пацанами?

– Не до этого мне, волхв, – отмахнулась Мария. – Ты лучше скажи, мне Господь обещал, что вы дары принесете, золото, ладан и мирру. Где все это?

– Зачем тебе дары, малая? – отрыгнул Фекалий и обнял Богоматерь. – Лучший твой подарочек – это я!

Мария деловито врезала волхву промеж яиц. Фекалий взвыл и упал лицом ниц.

– Я тебя пощажу! – плачуще-тонким голосом пропищал он.

– Мария, нам Господь ничего не передавал, – скучающе сказал Кисель. – Мы не ему подчиняемся.

– Мамаша, выблядка своего уберите, он нам сегодня не понадобится, – чуть ли не швырнул Соловей Христа в руки Марии. – Весь хитон мне обоссал, тварь Божья!

– Ах, да! – вспомнил Кисель. – Гонорар за аренду сына Божьего составляет 30 сестерциев в сутки. Получите и распишитесь, мамаша.

– И это все? Вот эта мелочь! – разгневалась Мария. – Да на нее и неделю не проживешь!

– Что вам неделя, Маша? – с недоумением спросил Соловей. – Мы теперь с вашим дитятей каждый день будем по всем городам Иудеи гастролировать, а потом в Галилею поедем! После Галлии – в Римскую Империю, правда, несколько с другим репертуаром. У меня и Киселя там виллы, у Фекалия виноградники. У вас, Машенька, 30 сестерциев теперь ежедневный гонорар, еще и продуктами приплачивать будем! Начинаем христианский чес, Маша!

– Так это совсем другой разговор! – просияла Мария. – Сейчас, я только вещи соберу… Мужа можно не брать?

– Нужно! – убедительно сказал Кисель и положил Марии руку на колено.

***

Иудея, Иерусалим, 33 год от Рождества Христова

В сизую туманную дымку, опоясывающую Иерусалимские врата, вошли осел и ослица. Они были навьючены парой нетрезвых тел – длинноволосым молодым человеком с ухоженной бородкой, одетым в белую тогу, изукрашенную винными пятнами, и его полуголой спутницей, едва прикрытой безвкусным подражанием одежде римских гетер. Их спутники, девятеро чуть более трезвых бородачей, старательно подпевали пьяной парочке, исполнявшей дуэтом «У самовара я и моя Маша». Один из бородачей, одетый значительно изысканнее остальных, следовал чуть поодаль, напевал песенку откровенно пародийно и смотрел на молодого человека на осле с нескрываемым презрением.

– Ваш пропуск, молодые люди, – равнодушно потребовал один из иерусалимских стражников, видавший около врат и не таких чудаков.

– Какой еще пропуск? – гневно взревел наездник осла. – Да вы знаете, кто мой отец?

– Ты что, харя иудейская, сына Божьего не узнаешь? – рявкнул на стражника один из бородачей.

– Филя, не ори, – сжал ревущие виски Христос. – Переборщили мы вчера с превращением воды, явно переборщили…

– Гермес, ты что ли? – вгляделся стражник в Иисуса. – Ослы, небось, как всегда, краденые? Не наворовался еще, божий позор? А ну, пшел отсюда!

– Кто же так встречает сына великого Господа нашего! – раздался громовой глас, и стражник с изумлением обнаружил рядом с воротами правительственную безлошадную колесницу, рядом с которой стоял постаревший и оплешивевший Матвей Матвеевич в сопровождении двух поседевших, но все так же похожих друг на друга накачанных людей в штатских хитонах.

– Уволен, тварь, – коротко бросил Матвей Матвеевич стражнику. Умный стражник, проживший в Иудее много лет, сразу все понял и дал деру.

– Осанна сыну Божьему! Счастлив приветствовать вас в столице, ребе Иисус, – раскрыл объятия Матвей Матвеевич.

– Мы знакомы? – переспросил Христос.

– Еще как! – заулыбался Матвей. – Кто же не знает самого популярного бродячего проповедника в Палестине!